Запретить аборты или все-таки нет. Этот вопрос вплотную лоббирует православная церковь, пробивают в Госдуме. Поговаривают, что уже даже выбраны первые российские регионы — один северокавказский и один центральный, где на прерывание беременности наложат законодательный запрет... И посмотрят, что же из этого получится...
Должно ли быть сделано исключение для изнасилованных женщин, тех, кто ждет ребенка с врожденными уродствами, несовершеннолетних девочек, психически нездоровых будущих мам?
Кто должен решать, что лучше? Врачи? Благотворители? Священники? Чиновники соцзащиты? Или все-таки сами женщины?
Шокирующая история недееспособной москвички Ольги Любимовой (фамилия изменена) длилась почти столько же, сколько и ее беременность.
«Заберите меня отсюда, я вас очень прошу. Я не могу здесь находиться. Пожалуйста, пожалуйста... Меня держат насильно. Я человек, а не животное. Оставьте меня в покое. Сделайте мне аборт. Я вас ради Христа прошу», — непрофессиональная съемка, телефон дрожит в руках, по в вечерних сумерках комнате мечется молодая девушка. Запись сделана 21 ноября 2015 года.
Девушку зовут Ольга Любимова. Ей 26 лет. Здесь она на пятом месяце беременности. Съемка произведена в двухкомнатной квартире на юге Москвы. Хотя сама Ольга постоянный житель московского психоневрологического интерната №30. Юридически она недееспособна. Ее опекуном и выразителем интересов является государство в лице руководства ПНИ №30.
Другая сторона маятника
По мнению директора ПНИ №30 Алексея Мишина, недееспособная беременная Ольга Любимова рожать не хотела изначально.
Общественники в лице кризисного центра для женщин «Дом для мамы», который уже не один год успешно работает как структурное подразделение при Синодальном отделе по благотворительности РПЦ, считают, что Ольгу пытались силой заставить прервать беременность. Что на нее оказывалось давление врачами-психиатрами а они ее спасли, вывезли из интерната, и несколько месяцев потом находящаяся в положении Ольга жила в отдельной квартире под присмотром специально нанятой сиделки.
Именно там и был снят этот душераздирающий ролик: «Кому я плохого сделала? Если я не хочу здесь жить. Не хочу ребенка, то почему меня здесь держат? Я закрываю эту тему. Я хочу в интернат. Я там нужна. У меня постель мягкая. У меня здесь спина болит». Скандал с беременностью Ольги Любимовой вышел за рамки психоневрологического интерната на окраине Москвы, к конфликту были подключены волонтеры, церковь, власти, журналисты, чиновники. Вопрос о том, прерывать ли беременность психически больной женщины, был поднят на самом высоком уровне.
Московский психоневрологический интернат №30 — самый большой в мире. Рассчитан он на тысячу с лишним койко-мест. Гордиться здесь особо нечем, конечно. В учреждении находятся люди с различными психическими расстройствами разной степени тяжести. Как считают специалисты, объединяет их одно — неспособность, за редким исключением, жить самостоятельно. Таковы реалии сегодняшней России.
Хотя, например, в Италии вообще нет психиатрических больниц. Считается, что даже в остром состоянии люди с отклонениями никому не мешают. А в Германии 28-летний пилот Андреас Любиц, находясь в глубоком психическом расстройстве, если вы помните, даже водил самолет. Психиатры, к которым он обращался за антидепрессантами, ничего не сообщали руководству авиакомпании — права личности превыше всего...
Как известно, все это закончилось весьма печально для 152 пассажиров аэробуса, который Андреас Любиц направил прямо в гору.
В последние годы в России в этом плане все тоже стало по-европейски, кажется, что и следов не осталось от наследства советской психиатрии.
...Борьбой за права недееспособных инвалидов озабочены десятки правозащитных организаций, обычным здоровым людям такое участие и не снилось. И это, конечно, правильно. Люди с психическими заболеваниями наконец получили право жить полной жизнью. Конечно, немалое участие в том приняли и общественные правозащитные организации. История беременной Ольги Любимовой, безусловно, могла бы стать показательной в свете позитивных перемен...
Первичное социально-психологическое заключение независимой экспертизы.
Ольга, 26 лет
Интеллектуальная сфера: Обращенную речь понимает, может поддержать диалог на простые темы. Актуальный уровень представлений об окружающем мире ограничен опытом проживания в интернатных условиях. Не может выстроить адекватные причинно-следственные связи. Никаких планов, целей, шагов на будущее обозначить не в состоянии. Самостоятельно в собственной жизненной ситуации не ориентируется.
Эмоционально-волевая сфера: Эмоциональное состояние тревожное. По поводу ситуации с беременностью переживает страх. Оставление ребенка не чувствует как комфортное решение.
Коммуникативная сфера: Неконфликтна. Внушаема, использует чужие мнения как готовые для себя из-за неспособности принимать свои. Зависима, нуждается в поддержке. Абилитационный (адаптационный. — Авт.) процесс для Ольги может занять всю жизнь, сопровождение в первые годы должно быть круглосуточным.
Материнская сфера: На момент интервью Ольга к материнству не готова. Своей материнской роли не понимает, сопротивляется ее становлению. Представлений о том, что нужно делать с ребенком, не имеет и не стремится сформировать.
Бедная Оля
В ПНИ №30 Ольга Любимова попала 8 лет назад, в 18. В общем, обычный путь, дети с отклонением в развитии, живущие в специальных детских домах-интернатах, плавно переходят в интернаты для взрослых. Здесь на казенном положении они могут прожить до самой старости в палате на 4–8 человек.
Ольга со своим психиатром.
Ольга Любимова — роддомовская отказница, не знавшая другой жизни. У нее много сопутствующих диагнозов, но основной по международной классификация болезней — умственная отсталость. Читать и писать Оля умеет. Она даже работала какое-то время на четверть ставки санитаркой-уборщицей в фитобаре в своем интернате. Также за последние годы, согласно документам, девушка четыре раза госпитализировалась в психбольницу с обострениями, они проявлялись в депрессивных состояниях, тревожности, агрессии, демонстративных отказах от пищи.
Возможно, начнись бы ее жизнь по-другому, не откажись от нее родители, была бы проведена вовремя реабилитация, и не писали бы мы об Оле сейчас, но что теперь судить...
Юридически недееспособной Ольга Любимова была признана два года назад в 24 года.
«Общественники ставят это в вину: значит, до этого она была нормальная? Но это рутинная процедура, первое время мы наблюдаем за психическим состоянием человека, может ли он адаптироваться в социуме. При отсутствии положительной динамики инициируем заявление в суд», — раскладывает по полочкам Алексей Мишин, директор ПНИ №30.
Забеременела Ольга в августе прошлого года. Случайно.
«Она только вернулась из Крыма (ребята в сопровождении сотрудников ежегодно выезжают отдыхать на курорты), в интернате встретилась со своим парнем, он живет в соседнем корпусе, и на радостях они... не удержались... Конечно, мы рассказываем им о предохранении, но сами понимаете...» — разводит руками Алексей Мишин.
Беременеть у нас в стране никому не запрещено. И в интернате это случается тоже. Обычно пациентки выбирают аборт, это удобнее, проще и им, и персоналу. Впрочем, бывают и редкие исключения. Так пару лет назад здешняя обитательница родила по своему желанию ребенка, ей восстановили дееспособность, женщина стала жить самостоятельно и отдельно — оставаться в интернате с ребенком запрещено.
Ольга Любимова каких-то вариантов, кроме прерывания беременности, по словам сотрудников ПНИ, не рассматривала. Опекунская комиссия приняла вполне обычное решение направить больную на аборт. На сроке 6–7 недель акушерка, работающая в интернате, повезла ее в Первую градскую больницу. До этого момента все было стандартно и предсказуемо.
Черные тетки
«А дальше, по моему мнению, начались какие-то странные вещи, — разводит руками директор ПНИ №30 Алексей Мишин. — По рассказу Ольги, в приемном покое к ней подошли какие-то «черные тетки», которые начали говорить ей, что аборт — это грех, и если она его сделает, то ее накажут черти. Ее очень напугали. В этой шумихе Первая градская делать аборт отказалась. На следующий день Любимову в срочном порядке выписали. Снова привезли к нам. Я с ней опять говорил, спрашивал, чего она хочет. «Ребенка не хочу», — твердила Оля. Хотели отправлять ее в больницу снова... Но тут на горизонте появляются кризисный центр «Дом для мамы» и Центр лечебной педагогики, они заявили, что мы заставляем Ольгу сделать аборт.
«У девочки должна быть альтернатива. В интернатовских стенах такую альтернативу вы не можете ей предоставить. Она должна уйти отсюда и принять решение сама», — говорит на камеру одна из представительниц кризисного центра. Сотрудники «Дома для мамы» приходили в ПНИ не раз и не два. Беседовали с Ольгой, беседовали с ее лечащим врачом, с руководством ПНИ, устраивали «круглые столы», убеждали, уговаривали, настаивали. Обещали, по словам медиков, что рожать Любимова будет в лучшем перинатальном центре Москвы, что дальше ее и ребенка возьмут под опеку.
«Я хочу закрыть этот вопрос. Хочу аборт», — снова и снова повторяет девушка на камеру. Сначала терпеливо. Потом кричит. Потом перестает реагировать. Если честно, после просмотра этих сюжетов создается такое впечатление, что это какой-то жестокий эксперимент. Но кто его ставит и над кем?
Заместителю руководителя
Департамента труда и социальной
защиты населения города Москвы
А.В.Бесштанько
«...15 октября 2015 года Любимова Ольга Сергеевна была освидетельствована комиссией врачей Департамента здравоохранения Москвы в составе д.м.н. профессора Шибановой Н.И., д.м.н. профессора Ротштейна В.Г., к.м.н. Шмилович А.Л., к.м.н. Коровякова, врача-психиатра Соловьевой Н.В., врача-психиатра Загиевой В.В. Комиссией вынесено заключение: 1) желание прервать беременность Любимовой О.С. является однозначным, не подлежащим корректировке и обсуждению. 2) При сохранении беременности у Любимовой О.С. не исключено суицидальное поведение. 3) Оказать содействие в прерывании беременности Любимовой О.С.».
«Почему же вы, официальный государственный опекун Любимовой, не прекратили общение с благотворителями, если считали, что они не правы?» — интересуюсь я у Алексея Мишина. «Я, как и был должен, проинформировал руководство Департамента труда и социальной политики Москвы о сложившейся ситуации. Так как общественники были весьма настойчивы в своем стремлении заботиться об Ольге и ее будущем ребенке, то было принято решение пойти им навстречу и предоставить девушке двухнедельный отпуск, который она проведет у представителя кризисного центра «Дом для мамы».
— Почему решение о прерывании беременность Любимовой не решалось через суд, как предлагал «Дом для мамы»?
— Потому что существует вполне конкретное разъяснение Департамента Здравоохранения Москвы городским больницам. Если возникла такая ситуация, что проживающая в ПНИ недееспособная хочет ребенка, а администрация интерната против, то в таком случае нужно решение суда. У нас есть заявление Ольги о прерывании беременности, мы тоже с этим согласны. С чем идти в суд?
Регламент предоставления краткосрочного домашнего отпуска Любимовой был согласован. Также, по словам Алексея Мишина, руководству ПНИ №30 пообещали, что в самое ближайшее будущее девушке найдут временного опекуна.
Потенциального попечителя психиатрам показали, это была москвичка Наталья Токарева. Однако оформления взаимоотношений между Токаревой и Любимовой дело не дошло... «Женщиной не были собраны для этого все необходимые документы», — утверждают в ПНИ №30.
Еще одного возможного опекуна Махалову Л.В., чья кандидатура прошла согласование в опеке, завернули надзирающие органы — прокурор Чертановской межрайонной прокуратуры своим решением от 10 февраля 2016 года наложил протест на передачу Махаловой Л.В. недееспособной Любимовой О.С.
«Дом для мамы» полагает, что им целенаправленно ставили палки в колеса. Однако, договоренность о гостевом отпуске осталась в силе.
«Ольгу отвезли в квартиру несостоявшегося опекуна Натальи Токаревой. Там ее никто не обижал. Ее кормили. За ней убирали. К ней периодически приезжал ее парень Саша. Но оставаться в этих стенах Ольга не хотела категорически. Об этом она говорила и кричала не раз. Я думаю, что такая реакция могла быть из-за того, что она была насильственно вырвана из привычного окружения, надо также понимать, что человек психически болен», — рассказывает Инна Овечкина, сотрудница интерната, которая навещала Ольгу.
На седьмом месяце у молодой женщины заболел живот, и попечители отправили ее на сохранение, где обычные врачи поставили под вопросом внутриутробную задержку развития плода и тут же отзвонили в интернат: на каком основании недееспособная находится у посторонних людей? Полиция привезла девушку в ПНИ. Был, как и положено, составлен акт приема-передачи Ольги Любимовой обратно.
В Дипартамент
«Я Оля Любимова из интерната. помогите мне. Меня возят из одного места в другое. Из интерната привезли в дом для мамочек потом возили в больницы. В четверг полиция привезлав интернат. Говорят что меня еще кудато повезут. достали уже. я устала и всем говорю что я ни куда не хочу. Хватит миня я всех уже боюсь. Никого нехочу видеть. Мне хорошо с девушками в Интернате. аставьте меня в пакое».
(орфография сохранена)
Уполномоченному по правам человека
в Москве Потяевой Татьяне Александровне
(заявление написано при помощи персонала Боткинской больницы, куда Ольгу доставили на сохранение)
«Меня в квартире не выпускают на улицу, дышу я только в открытое окно и курю. Я не ем, пью много кофе, хочу, чтобы ребенок умер от голода, бью себя по животу, не хочу рожать. Почему меня никто не слышит. Мне сказали, что приложат все усилия, чтобы меня не вернуть в интернат, пока я не рожу. Врач Боткинской больницы меня очень жалеет и говорит, что же с тобой делают. Если вы меня не спасете, я покончу с собой. ХОТЬ ВЫ БУДЬТЕ ЧЕЛОВЕЧНЫ. ПРОШУ ВАС».
Прошли сроки для обычного аборта. И 21 неделя, когда беременность прерывают по медицинским показаниям. Стало понятно — всеобщими благими усилиями Оля Любимова будет рожать.
Возвращение
Недоношенный на 34-й неделе беременности мальчик по шкале Апгар 7/8 увидел свет 31 марта в обсервации (у роженицы гепатит С) районного роддома. Пафосный перинатальный центр остался несбыточным обещанием. В списке противопоказаний к нахождению в той клинике было прописано: «психические заболевания».
Судьбу Ольги решали много раз и многие люди. Врачи с представителями кризисного центра.
После выписки Ольга вернулась в интернат одна. Как и она сама когда-то, ее ребенок тоже пока находится на попечении государства.
«Лично у меня сложилось такое впечатление, что после родов судьба Ольги перестала кого-то волновать», — уверяет меня Алексей Мишин. Он, что удивительно для врача-психиатра, встретиться с журналистом «МК» согласился сразу. Сказал, что его достала эта ситуация, давление со всех сторон, бесконечные общественные проверки, статьи в прессе, будто они в интернате держат беременных как в тюрьме, а также заявления против интерната в органы — Чертановскую межрайонную прокуратуру, в Следственный комитет.
...Насколько нам известно, ситуацией с Ольгой Любимовой уже заинтересовались и в федеральном Министерстве труда и социальной политики. Не исключено, что прецедент с этой молодой женщиной может послужить причиной для внесения поправок в Закон «О психиатрии», касающегося государственного опекунства над душевнобольными недееспособными людьми. Может ли быть их опекуном только заведение, психоневрологический интернат, где он проживает? Или во избежание злоупотреблений надо присматривать за психическим больным сразу всем миром?
Вот только не разорвут ли семь нянек, чиновники, психиатры, правозащитники, благодетели дитя на части своей усиленной заботой?
Не навредить
Да, я тоже против абортов и за рождение желанных и здоровых малышей. За то, чтобы их мамочки были счастливы. А наши психоневрологические интернаты перестали быть самыми большими в мире.
И я знаю, что очень многое для этого делали и делают за свои средства благотворительные организации. Но вот могут ли они на этом основании диктовать свои условия остальным, на которых государством возложена обязанность заботиться? И прежде всего, не будучи специалистами, профессиональным психиатрами?
«После родов Ольга Любимова находится на грани нервного срыва. Я не исключаю, что для стабилизации ее состояния может потребоваться госпитализация в психиатрическую больницу, — говорит Алексей Мишин. — Скажу честно, я ничего не имею против чужих благих помыслов, но положение зашло в тупик. По моему мнению, общественники, желая спасти Ольгу, просто не учли уровень своей компетенции. Оле требуется круглосуточное медико-социальное сопровождение. К сожалению, больным с такими особенностями психики и развития, как у Оли, одного человеческого участия недостаточно. И когда говорят о свободе ее воли и выбора, как мне кажется, ее спасители признают только тот выбор, который сделали за нее сами», — считает Алексей Мишин.
— А мне вы покажете Ольгу?
— Даже можете с ней поговорить.
...Несколько гектаров леса. Яблоневый сад, который зацветет уже в мае. Административное здание в центре участка, тут же по периметру разбросаны жилые корпуса. Есть КПП. Но, как говорят сами проживающие, в магазин их по разрешению врачей отпускают. Можно гулять. Можно не гулять. Кататься на велосипеде или не кататься. Играть в волейбол и футбол. Курить. Кормить птичек. Убирать территорию или сидеть на скамейке и вообще ничего не делать. Так что свобода выбора на первый взгляд соблюдена.
В самом отделении, где проживает Ольга, сделан ремонт. Пять ее подруг буквально вчера на свои средства (накопленная за год пенсия и подработка в самом интернате) уехали отдыхать на Гоа, разумеется, с сопровождением.
«А ты ко мне еще придешь?» — вдруг прислонилась к моей руке чья-то ладошка. Я аж вздрагиваю. Совсем юная девочка с огромными глазами. «Это Кристина. Она живет у нас уже 15 лет», — объясняет сотрудница ПНИ. «Так ей на вид не больше 20», — я недоумеваю.
«Да, многие из них выглядят моложе своих лет. Если жить, не задумываясь над проблемами, которые мучают нас, то можно долго не стариться».
«Нет, Ольга Любимова не такая, да вы сейчас сами все увидите». Приводят Ольгу. Первое, на что я обращаю внимание, что у нее двухцветная голова. Верхняя часть — черная. Хвост — желтый. «Не хочет краситься после родов», — объясняют мне. Оля страшно худая и сильно косит. И то, что у нее психическая патология, увы, видно сразу.
— Я твой друг и не причиню тебе вреда, — невольно замечаю, что начинаю с ней сюсюкать.
— Не хочу, — мотает головой Оля. — Я устала. (Мат.) Ничего не хочу. Я уже со всеми говорила. Хочу остаться здесь. Мне здесь хорошо. Я раньше любила бегать, бегала много на соревнованиях. Сейчас не хочу. Видеть Сашку (отца ребенка. — Авт.) не хочу. Заберите вы свои конфеты (это мне. — Авт.), я такие не ем...» — смотрю на сопровождающую сотрудницу, та разводит руками. Спрашиваю про ребенка. — Все. Вопрос для меня закрыт, — встает со стула Ольга и выбегает из комнаты.
«Это вы еще хорошо поговорили, — вздыхает сопровождающая. — Удастся ли привести ей покой?»
«Ты ко мне вернешься?» — провожает меня из отделения 33-летняя девочка Кристина. Жалко ее до слез. Но я боюсь сказать ей даже слово. Боюсь быть доброй, потому что не знаю, что в этих стенах значит добро. Боюсь навредить.
В роддоме сына Ольги записали Григорием, хотя она хотела, чтобы назвали его Федором. Из-за проблем со здоровьем месячный отказник пока еще лежит в больнице.
В «Доме для мамы» говорят, что ребенку уже нашли хорошую приемную семью — того самого несостоявшегося опекуна Наталью Токареву, которая предоставила для проживания во время беременности Ольге свою квартиру.
Как сложится судьба самой молодой мамы, пока неизвестно. Но благотворители надеются, что им удастся воссоединить Ольгу с сыном.
В кризисном центре «Дом для мамы» согласились дать комментарий «МК», но с условием — перед выходом публикация должна быть согласована.
По лестнице поднимаются тихие улыбающиеся женщины с грудничками . «Сейчас у нас живут десять мам, попавших в трудную жизненную ситуацию, — говорит Мария Студеникина, директор «Дома для мамы» православной службы «Милосердие».
«О нас узнают в роддомах, в храмах лежат листовки. Мы открытая организация и готовы к сотрудничеству со всеми»,— при разговоре кроме директора центра Марии Студеникиной присутствуют Наталья Старинова, старший юрист синодального отдела по благотворительности Московского патриархата и пресс-секретарь отдела Василий Рулинский.
«Самое главное в этой истории — понять, что в утробе женщины зародилась жизнь, — считает Василий Рулинский. — Ребенок такой же человек, как и мы с вами. Он имеет право жить. Мы стремимся помочь женщине сохранить беременность, поэтому Церковь организовала более 60 центров гуманитарной помощи, 29 приютов для женщин.
— Как вы вмешались в ситуацию с ПНИ?
— Наши сестры милосердия помогают в 1-й Градской больнице. Там мы впервые увидели Ольгу, — продолжает Мария Студеникина. — Ольга нам сказала, что она не хочет делать аборт. Потом поведение ее поменялось, она сказала, что если оставит беременность, то ее будут ругать в ПНИ — так что первопричину всего следовало искать в той системе, где она существовала все эти годы, говорила не то, что хотела, вела себя не так, как могла бы вести.
— Может быть, такое поведение связано и с ее психическим расстройством?
— Вполне вероятно. Руководству интерната она говорила одно, нам — другое. По закону, если недееспособная не может четко выразить свою волю, аборт можно сделать только по решению суда по заявлению ее законного представителя с участием самой недееспособной. Насколько нам известно, на аборт Ольгу направляли без решения суда, — говорит юрист Наталья Старинова.
— Мы готовы были пригласить психиатра для Ольги, — продолжает Мария Студеникина. — Мы отыскали двух женщин, которые подали документы на оформление опеки — а уж поверьте, не так легко найти тех, кто готов ухаживать за взрослой недееспособной беременной. Мы предлагали заключить соглашение о сотрудничестве с ПНИ №30, согласны были сопровождать других их беременных мамочек. Но они наотрез отказались от помощи, вместо этого нам предложили странный формат гостевого режима для Ольги. В котором мы и вынуждены были пребывать все эти месяцы.
— Я разговаривала с самой Ольгой, видела съемки, где она кричит о том, что хочет сделать аборт. У вас есть документальные доказательства вашей правоты?
— Согласитесь, сложно представить, что сестры милосердия будут приходить в больницу с диктофоном и что-то записывать, — замечает Василий Рулинский.
— Что касается видеозаписи, сделанной в интернате, то есть основания полагать, что Ольгу заставили выучить эти слова, — продолжает Мария Студеникина. — Мы прекрасно понимаем, что Ольга — непростой человечек, но в глубине души она умеет любить. Например, когда она жила в квартире, находясь на гостевом режиме, то по ночам, и за этим наблюдала сиделка, пеленала, укутывала, закрывала одеяльцем собачку хозяйки. И это человек, который никогда не видел маленьких детей и не знает, как с ними обращаться. Если Ольга примет решение быть со своим новорожденным ребенком, конечно, мы ей в этом поможем. Главное, что мы обеспечили Ольге свободу выбора, которого до этого у нее не было... И что ребенок все же появился на свет.
