В четверг на Новодевичьем кладбище похоронен Михаил Калатозишвили. Дальше можно не читать. Ничего интересного. Калатозишвили не был вором в законе, в него не стрелял снайпер. Всего-навсего режиссер, снявший «Дикое поле» — лучший фильм прошлого года…
…Двумя днями раньше в Москве с гораздо большим размахом хоронили Вячеслава Иванькова, известного по кличке Япончик. Вообще удивительно, как на фоне кончины Япончика мы заметили смерть
Великолепная режиссерская находка — умереть почти одновременно с всенародно признанным вором. Калатозишвили заслужил посмертные аплодисменты. Уходя, показал нам самих себя. Кино получилось грустным.
Скорбь фраеров
Слушаем закадровый текст. Цитирую по первым полосам главных газет: «Сотни друзей и знакомых пришли на Ваганьковское кладбище проститься с криминальным авторитетом Вячеславом Иваньковым по прозвищу Япончик. Территория охраняется бойцами ОМОНа. Знающие его лично несут цветы и траурные венки… Абхазский священник отец Виссарион сказал, что свою жизнь Вячеслав Кириллович прожил достойно, а его смерть — начало новой жизни. Собранные со всей Москвы работники кладбищ готовили могилу для авторитета. На груди господина Иванькова маленькая иконка и лента с надписью „Да любите друг друга“. Перед гробом несли растянутый триколор…»
Иванькова я не знал и на похороны к нему не пошел. В отличие от многих моих знакомых. Встречаю одного у метро «Улица 1905 года». Откуда, спрашиваю. С похорон, отвечает. Ну, и как там? А ты б сходил, говорит. И слышу в его фразе легкий укор. Мол, в Москве живешь, на Пресне работаешь, до Ваганькова два шага, а похороны Япончика пропустил. Наверное, и в Третьяковке не был…
На работе спор. Одни кричат: нельзя вора на закрытом Ваганькове хоронить. Другие возражают: у Япончика там мать лежит. Значит, все по закону. А правда в том, что вор в законе Япончик государственные законы отринул. А раз так, то и на Ваганьковском «господину Иванькову» не место.
Тут надо пояснить. Зимой 1986 года в городе Соликамске Пермской области, в исправительно-трудовой колонии № 6, больше известной как «Белый лебедь», умер вор в законе Васька Бриллиант, он же Бабушкин Василий Степанович, он же Бабушкин Владимир Петрович, он же Иванов, он же Сдобников. И лет ему на момент смерти исполнилось то ли 57, то ли 70, как Япончику. В специальных энциклопедиях Бриллиант и Япончик стоят рядом. А лежат теперь порознь. Япончик — на Ваганьковском. Бриллиант — на территории зоны
Государственные СМИ явно на стороне Япончика. Оно и понятно, враг у них нынче общий — Грузия. Государственные комментаторы высказывают версию, что Иванькова убили по заказу грузинских криминальных авторитетов. Тут обозреватели передергивают. Япончик действительно недолюбливал грузин. Презрительно называл их лаврушниками. Но не грузин вообще, а конкретных представителей грузинского криминалитета. И не за то, что они стреляли по Цхинвали. Так что не делайте из Япончика борца с режимом Саакашвили. К тому же, при всей неоднозначности Саакашвили, все грузинские воры давно переехали в Россию. В Тбилиси при нынешней власти им места
Но бог с ними, с ворами. Дело не в них, а в нашей так называемой интеллигенции, элите. В тех, кто приходил на Ваганьковское в ночь на 12 октября попрощаться с Япончиком тайно, чтоб не отсвечивать на похоронах среди братвы. Дело в тех, кто отдавал этой новости лучшее эфирное время. В тех, кто пишет комплиментарные книги о Япончике. В тех, кто все это издает. В тех, кто эти книги читает. В тех, кто снимает сериалы про «правильных пацанов», и в тех, кто их смотрит. В тех, кто просто пришел на кладбище в этот вторник, чтоб приобщиться к «истории».
Проходя мимо гроба «господина Иванькова», вы должны понимать, что для таких, как Япончик, вы и
«Нам без тебя никак!»
Регалий у фильма много, а пересказать его можно в одном абзаце. Под хмурым и пустым небом, в бескрайней степи, где и солнце, и снег, и барханы, и горы (нынешнюю Россию лучше всего снимать в Казахстане), под белым флагом с красным крестом стоит медпункт из самана. В медпункте — молодой доктор Митя, Дмитрий Васильевич. Пациентов везут со всей округи. Один упился с тоски до клинической смерти, другой соляной кислотой облился, третий руки на себя наложил неудачно, а перед этим девушке своей в живот выстрелил медвежьей пулей. Доктор их всех спасает. Травами, кровопусканием, раскаленным куском арматуры, живот простреленный зашивает жилкой, взятой у молодого ягненка. Из лекарств только слабительное, бинты да зеленка. И вот в самом конце спускается к доктору с горки больной, запуганный, сумасшедший бомж, который маячил вдалеке с самого первого кадра. Дмитрий Васильевич его осматривает, перевязывает, а бомж бьет доктора в живот его же скальпелем. И все его пациенты — алкаши, гопники, бандюки, неудачники и милиционеры — тащат раненого доктора на руках и молят: «Ты уж не бросай нас, Дмитрий Васильевич! Нам без тебя никак!» Потому что понимают, что если этот лепила — единственный на всю степь интеллигентный, образованный, непьющий человек — умрет, то и они очень скоро передохнут. Кто от водки, кто от пули, кто от тоски.
Такая вот быль про дикое наше поле. И никакой это не арт-хаус, как считают многие умники.
В фильме Михаила Калатозишвили открытый финал. Может, и донесли больные врача до райцентра. А может, и помер он по дороге.
Похоже, не донесли…
Речкалов Вадим
