Вольная экранизация «Грозы» Александра Островского выходит онлайн, минуя кинотеатры. Роль Кулигина в фильме Григория Константинопольского сыграл Иван Макаревич. Его герой носит косуху, курит кальян и исполняет рэп. Песни для картины актер написал сам. Кроме того, он выпускает собственный бренд одежды. Иван Макаревич рассказал «Известиям», как всю эту его насыщенную жизнь скорректировал коронавирус.
— Чем вы занимаетесь на карантине?
— Тем же, чем и до карантина. Я домашний человек, для меня ничего не изменилось. Смотрю кино, готовлю, читаю, играю в PlayStation, делаю уборку.
— Я думал, вы ответите: разрабатываю новую линейку одежды.
— А у меня всё, что нужно, было разработано еще до пандемии, мы уже приступили к производству, но начался карантин. Не могу сейчас докупить нужные ткани, из-за этого пришлось всё поставить на паузу. Думаю, к концу лета — началу осени удастся вернуться к этому делу. Да и как-то неэтично шить одежду в такое трудное для планеты время, душа не позволяет.
— Сценарии новые присылают, читаете?
— Да, слава Богу, присылают сценарии, делаю самопробы. Хотя была пауза — как и у всех, я думаю.
— Григорий Константинопольский куда-нибудь вновь зовет сниматься?
— Пока не имею права об этом говорить, но у него всегда есть что-то новое. Думаю, скоро это можно будет обсуждать.
— Вы ведь давно работаете вместе. Как он вас обычно знакомит с новым проектом?
— Первое, что мы сделали вместе, — сериал «Пьяная фирма». И с тех пор у нас взаимодоверие, мы знаем друг друга. Но, как и полагается профессиональному режиссеру, он все равно устраивает пробы. Как бы хорошо ты ни был знаком с актером, нужно увидеть его именно в этом образе. Хотя для «Грозы», например, я не пробовался, просто взял роль Кулигина себе.
— Выбирали из нескольких персонажей или вообще можно было взять любого?
— В сценарии было заложено, что этот персонаж будет читать рэп, и мне сразу стало интересно. Я сказал, что могу всё это показать и если понравится, то роль моя. Режиссеру понравилось — я сыграл.
— До этого вы играли у Константинопольского главные роли, а здесь взяли персонажа второго плана. Не смутило это?
— Ну не всегда же главная роль круче эпизодической. Иногда последние получаются куда более яркими и интересными.
— Для Кулигина вы написали три песни. Сами выбирали темы?
— Цель была — сохранить дух пьесы Островского, но при этом создать современную интерпретацию. То есть предположить, что пел бы Кулигин, если бы был не просто воинствующим персонажем, но еще наполовину бомжом, наполовину рэпером. Я как-то сразу представил себе это и, видимо, угадал — всё в итоге осталось в фильме.
— Там есть трек про веганство. Почему вдруг?
— У Григория Михайловича были две готовые темы и одна свободная. Он предложил мне подумать самому. Я стал изучать «Грозу», все реплики Кулигина. Нашел там кусочки про природу и про животных. Тогда и решил, что раз он такой протестующий, то наверняка еще и вегетарианец.
— В одной из сцен Кулигин отмечает, что ему не очень нравится Оксимирон. Обычно такие выпады делают в адрес друзей. Какие у вас отношения с этим музыкантом и вообще с российским хип-хопом?
— Нет, мы с Оксимироном не знакомы, никаких отношений у нас нет, да и с российским хип-хопом они довольно слабые. Есть буквально пара музыкантов, которые мне интересны. Очень нравится Кирюха Толмацкий (Децл), группа «Грубый Ниоткуда», Антоха МС. Хип-хоп я слушаю западный, скажем, новый альбом Yung Lean Starz — это шедевр, рэпом его нельзя назвать, так много жанров пересекается. Очень рекомендую. А реплику ту придумал Григорий Михайлович.
— То есть никакой импровизации?
— Он очень любит свой текст и старается, чтобы всё оставалось так, как он написал. Только что-то совсем по мелочи иногда разрешается исправить, но вообще его фильмы — абсолютно авторские произведения.
— У вас столько занятий, и каждое дело требует дисциплины. Как распределяете силы?
— Все мои работы и занятия я выбрал сам, я их люблю. Жизнь как-то сама помогает всё расставить по местам. Вот начался карантин — и два месяца не было никаких съемок, так что я всё это время писал музыку. Потом начинаются съемки — и в это время спокойно продается уже придуманная и отшитая коллекция. Пока эти волны сочетаются — всё круто. Не хочу рвать себя на куски, чтобы всё успеть. Если меня зовут на классный долгий проект, откладываю музыку без всякой грусти. Ничего страшного, вся жизнь впереди.
— Вы еще и дайвингом занимаетесь, когда же нырять?
— Да, этого совсем мало стало в моей жизни, но очень хочется. Думаю, через годик можно будет куда-то отправиться, как раз и карантин везде должен закончиться.
— Трудно путешествующему человеку отказаться от поездок по миру?
— Во-первых, я считаю, миру полезно наконец-то посидеть на месте и подумать. Во-вторых, дома я люблю быть не меньше, чем путешествовать. Я дружу с собой, мне везде замечательно. Не страдаю совершенно.
— Как у вас складываются отношения с русской литературой? Константинопольский-то весь там, и «Русский бес» с «Грозой» это доказывают.
— У меня по жизни максимализм восприятия. Я не люблю себя заставлять. Если все говорят, что фильм великий, а я его попробовал пару раз смотреть и на 5–10-й минуте понимал, что это не мое, то меня уже не переломить. С литературой то же самое. Все кричат: как это?! Не любить «Войну и мир»?! Что мне сказать? Это не моя любимая книга, вряд ли я ее когда-либо буду перечитывать. И то же могу сказать про многие другие общепризнанные шедевры. Островский сюда не входит, он мне правда нравится, еще с института. Достоевский нравится.
— Актерам обычно сложно читать Островского или Чехова беспристрастно, это постоянный рабочий материал. У вас тоже так?
— Ну да, ни один работавший в театре человек не может читать «Вишневый сад» просто как книжку. У меня такое бывает, но не с Островским. Когда есть встроенное уважительное отношение, ты позволяешь автору модулировать за тебя образы, а свои картиночки в голове оставляешь на потом.
— Из западной литературы что любите?
— Я вернулся недавно к своему любимому Стивену Фраю. Начал перечитывать на английском языке Чака Паланика, он мне в подростковом возрасте очень нравился, решил его в оригинале освоить. А сейчас собираюсь читать «Кюхлю» Тынянова — потому что книжка очень старенькая и красивая.
— Вы как-то сравнили себя с кротом, который многого не желает замечать вокруг. Что имели в виду?
— Если на всё обращать внимание, можно года через три умереть от сердечного приступа. Мне кажется, человек должен, исходя из своего психического состояния, четко разделять, что ему надо замечать и что — нет. Сколько угодно можно кричать про глобальное потепление, но какой смысл, если конкретно ты ничего не можешь с этим сделать? Нельзя тратить на это жизнь и нервы.
— Каким мировым проблемам вы позволяете себя волновать?
— Я по мере возможности стараюсь помогать собачьим приютам. Моя тема — всё, что связано с животными. С недавних пор езжу в интернат — тусуюсь там с детками, мы там веселимся вместе. Это я сделать могу. А организовывать веганский форум с целью закрыть все мясокомбинаты я бы не стал. Или вот есть сайт, где все подписывают миллион петиций, которые ни на что не влияют. Но людям нравится, что они так могут высказать свое мнение. А я предпочитаю либо молчать, либо делать.
— Вы производите впечатление очень позитивного человека, а у вашего отца, Андрея Макаревича, творчество, пожалуй, самое пессимистическое во всей отечественной музыке. Как вы находите общий язык?
— Я всю жизнь считал, что настоящее творчество рождается только из тоски и грусти. У меня и музыка грустная, и фильмы, где я снимаюсь, не сказать чтобы веселые, и персонажи часто далеки от привычных хороших парней. Творчество для того и существует, чтобы всё это в нем проявлялось. А в отце совсем нет пессимизма, он просто очень прямой и честный человек, видит мир глубоко. Поэтому его высказывания часто воспринимают как негативные. Никто никому ничего не должен — я часто эту мысль повторяю. Если принять ее, жить становится легко и прекрасно. Можно оставаться собой и не подстраивать ни под кого свое настроение.
— В адресованной вам песне «Пой» Андрея Макаревича есть такие слова: «Только помни: ты будешь один». Не самое частое послание сыну, согласитесь.
— Посыл песни не в том, что мы все умрем в одиночестве в каком-то глухом углу, а в том, что ты входишь в мир — и уходишь из мира. А всё, что за это время происходит, — твое дело, ты один можешь выстроить свою судьбу. Мир переполнен фальшивыми устоями типа «любовь вечна» и «все должны быть счастливы», но не всё соткано из розовой пыли единорога, жизнь полна разочарований, грусти, горя. Я всю жизнь старался проникнуться особенным отношением к смерти, читал самурайские книжки. Самураи любят смерть, ждут ее. С такой позицией легко существовать — если сразу понятен финал, можно получить от жизни куда больше наслаждения.
— Интерес к самурайской тематике проснулся, наверное, после «Пса-призрака» Джима Джармуша?
— Да, это один из моих любимейших фильмов! Первое, что я сделал, посмотрев его, купил тренировочный самурайский меч. Ходил с ним гордо, радовался. Занимался фехтованием. Сейчас вот думаю это возобновить. Владение мечом — крайне интересная штука.
— Как вам последний фильм Джармуша «Мертвые не умирают»?
— Очень классно! Мне кажется, сейчас у целого ряда великих режиссеров вроде Ларса фон Триера и Джима Джармуша особенный период. Им надоело, что их фильмы постоянно запихивают в артхаус, в кино не для всех. Джармуш этой картиной показал всем средний палец и сделал это очень красиво, умно и интеллигентно.
— Вы же владеете английским языком, не пробовали попасть в какой-нибудь проект независимых мэтров на Западе?
— Не всё так просто. Штаты, Лос-Анджелес — это улей искусства. Там каждый год появляется невероятное количество новых творческих единиц. Я не могу просто приехать с плакатом «Снимайте меня у Джармуша!». Тем более что Джармуш и другие мои любимые авторы работают с одними и теми же актерами по 20 лет. Но у меня появился агент, который ищет проекты в Англии и Европе. Постепенно, может быть, и до Америки дойдет дело.
— Бывает ли у вас, что смотрите западный сериал и думаете: это же моя роль! Я должен был быть там.
— У меня такое было, когда я поступал в ГИТИС. Тогда я еще думал: «Я мог быть Фродо!» Но потом это прошло. Все, как снежинки, непохожи друг на друга, но у нашего кино есть такая болезнь. Твердят как мантру: актер должен быть похож на Райана Гослинга — такой bad boу, высокий, со скулами. Никого не волнует, хороший ли он актер. Из-за этого у нас кино переполнено непонятно кем, просто кастинг вот так работает. А я стал повернут на кино еще в детстве благодаря фильмам с Джимом Керри. Мечтал быть его партнером в какой-нибудь сцене, но никогда не хотел быть на его месте.
— Кого из новых режиссеров открыли для себя за последнее время?
— Я в этом плане аккуратист, смотрю тех, кому давно доверяю. Но меня очень поразил Тайка Вайтити, который снял «Чем мы заняты в тени» и «Кролика Джоджо», а теперь будет режиссером новых «Звездных войн». Моя мечта, чтобы кинематограф двигался именно так. Чтобы больше доверия было не к гиперзвездам, с которыми давно всё и так понятно, а к тем, кто всего несколько лет назад выбился в люди
Сергей Сычев
