Из СИЗО «Матросская тишина» на днях по «скорой помощи» экстренно госпитализировали заключенного с последней стадией рака. Худющий, истлевший как свеча, он едва шевелился, но старался улыбаться. Благодарил всех за то, что его (так он думал) отправили на медкомиссию. Он верил, что сейчас решится вопрос о его освобождении.
Но нет, ни на какую комиссию его не везли. И не повезут.
Московских заключенных после ареста главврача единственной во всем городе тюремной больницы Александра Кравченко, по сути, перестали «актировать» и направлять на диагностику и лечение в гражданские специализированные клиники. Тюремные медики боятся тех же самых обвинений в подкупе «за улучшение условий содержания», что предъявили ему. Это полная победа следствия, которое всегда грезило возможностью определять судьбу тяжелобольных заключенных.
В этой истории переплетено множество сюжетных линий, а в качестве героев фигурируют известные сидельцы. Есть в ней место и тюремным интригам (все страшное начинается, как писал великий писатель Сергей Довлатов, с обыкновенных доносов), и даже… секс-скандал.
Как больной заключенный может получить долгожданную свободу и кто те люди, которые решают судьбы безнадежных арестантов и проявивших к ним милосердие тюремных врачей, — в материале обозревателя «МК», члена ОНК Москвы.
Наследие «доктора зло»
2014 год.
Эту историю нужно начинать издалека. Много лет назад единственную в Белокаменной тюремную больницу (она на базе «Матросской тишины») возглавлял врач, которого заключенные прозвали «доктор зло». Когда он ходил по камерам вместе с нами, членами ОНК Москвы, то почти про каждого пациента говорил, что он симулянт.
«Посмотрите, этот человек парализован», — говорили мы про очередного больного. «Симулирует», — твердо отвечал «доктор зло».
«Посмотрите, этот заключенный ничего не ест. Пища не проходит».
«Проходит. Я в дверной глазок видел, как он булочки по ночам трескал», — не моргнув глазом мог соврать «доктор зло».
«А этот говорить не может, только шипит из-за опухоли в горле».
«Этот? Трагикомедию ломает!»
На все обращения правозащитников не то что не реагировали — их ФСИН категорически опровергала. А потом, помню, случилось то, что называют фатумом: прямо во время пресс-конференции, где «доктор зло» рассказывал о качественном лечении, умер заключенный-предприниматель.
Зато никаких вопросов к нему у спецслужб и следствия никогда не было. Они знали: при этом докторе заключенный может освободиться только «ногами вперед». Хотя справедливости ради скажу, что мы добились освобождения парализованного парня и он благодаря этому до сих пор жив.
И все же вскоре главврач покинул свою должность. На его место приходили другие, но долго не задерживались. Многие элементарно не выдерживали нагрузки. Только представьте: сотни страдающих ВИЧ, туберкулезом, гепатитом, с онкологией и прочими серьезными недугами. И всем нужны лекарства, которых нет, все требуют диагностики, которой тоже нет. Больные стонут, их родные и адвокаты жалуются, прокуратура лютует. В итоге с теми главврачами, которые задерживались в больнице, быстро происходила профессиональная деформация: они так же, как «доктор зло», начинали жалеть таблетки, отказывали в вывозе на диагностику в гражданскую больницу и в каждом умирающем видеть симулянта.
А потом ситуация изменилась. Врачей стали наказывать за смерти пациентов. Во ФСИН ужаснулись показателям, приняли меры. И хорошие врачи стали подтягиваться в «Матроску». А потом появился и доктор Александр Кравченко. Благодаря ему в тюремной больнице стали проводить по 200 операций в год (до него — меньше 10, а в иные годы — всего по 3). Он поразил нас тем, что всегда объективно описывал картину состояния заключенного. Правозащитники ему доверяли даже больше порой, чем пациентам, которые могли и «накрутить» себя, и напрасно цепляться за свою хроническую болезнь как за шанс оказаться на свободе. Вот, к примеру, говорит один: «Чувствую себя намного хуже! Все органы отказывают». Кравченко спокойно: «Показатели не изменились, но и положительной динамики нет». А еще мог он в сердцах ругнуться, когда привозили из суда очередного арестованного на инвалидной коляске. Кравченко не был героем, он не клал себя на алтарь борьбы за права больных заключенных. Но в наше время быть разумным, нормальным — уже геройство.
Кравченко много раз просил нас обратить внимание, что в единственной в Москве тюремной больнице нет ремонта во многих палатах-камерах (и они такого вида, что, попадая туда, умереть хочется, а не выздороветь), что никак не купят аппарат МРТ или КТ. Он прямо говорил о проблемах больницы, для чего требуется определенная смелость.
А вообще складывалось ощущение, что держать больницу в запущенном состоянии выгодно правоохранительной системе. Тогда больные заключенные согласятся дать любые показания, только бы их вывезли на диагностику и лечение в гражданскую клинику или признали у них наличие заболевания, препятствующего содержанию под стражей («актировали»).
И вот мы дошли до самого главного.
«Актировка». Это слово известно, пожалуй, каждому заключенному. Актировать — значит признать официально, что есть заболевание, входящее в утвержденный постановлением правительства №3 перечень недугов, препятствующих содержанию под стражей. Процедура такова: сначала заключенного из любого СИЗО отправляют в тюремную больницу, там консилиум врачей приходит к выводу — есть ли основания полагать о наличии заболевания. Потом консилиум за подписью начальника больницы отправляет заключенного на медосвидетельствование, которое обычно проходит в горбольнице №20 (в случае онкологии — в городской онкодиспансер №1). Если медкомиссия выносит положительнее решение, то документы отправляются в суд. И только Фемида выносит окончательное решение: освобождать или нет.
У нас, правозащитников, было два главных вопроса к Кравченко. Почему долго не вывозят в гражданские больницы на диагностику и лечение? Почему мало больных направляют на обследование по постановлению №3? Мы не раз говорили: «Почему вы боитесь ответственности направлять на «актировку»? Ведь наличие препятствующего содержанию под стражей заболевания устанавливает комиссия гражданских врачей, а решение об освобождении по нему — суд».
«Вот увидите, в случае чего достанется нам», — отвечали врачи.
И мы увидели.
«Своей смертью он нас спас»
2020 год.
Летом врачей больницы «Матросской тишины» вызвали на допрос, в их кабинетах прошли обыски. Одновременно следствие «тряхнуло» городской онкодиспансер (ОКД) №1. И тюремные, и гражданские доктора были в ужасе.
Шумиху поднял вроде как конкретный заключенный Александр Бояршинов. Пожилого мужчину задержали в Москве по подозрению в двойном убийстве, совершенном аж в 2013-м в Амурской области. Его дело вел центральный аппарат СК. Но рак съедает и тех, кто на особом контроле у Следственного комитета. Бояршинова вывезли в онкодиспансер №1, тот подтвердил диагноз «онкология мочеполовой системы». Вернули в «Матросскую тишину», но рак не отступал. Было совершенно очевидно, что у Бояршинова болезнь, которая входит в перечень недугов, препятствующих содержанию под стражей. Мы, члены ОНК, не понимали, почему его не «актируют». Чтобы обратить внимание на тяжелую ситуацию, я написала о нем, а также еще о восьми других онкопациентах-заключенных в «МК». Наконец, гражданская медкомиссия установила факт заболевания по ПП №3, но последнее слово ведь за судом. Чтобы он вынес решение, ему нужны медицинские документы. А их держал у себя следователь.
Мне сложно сказать, что было в голове у этого следователя. Может, жизнь человека он оценил дешевле, чем важность конкретного уголовного дела (вряд ли думал, что тяжелобольной сбежит, тем более что загранпаспорт у него изъяли). Может, он не осознавал тяжести болезни подследственного. А может, его намеренно кто-то ввел в заблуждение, что никакого рака у Бояршинова нет, а медики установили диагноз «за деньги»? Последнее, вероятно, и объясняет обыски и допросы врачей. Следователи изъяли медицинскую карту Бояршинова. А потом оказалось, что под прицел попала не только его история болезни, но и другие. Врачей заподозрили в том, что они «утяжеляли» диагнозы заключенным, без достаточных оснований направляли в гражданскую больницу на «актировку».
Все происходящее так потрясло медиков, что тюремные врачи стали реже отправлять онкобольных на освидетельствование, а гражданские старались запрашивать так много бумаг и анализов, чтобы как можно реже видеть у себя заключенных.
— Мы все волновались, потому что не знали, чего еще ждать, — говорит один из врачей (имя просил не упоминать). — Следователи нас запугали. А потом нас всех «спас» Бояршинов… Он умер в декабре 2020 года, то есть через полгода. Так нехорошо говорить, но своей смертью он подтвердил, что тяжело болел и что мы были правы, когда рекомендовали его «актировать».
Вообще, если честно, мы думали, что за смерть Бояршинова понесет ответственность следователь (это ведь он не дал ему шанса на спасение, препятствовав освобождению). И уж точно не сомневались, что перед врачами, которых допрашивали и обыскивали, извинятся. Но ничего из этого не произошло.
А произошло совсем другое.
Секс или безумие в «Матросской тишине»
Тот же 2020 год, но тремя месяцами раньше.
Допросам и обыскам, как выяснилось, предшествовало обращение, которое поступило во ФСИН и спецслужбы. Его автор — заведующая терапевтическим отделением, на которую, как и на любого врача, периодически поступали жалобы. Пациенты жаловались на то, что она якобы плохо лечила, врачи — что якобы скандалила. Кравченко как-то в сердцах сказал, что устал от нее. Потом случился инцидент с начальницей дерматологического отделения, после которого та даже ушла на больничный. Обсуждался вопрос о возбуждении уголовного дела. Но в итоге нервного терапевта простили, сославшись на то, что она многодетная мать. Перед увольнением женщина написала те самые обращения, причем вроде как от коллектива. Вот несколько цитат (орфография сохранена):
«Кравченко осуществляет безнравственное поведение по отношению к женскому личному составу, в принудительной форме предлагает половые сношения, а если женщина отказывается, он пытается от нее избавиться, выгоняет со своего рабочего места. На рабочем месте осуществлять половые отношения не скрывая это!!!»
Обвинений там много, и главное — Кравченко якобы берет взятки от заключенных-больных. Сказано там, что за деньги фальсифицируются диагнозы, больные снимаются с этапов, направляются на медосвидетельствование, оставляются в больнице на длительный срок. Суммы взяток не озвучиваются, обстоятельства, при которых их дают, — тоже.
— Ни к кому из женщин Кравченко никогда не приставал, — сказала мне сотрудница (ФИО просила не упоминать). — Мы даже посмеялись, когда нас стали о таком спрашивать во время разных проверок. Он семьянин, у него трое несовершеннолетних детей, самому маленькому три годика. Ну и остальное очень уж бредово все звучит. Ну, например, про то, что Кравченко занимал нам деньги, а потом мы были у него в зависимости и выполняли его поручения. Такое даже комментировать трудно. Тем более мы же автора жалобы отлично знаем…
И тем не менее это обращение стало поводом для проверки. Какие-то нарушения нашли (а их не может не быть с учетом проблем больницы). Но ни информация о принуждении к сексу, ни о якобы имевших место взятках не подтвердилась.
В итоге врачи немного успокоились. Больница заработала в обычном режиме.
— До Кравченко доходили слухи о том, что по нему «работают», — рассказывает один из сотрудников. — Но он только смеялся: «А за что меня сажать?» Мы все тоже в итоге выдохнули. Сажать доктора, на наш взгляд, действительно совершенно не за что.
Как больница моргом стала
19 января 2022 года.
СМИ облетела новость о задержании главврача тюремной больницы Александра Кравченко. Следствие ему вменило сразу две статьи УК — «Получение взятки» и «Превышение должностных полномочий».
Почему решено было задержать Кравченко в начале этого года, если доносы на него написали намного раньше? Неужели выбирали самый удобный момент? И для чего?
На самом деле если бы кто-то действительно специально подбирал наилучший момент, то этот «кто-то» не прогадал. Московские СИЗО переполнены. В «Матросской тишине» заключенные спят на полу (нет даже раскладушек). При этом десятки людей с тяжелыми заболеваниями, которые точно могли бы остаться дома до приговора. И все эти несчастные тяжелобольные теперь точно знают: шансов на диагностику, лечение и уж тем более «актировку» у них фактически нет. А значит, единственный способ, чтобы выжить, — признать свою вину (впрочем, даже это не всегда гарантирует свободу). Как нельзя кстати такое положение дел в период, когда руководители силовых структур и Генпрокуратуры озаботились повышением раскрываемости.
— Хватаешь более-менее подходящего под обвинение (чтобы примерно находился в том же месте в момент преступления) умирающего, бросаешь его за решетку, и все — у тебя признательные показания в кармане, — говорит бывший следователь. — Ничего доказывать не надо.
Можно было бы подумать, что это бред, но я знаю несколько подобных историй. В одном из регионов в отделе полиции мужчине стало плохо, он впал в кому. И за это время от его лица были даны признания в страшном преступлении. Он в итоге выжил чудом, но уже доказать ничего не смог, следователи отрапортовали в Москву что по горячим следам раскрыли злодеяние, все получили повышения и награды.
Но вернемся к больнице. Накануне ареста главврача внимание общества было приковано к нескольким ее пациентам, среди которых экс-сенатор Борис Шпигель и ректор «Шанинки» Сергей Зуев. Первый нуждается в паллиативной помощи, в постоянном уходе, второй перенес три операции. Не исключаю, что Кравченко отказывался признавать их симулянтами. Но вот интересный факт: после его ареста Зуева сразу же выписали из больницы, а в палату к Шпигелю поместили здоровенного уголовника (а парня, который за ним ухаживал, убрали).
Спустя неделю после ареста мы были с проверкой в больнице. Оказалось, что ни одного (!) заключенного с тех пор не направили в гражданскую клинику на обследование или на «актировку». Врачи в приватной беседе говорили, что они боятся.
— В первый день ареста у нас тут было как в морге, — говорит доктор. — Тихо и мрачно. В такой обстановке не до лечебного процесса.
И ведь действительно. Из больницы выписали тяжелого онкологического пациента. Мы нашли его потом в темной переполненной камере (она узкая, в ней даже сложно разойтись двум людям). Он лежал на нарах и стонал. Как же так? Почему его выписали?! На днях его из СИЗО госпитализировали по «скорой» в 36-ю горбольницу. И там не знают, что с ним делать. Он уже не передвигается самостоятельно. ОКД№1 отказалась направить туда выездную медкомиссию (помнят историю Бояршинова, помнят допросы, через которые прошли) и даже просто направить специалиста, который бы взял биопсию. Так что его, скорее всего, вернут обратно в «Матросскую тишину», там он будет ждать вывоза в ОКД №1 на биопсию. Потом врачи «Матроски» должны собрать консилиум, выдать направление в ОКД №1 непосредственно на медосвидетельствование, затем сама процедура, и еще суд… В лучшем случае это займет месяца два-три. У него этого времени попросту нет. И он не может ни увидеть жену, ни поговорить с ней по телефону (следователь не дал разрешения на свидания и звонки). А ведь последние месяцы он мечтал только об этом.
И да, если вы думаете, что этот заключенный — страшный злодей, я вас разочарую. Это обычный работяга из Белоруссии, который приехал на стройку. А за решетку попал за то, что вместе с коллегами запер в квартире прораба, который не заплатил им денег. Всех троих задержали за вымогательство.
Освободиться, чтобы выжить
По нашим данным, сейчас следствие проверяет всех освободившихся за последние два года по болезни заключенных и осужденных. Изучают медицинские дела 22 человек, из которых, увы, уже кого-то нет в живых (обычно ведь освобождали только совсем безнадежных).
Документы по 8 арестантам легли в основу возбуждения уголовного дела против Кравченко. Из них четверо — это заключенные, которых из больницы направляли на медосвидетельствование по постановлению №3 (наличие заболеваний, препятствующих содержанию под стражей), и еще четверо, которых внутри самой больницы освидетельствовали по постановлению №54 (наличие заболеваний, препятствующих отбыванию наказаний). Часть из них — никому не известные люди (в том числе наркоманы, бездомные), но есть как минимум три интересные истории болезни.
История первая.
В 2020 году Бабушкинский райсуд арестовал руководителя научно-производственного предприятия «Исток» Александра Борисова. Его обвинили в хищениях при поставках электронно-компонентной базы для модуля Международной космической станции (МКС). Еще тогда, на суде, защитники говорили, что Борисов тяжело болен — пять лет борется с лейкозом. Почти сразу же его поместили в больницу «Матросской тишины». Он никак не мог понять, почему больного человека до приговора обязательно держать за решеткой. Удивлялся — какой смысл в жестокости. Еще он повторял, что если бы остался на свободе, то смог бы достроить объект, который обещал сдать лично президенту.
Человеку с онкологией требуются и диагностика, и лечение. А сам лейкоз относится к злокачественным заболеваниям, которые предусматривают освобождение. При этом, повторюсь, диагноз был установлен давно, Борисов лечился на воле. Так что совершенно естественно, что его направили на медкомиссию тюремные врачи. Суд в итоге перевел его из СИЗО под домашний арест. В этой истории вообще непонятно, что вменяется Кравченко. Он должен был сделать вид, что Борисов от лейкоза в СИЗО исцелился? Чудеса, конечно, случаются, но вот чтобы так…
История вторая.
9 июня 2020 года был задержан 52-летний Игорь Кокунов. Личность, скажу я вам, очень известная в криминальных кругах. Некоторые СМИ его называют не иначе как «вор в законе по кличке Вася Бандит». Обвинение, которое ему предъявили, соответствующее: «занятие высшего положения в преступной иерархии».
Полная криминальных «приключений» жизнь сильно отразилась на здоровье Кокунова. Он даже выглядит намного старше своего паспортного возраста. Диагнозы у него серьезные, есть инвалидность.
Еще в 2017 году гражданская комиссия установила у него ряд заболеваний, препятствующих содержанию под стражей (есть в распоряжении редакции). И на основании этого Таганский суд тогда ему изменил меру пресечения. Но в 2020-м следствие отвергло это заключение по причине «давности». В то время Кокунов был в Ногинском СИЗО. Его отправили на новое медосвидетельствование. Врачи ГКБ Ногинска признали, что есть заболевание, препятствующее содержанию под стражей. Но следствие тайно вывезло его в Домодедовскую больницу, и там болезней из перечня постановления правительства уже не нашли (потом Росздравнадзор и Минздрав посчитали это заключение выполненным с нарушениями). Было еще освидетельствование в Дмитровской больнице, которое тоже ничего не обнаружило… И вот Кокунов попал в больницу «Матросской тишины». Оттуда он писал официальные обращения в ОНК Москвы, сообщал, что оказать ему необходимое лечение в «Матросской тишине» не могут по объективным причинам. Однако «актировать» Кокунова не спешили. И понятно почему. Но за Кокунова бились адвокаты, да и вообще, если уж говорить откровенно, будь он хоть трижды «вором», это не отменяло его болезней. А постановление правительства не делает исключений для заключенных определенных категорий.
— Это несправедливо, — уверял меня один из следователей. — Получается, человек совершает страшное злодеяние, а его болезнь спасает от наказания? А как быть с педофилами и маньяками? Их тоже по болезни освобождать?
Вопрос не праздный, надо сказать. Но для этого как раз и есть суды, которые принимают окончательное решение. И служитель Фемиды вправе отказать в освобождении даже умирающему, если посчитает: тот опасен для общества. Но все это в полномочиях судьи, а никак не медика.
Так чего хотят в этой истории с Кокуновым (по моим данным, его освободили в итоге по ПП №3 до суда) следователи от доктора Владимира Кравченко? В чем его вина? В том, что в итоге Кокунов был в очередной раз направлен на медосвидетельствование?
Кстати, в итоге суд (а вовсе не Кравченко) отправил Кокунова под домашний арест. И он благополучно сбежал, сейчас объявлен в розыск.
История третья.
Бывший следователь Цифиров был этапирован в «Матросскую тишину» из мордовской колонии. И это была история, за которой весь Общественный совет ФСИН России наблюдал несколько лет. Каждый раз на итоговом заседании (сначала при главе ведомства Геннадии Корниенко, потом при Александре Калашникове) выступал с пламенной речью известный кинопродюсер, член Общественного совета Юрий Митюшин. Рассказывал он о своем «подопечном» Цифирове, у которого в мордовской колонии случился инсульт и как результат — частичный паралич. По словам Митюшина, некие люди предложили матери выплатить за освобождение парализованного сына 2 миллиона рублей. У той денег не нашлось, и потому якобы ему отказывали в освобождении по болезни.
Митюшин горячился: «На все мои жалобы в Мордовии рапортовали, что он поправляется и, по показаниям других осужденных, по ночам даже сам ходит в туалет. Уверен, это была месть за то, что не стал платить. А он на самом деле передвигается только на инвалидной коляске. Это настоящая пытка — вот так жить, как он».
Митюшин в какой-то момент так замучил руководство ФСИН историей про Цифирова и плохих мордовских тюремщиков, что решено было его доставить в больницу «Матросской тишины», где бы врачи точно сказали: парализован или имитирует.
Я помню, как Цифиров выезжал к нам, членам ОНК Москвы, на инвалидной коляске. Жаловался на боли. И еще помню, как разные правозащитники спрашивали Кравченко: ну, что же его никак не освидетельствуют? Чего ждут? А тот как знал, что Цифирова потом ему вменят…
Только не пойму, почему заодно не вменить этот эпизод всем, кто принимал решение о его этапировании в Москву, в больницу?
И вот интересно мне: неужели, оказавшись на свободе, Цифиров встал с инвалидной коляски и побежал? Я о таком не слышала.
Точных данных, сколько пациентов Кравченко выжили после «актировки», а сколько скоро умерли от своих болезней на воле, нет. Мне удалось разыскать нескольких выживших. Один из них — чеченский паренек по имени Ислам. Он сильно заболел в СИЗО, куда попал за драку. «От холода, голода и недосыпания у меня случился менингит и туберкулез костей. Кравченко меня спас, благодаря ему я остался жив. Больше 10 месяцев лежал в больнице «Матросской тишины», из них два в реанимации. Меня в итоге «актировали». Уже на воле удалили часть позвоночника, я инвалид 1-й группы теперь. Но я живой!» Даже если таких меньшинство, уже только за это тюремному доктору нужно сказать спасибо. Меж тем он сидит в «кремлевском централе» (это СИЗО федерального подчинения на территории «Матросской тишины»). В окно своей камеры он видит, как каждый день на работу идут медики. И очень, очень за них переживает...
ЕВА МЕРКАЧЕВА
