В ГМИИ им. А.С. Пушкина стартовал проект Фабрицио Плесси «Душа камня». Музей предложил итальянскому классику видеоарта внедрить свои работы в постоянную экспозицию греческих слепков. Как оказалось, античность и современность вполне могут гармонично сосуществовать. Но вопрос, могут ли они обогатить друг друга, остался без ответа.
Пушкинский музей последовательно развивает направление видеоарта. Под него целиком отдана усадьба Голицыных, да и свое участие в параллельной программе Венецианской биеннале ГМИИ начал именно с этого, не самого привычного для себя жанра (проект «Человек как птица»).
В Венеции наш музей впервые экспонировал работу Фабрицио Плесси, который одним из первых стал использовать в инсталляциях видеоэкраны. Его произведение называлось «Золотой дом» и представляло собой полноразмерную деревянную гондолу с дисплеем, демонстрировавшим водную гладь.
Вода — фирменный знак Плесси. Большинство его работ содержат съемки водопадов, ручьев, потоков, бурных и не очень. Вот и «Душа камня» не обошлась без этого мотива. Самая эффектная составляющая проекта — масштабная инсталляция, целиком занявшая 31-й зал музея. На груде булыжников — несколько перевернутых деревянных скамеек. В скамьи вмонтированы экраны, на которых то хмурое серое небо, то морской прибой. Руины древней цивилизации, затопленная Атлантида, опустевшее место сражения?
Изначально планировалось, что на стену позади инсталляции будет проецироваться фреска Джулио Романо «Битва гигантов» из мантуанского Палаццо дель Те. Разрушающиеся колонны на знаменитом изображении рифмовались бы с реальными камнями на полу зала. Что, с одной стороны, гармонировало бы с сюжетом античного мифа, с другой — создало бы контраст между «сумбуром» конструкции Плесси и безупречностью шедевра Ренессанса.
В последний момент, однако, от проекции пришлось отказаться. В итоге работа демонстрируется в затемненном зале, где на стенах размещены лишь авторские эскизы. И, надо признать, в таком окружении инсталляция воспринимается не как отражение событий, происходящих здесь и сейчас, а как обнаруженный во тьме веков древний артефакт и его научное описание. Тоже по-своему интересный ход. И всё же можно предположить, что в соседних залах в окружении греческих статуй композиция смотрелась бы выигрышнее.
Впрочем, слепки с античных шедевров Плесси решил интегрировать в свой проект иначе. Выбрав 16 бюстов из постоянной экспозиции, он заключил их в черные металлические рамки, увенчанные экранами. На каждом дисплее с определенной периодичностью «проезжает» рентгеновский снимок размещенной под ним скульптуры, будто это сканер в аэропорту, а произведения древности — предметы багажа.
Трактовать идею можно по-разному — как символическую попытку заглянуть внутрь (в душу?) скульптур или, напротив, как напоминание об их материальной «предметной» сущности: получившиеся «негативы» не позволяют увидеть ничего, кроме того, что мы и так видим, глядя на объекты из собрания Ивана Цветаева. Но приходится признать, что концептуальное содержание здесь вытесняет эстетическое.
Если не знать, входя в залы, что перед нами проект современного художника, можно счесть его новым экспозиционным решением для античных слепков. И только размещенные тут же эскизы Плесси напоминают, что замах был на нечто большее. С другой стороны, быть может, так деликатно и ненавязчиво и должны выглядеть вторжения современного искусства в среду искусства классического. В конце концов идеальный рецепт их сочетания никто не знает, но Пушкинский по крайней мере пробует его искать.
Сергей Уваров
