Я библиотекарь, но уже не библиофил. За последние девять лет я выбросила несколько тысяч книг из трех библиотек и совершенно излечилась от слепой любви к печатным изданиям, однако ничто в этом мире не сможет лишить меня привязанности к интересным сюжетам, письменному слову и английскому языку во всем его исковерканном блеске.
Мне удалось излечиться от фетишизации печатных изданий, от любви к книгам ради самих книг. Я не вижу никакого смысла в складировании историй, которые уже никому не интересны, научных знаний, устаревших на целые десятилетия, размышлений о будущем, которое так никогда и не наступило, информации, на которую наложил отпечаток безрассудный расизм или сексизм своего времени. Однако, прежде всего, я рассталась с идеями о том, что книги просто в силу своего существования являются бесценным достоянием, которое никогда не утратит своей пользы.
Где-то глубоко в нас заложен инстинктивный протест против причинения книгам какого-либо ущерба. Когда я была ребенком и рисовала на страницах книги или просто небрежно обращалась с ней, мама ругала меня, говоря: «Никогда не поступай так с книгой! Книги — наши друзья!» По еврейскому обычаю, если молитвенник падает на пол, его надо поднять и поцеловать. Я сама видела, как даже не очень религиозные евреи следуют этой традиции. В наших школах и библиотеках можно увидеть множество плакатов и табличек, проповедующих ценность книг. Даже люди, которые вообще никогда не читают книг, украшают ими свои жилища. Чем меньше они любят читать, тем больше шансов увидеть у них дома целые собрания сочинений в красивых кожаных переплетах. (По-моему, это так же глупо, как если бы я решила украсить свой дом дорогими клюшками для гольфа. Впрочем, как бы я это сделала? У меня ведь дома и угла свободного нет — все в книгах.) Книги, даже если мы их не читаем, заслуживают нашего уважения и даже почитания. Только невежественный ханжа может уничтожать книги. История знает примеры того, как опасные и жестокие люди, начавшие с уничтожения книг, затем переключались на людей. Однако это вовсе не значит, что не может быть веских причин для избавления от книг.
Люди, выражающие несогласие со мной и другими библиотекарями по поводу отвратительной, на их взгляд, практики выбрасывать книги, представляют себя героями произведений, повествующих об уничтожении книг, наподобие романа «451 градус по Фаренгейту» или истории о гибели Александрийской библиотеки. Может быть, они видят себя в роли самоотверженных монахов, спасающих цивилизацию от нашествия варваров, а во мне видят безжалостного гота, бросающего в костер третий экземпляр романа «Поющие в терновнике». Каждый раз, когда учителя или ученики замечают в моей нынешней школьной библиотеке контейнеры для макулатуры, заполненные снятыми с учета томами, некоторые из них с явным возмущением обращаются ко мне и задают риторический, как им кажется, вопрос: «Как вы, библиотекарь, можете выбрасывать книги?» Приходится терпеливо объяснять, что я выбрасываю их именно потому, что работаю библиотекарем. Библиотекарь избавляется от ненужных книг, потому что никто, кроме него, не посмеет это сделать. А делать это необходимо.
Увидев, как резко некоторые люди протестуют против выбрасывания книг, я решила обратить их внимание на несколько вопиющих экземпляров. В нашей библиотеке хранилась книга под названием «Профессии для женщин», в которой рассказывалось о чем угодно: о работе секретарши, преподавателя фортепиано и стюардессы, но, как ни странно, не было ни слова о работе учителя средней школы, не говоря уже о работе финансового аналитика в области слияний и поглощений. В книге об антропологии, озаглавленной «Человеческие расы», объяснялось (разумеется, на научной основе), почему некоторые расы стоят выше других в цепочке эволюции. Автор еще одного труда, впервые опубликованного в XIX веке и «смело» переизданного в 1920-е годы, защищал первых европейских колонистов в Северной Америке. При этом чтобы преуменьшить масштабы повседневных жестокостей по отношению к индейцам, действия колонистов преподносились в свете добрых христианских намерений. Большинство выброшенных книг были старыми, но не все. Я отложила две книги, изданные в конце 1990-х. Они были посвящены разъяснению такой напасти, как «ритуальное насилие сатанистов», и давали советы школьникам, как уберечь от него себя и своих близких. Это были тонкие книжки в твердом переплете, которые вы, возможно, помните по собственной школьной библиотеке. Такие издания использовались учениками при подготовке докладов и содержали много иллюстраций и цитат экспертов. Они были неплохо написаны и отличались основательным изложением предмета, но обладали одним довольно серьезным недостатком: их авторы пытались пролить свет на преступления, которые, как теперь уже доказано, никогда не совершались. Правда, мы узнали об этом только после того, как несколько невинных людей оказались за решеткой по сфабрикованным обвинениям.
Я разложила на абонементном столе несколько таких книг для информирования особо возмущенных посетителей. При этом я знала, что мне придется защищать свое решение по уничтожению «школьного имущества». Однако трудно было предположить, что каждый раз при попытке «прополоть» библиотеку в целях избавления от ненужных книг мне придется спорить почти дословно об одном и том же: «Вы считаете, что эти книги должны находиться на полках школьной библиотеки?» Длительная пауза, во время которой библиофилы обдумывают свои аргументы. Все понимают, что этим книгам не место в школе. И тем не менее: «Выбрасывать книги нельзя!»
«Ведь эти издания имеют историческую ценность, — приводится, наконец, аргумент. — Мы должны сберечь эти книги, надо просто пометить их, чтобы дети знали: они хранятся, чтобы продемонстрировать некоторые идеи из нашего прошлого».
Я отвечаю, что в учебную программу не включено преподавание историографии. Этого нет ни в одной средней школе. Да и как я смогу объяснить ученикам, что вот эта книга об африканских племенах является правильной, хорошо аргументированной и актуальной, а другая, написанная женой миссионера, которая рисовала с натуры портреты туземцев в их завораживающих, хотя и не совсем приличных, национальных костюмах, выдержана в пренебрежительном тоне, устарела и имеет неточности? Мне что, надо разместить на ней наклейку с соответствующим предупреждением?
Обычно в этот момент библиофилы-школьники теряют всякий интерес к дальнейшей дискуссии, но учителя продолжают упорствовать: «И все-таки Вы не должны их выбрасывать! Не забывайте, что есть школы, в библиотеках которых почти не осталось книг! Библиотеки, которым урезали бюджет! Разве нельзя подарить эти книги, например, школе в городе Патерсоне?» Бедная школа в Патерсоне. По-моему, в этих доводах, при всех их добрых намерениях, сквозит снисходительное отношение к менее обеспеченным слоям общества. Как мы уже установили, такие книги способны принести больше вреда, чем пользы, и не заслуживают места в фондах библиотеки нашей благополучной в материальном отношении школы. Однако их передача бедным детям из школы в городе Патерсоне принесет еще больше вреда, потому что на полках той библиотеки нет ничего более современного — для сравнения.
«Поверьте мне, — отвечаю я своим оппонентам, — эти книги никому не нужны».
И тут в завершение спора неизбежно раздается призыв продать книги на eBay, а полученные деньги направить на покупку новых книг для школы. Интересно, каким представляют себе эти люди спрос на издания, которые, как мы уже поняли, нельзя даже подарить в рамках благотворительной акции. Впрочем, я была вынуждена изменить свое мнение, увидев школьников и взрослых, которые доставали эти абсолютно бесполезные книги из контейнеров для макулатуры и уносили себе домой.
«Что ты собираешься с ними делать?» — спросила я у мальчика, который, и я точно это знаю, вообще ничего не читает.
– Так Вы же их выбрасываете, правда?
– Да.
– Тогда Вам должно быть все равно, что я буду с ними делать, правда?
Он явно нервничал. Ему не хотелось неприятностей.
– В общем-то, да. Но мне просто любопытно.
– Я собираюсь их сжечь.
Ну, это уже более понятно. Многие мальчики-подростки являются пироманами, и сожжение книг, вероятно, позволяет им испытывать острые ощущения от нарушения установленных запретов. Но я никак не могла понять, что будет делать с десятками выуженных из контейнера томов мужчина средних лет, бывший юрист, который замещал учителя в моей школе.
«Что Вы собираетесь с ними делать?» — спросила я его. Мне казалось, этот человек уже перерос этап пироманских увлечений.
«Разложу их по полкам у себя в подвале!» — ответил он со счастливым видом.
«А что скажет Ваша жена, когда увидит Вас с парой десятков книг, которые ни один человек в здравом уме не захочет держать у себя дома?»
Он хитро подмигнул: «Она отказывается спускаться в подвал и никогда об этом не узнает».
Мои симпатии были целиком на стороне жены бывшего юриста, замещающего нашего учителя.
Так кто же больше любит книги: он или я? Для меня самое важное в книге — это ее содержание. Для него — сама книга. Он думает, что, выбрасывая недостоверные и устаревшие издания, я совершаю кощунственный поступок, направленный против самой цивилизации. А мне кажется, что именно он совершает акт огромного неуважения к своим потомкам. Ведь им когда-нибудь придется разбираться со всеми этими книгами в подвале, которых никто никогда не видел. Что же делает книгу предметом культа, а не просто средством передачи информации?
Каждому библиотекарю приходилось отвечать на надоедливые телефонные звонки жителей своего города, решивших очистить свои чердаки или подвалы и в этой связи великодушно предлагающих библиотеке свои покрытые плесенью, отсыревшие, пыльные или полуистлевшие книги. Как оказывается, зачастую это просто огромные коллекции давно забытых массовых изданий 60-х и 70-х годов прошлого века, отпечатанные на самой дешевой бумаге, или собрания номеров журнала National Geographic за 85 лет. Люди спрашивают, куда можно сдать книги и журналы, чтобы подарить их библиотеке. При этом многие бывают шокированы и оскорблены, когда узнают, что государственные и школьные библиотеки, как правило, не принимают пожертвования в виде книг, которым более двух или трех лет. Неужели мы не хотим получить прекрасно сохранившуюся коллекцию бестселлеров 40-летней давности, которые их бабушка читала в свое время на пляже? И что, по моему мнению, они должны делать с этими книгами, «ну не выбрасывать же их?» Если они еще не отказались от своей затеи, то неизменно спрашивают меня, не заинтересует ли данное предложение кого-нибудь в школе города Патерсона. Бедная школа в Патерсоне. Чтобы завершить этот телефонный разговор, я предлагаю обратиться в больницу или дом престарелых. Однако у меня нет сомнений, что и там, в свою очередь, кто-нибудь обязательно посоветует им позвонить в библиотеку. Весь этот довольно странный благотворительный порыв, в конце концов, вызывает у его инициаторов чувство негодования по поводу того, что никто не желает брать себе вещи, пролежавшие ненужными в течение десятилетий в подвале их родителей. Видимо, им кажется, что библиотеки подобны бедным сироткам из произведений Диккенса и должны быть благодарными даже за мизерную порцию бесплатной каши, предложенную великодушным незнакомцем, а книги представляют ценность уже только потому, что являются книгами, а вовсе не из-за своего содержания или волшебного чувства, возникающего при соприкосновении ума талантливого писателя с сознанием увлеченного читателя.
По-моему, возмущенные библиофилы ценят книги гораздо меньше, чем думают. Превращая всю печатную продукцию в предмет культа, который никогда не утрачивает своей практической ценности (даже несмотря на полную бесполезность), они на самом деле принижают способность книг вызывать в сознании читателя бурю протеста, душевные страдания или прилив романтических чувств. Если потрепанный экземпляр романа «Долина кукол», принадлежавший вашей матери, заслуживает место вечного хранения на полках публичных библиотек только потому, что был когда-то напечатан на бумаге и скреплен книжным переплетом, то на какие особые заслуги тогда могут претендовать «Происхождение видов» или «Анна Каренина»?
Цивилизация переживает тревожный исторический момент в связи с отношением к книгам. По мере того как каждое последующее поколение уделяет все меньше внимания чтению, а контент нарастающими темпами переходит в цифровую форму, мы все больше начинаем почитать книги в качестве предмета культа. Гарантированная формула для создания бестселлера практически в любом жанре (это правило начало действовать после появления первых устройств для чтения электронных книг) заключается в использовании сюжета об особом, магическом, древнем и тайном манускрипте или свитке, обнаруженном и расшифрованном нашим современником, который один во всем мире понимает его истинное значение. Чем меньше нам нужны книги и чем меньше мы ценим их по прямому предназначению, тем больше мы боготворим их форму.
Наверное, вы уже слышали о новом виде прикладного искусства под названием «Альтер-бук» (Altered book — измененная книга), когда художник берет старую книгу в твердом переплете и путем резки, отрывания, рисования, склеивания и других приемов работы в смешанной технике превращает ее в нечто новое — в кошелек, шкатулку с секретом, открытку или рамку для фотографии. То есть, в полезный предмет…
Должна признаться, что мое раздражение по поводу библиофилов, как это часто бывает с большинством обид, вызвано осознанием моего же собственного недостатка. У нас с мужем и детьми несколько тысяч книг. Это побочный эффект пяти дипломов о высшем образовании, которыми в совокупности мы с мужем обладаем, а также прекрасной коллекции детских книг для детей-подростков (они уже вышли из подходящего возраста для замечательных иллюстрированных изданий, с любовью подобранных для них друзьями, родственниками и обожающими родителями), моей старой привычки покупать на распродажах домашних вещей любую книгу, о названии или авторе которой я когда-нибудь слышала, ну и конечно, нашего всеобщего увлечения книгами. Избавив от бесполезных изданий уже целых три библиотеки, я теперь перехожу к собственной коллекции, откуда могу с радостью выбрасывать устаревшие, изношенные и просто не отвечающие нашим текущим интересам книги, но при этом я никак не могу решить, какой из четырех экземпляров «Гамлета» надо выбросить, так как в каждом из них имеются мои заметки или комментарии мужа (Почему из четырех? Университет и аспирантура, конечно. Вы ведь не думаете, что каждый раз при чтении «Гамлета» у нас возникали одни и те же мысли?). Книгами у нас дома заставлены все горизонтальные поверхности. Они и на кухне, и в ванной, и в туалете, и в помещении для стирки. Иногда мне самой хочется нанять библиотекаря, который пришел бы к нам в дом и выбросил все ненужные книги. Он бы уж точно знал, что делать.
Дополнение
После того, как это эссе прочитало более 17 тысяч человек, и около сотни людей оставили свои комментарии, я испытываю желание разъяснить кое-что для тех, кто утверждает, будто мы должны хранить книги с устаревшими взглядами и информацией, поскольку это часть исторического наследия. Кто это «мы»? Каждая библиотека?
Действительно, ученым нужны библиотеки, чтобы хранить в архивах старые книги для исторических изысканий. Однако ученые вряд ли нагрянут в мою школьную библиотеку. Ведь ее постоянными посетителями являются не научные сотрудники, а школьники и учителя. Выброшенные мной книги — это не последний доступный им экземпляр соответствующего издания. А школьная библиотека — не место, где ученые изучают взгляды и убеждения минувших веков.
Разумеется, НЕКОТОРЫЕ библиотеки, имеющие соответствующее назначение, должны хранить архивы с идеями, убеждениями и взглядами прошлого — для истории. Однако школьные и большинство публичных библиотек не обязаны этого делать, потому что никто не пользуется нашими собраниями книг в таких целях. Библиотеки, которые не являются архивами, должны избавляться от устаревших книг.
Источник: habrahabr.ru
