«И вот словами связана,
Как крепкою верёвкою,
И всё-то вам рассказывать
Становится неловко мне…«
Жарко.
Вчера ликвидировала запыление на балконе, обновила интерьер красивой драпировкой и сейчас качаюсь в гамаке. Летает пух. Солнце пробивается сквозь ветки обломанной прошлогодним ураганом груши.
Пышно цветут герани и коготки, добросовестно выращиваемые соседкой. Внизу на качелях дети громко считают: «девять, восемь, семь, два, один…
Ты, внучонок, тоже уже считаешь. Ложишься ничком на ковёр и, поднимая ножки, произносишь звуки, похожие на один, два, пять. И — радостная кульминация —
Ты уже начал ходить. Отпускаешь мои руки и — как с вышки в воду… Восторг. Страшно. Победа.
Какое у меня сейчас настроение?
Радостно-горделивое. Умиротворённое.
Но утром…
Должны были дать воду сегодня. Поэтому, проснувшись, представила душ; перебрала вещички, которые нужно постирать. Завтракать не хотелось. Подумала, поем у Аси. Взглянула на часы. Вспомнила, что моя доченька пошла на повышение. Даня сказал: «Проклёвывается династия главных архитекторов».
Воду, конечно, не дали. Несмотря на утверждение Данила:
«Сейчас ведь не советское время, когда — или копают от забора до обеда, или отдыхают. Теперь другие анекдоты:
— Ты что можешь делать?
— Могу копать. А ты что можешь?
— Могу платить…«
Вышла из дома и удивилась пустынности улицы. Где люди? А что сегодня за день? Неужели воскресенье? Неужели я перепутала его с понедельником? Нет, не может быть.
Люди, всё-таки, появились. Только вид у них был явно не деловой. Непривычно много мужчин с детьми. Такое бывает только в выходные дни. Нужно у кого-нибудь спросить. Вот так-так. Вспомнила старушек, шамкавших: «Доченька, какой сегодня день?»
Меня можно поздравить. Влилась в их строй.
Вот, дойду до киоска. Если не работает…
Но книжный киоск открыт. Его владелицы, какие-нибудь бывшие конструкторы, моют окна, расставляют свою литературу-макулатуру…
Вхожу в переход. На всех пристенных «торговых точках» опущены жалюзи. Собираюсь с духом: «Почему киоски закрыты?»
— Да, ведь праздник же. Лужков распорядился сегодня всё закрыть. Для вашей безопасности.
—
Ощущение подножки. Растерянность. И что теперь? Спуститься в метро? Поехать посмотреть на украшенный город? Не хочется. Купить чего-нибудь в гастрономе? Будто в магазин пошла…
Пьяницы у нас под окнами по этому поводу декламируют.
«Ты — меня — и — я — вернусь. Вместо Светловских «Жди меня».
Ой!
Вспоминаю, что в сумочке «пятисотенная бумажка»; ничего я не куплю: у них не будет сдачи.
Уже не лечу. Бреду. Захожу в пустой прохладный магазин. Продавщицам не до меня.
Ну хорошо, хоть, не просто повернула. Иду домой — без желания идти. На клумбе лежит мёртвый голубь. Ещё несколько вымученных шагов, и натыкаюсь на дорожку из засохшей крови.
Видно, где этот бедолага упал, его тащили туда, потом туда, и понесли. Дальше идут капли.
Ну всё. Так. Где моя «гигиена сознания»?
Открываю дверь, снимаю, башмаки. Такие тяжёлые… Мою руки: вода так и осталась ледяной? Сегодня же шестое!
Иду звонить. В Израиль.
— Мамочка, здравствуй.
— Здравствуй доченька. Но через пять минут меня дома уже бы не было. Я собираюсь на работу.
— А, ну да, у вас, ведь, в воскресенье неделя рабочая начинается.
— Как ты, Люленька? Я получила твоё письмо. Фотографии стоят здесь передо мной Какой чудесный у меня правнук.
— Всё в порядке Я же тебе написала…
— Вот, как раз, по тому, что ты написала, я поняла. Что — не всё.
-Ты так поняла? Да нет, же. Всё хорошо.
— Не обманывай меня. Ты думаешь, что мама не может понять, что твоё «всёхорошо» значит?
«Растерянно и ласково
Гляжу на зори дальние,
А хочется участвовать в рассвето-сози-дании…«
Трудно объяснить масштаб праздника в честь Пушкина.
Вдруг возлюбили поэта те, у кого «идеалы измельчали». Празднует вся страна. На Красной площади поёт сейчас Плачидо Доминго. На Пушкинской площади — шествие со свечами.
Премьер новоиспеченного правительства читает стихи в Михайловском. Красуется министр труда. И губернаторы.
Отремонтировали Пушкинские музеи. Засиял-заблестел Крейновский особняк на Арбате, куда меня очень настойчиво приглашали работать реставратором в восьмидесятые годы. По тем временам — в борьбу с чиновниками.
«Перечитали» и сказки Пушкина.
Нынче в моде — концепции. Вот, пожалуйста, новая концепция о Гвидоне:
«В сказке заложена структура жизненных ценностей.
Иерархия такова:
Сначала недвижимость заиметь. Остров. На острове построить дворец.
На следующем уровне — создание капитала. Банки, оборот. Появляется белка: грызёт и складывает скорлупки золотые…
Но высшей ценностью, всё-таки, стала семья. Найти, отвоевать любовь и жить долго и счастливо«.
Это как раз, хорошо соотносится с новыми, «инновационными» воззрениями.
Жениться, выходить замуж можно только тогда, когда есть всё. Деньги. Дом. Работа. Нет только семьи.
«И сижу — заворожён миражом.
Неужели миражи — это жизнь?»