О Северной Корее слухи ходят разные. Говорят о железном занавесе, пережитках советского прошлого и, непонятно, то ли о цветущем, то ли угасающем социалистическом настоящем. Однако о том, правда это или выдумка, могут сказать лишь те, кто там побывал.
Скажу честно, я никогда не мечтала побывать в Северной Корее. Несмотря на то, что мне всегда хотелось путешествовать, к 2009 году, имея второй по счёту загранпаспорт, я так и не выбралась за рубеж. Мешали финансовые и семейные проблемы, иногда не позволяло здоровье. Когда все препятствия остались позади, я развернулась на полную катушку: Северная Корея стала 51 страной, которую я удостоила своим визитом.
Изначально мы с мужем планировали поехать в Японию, а оттуда на Сахалин. Однако этого ему показалось мало, и он подумывал посетить соседние страны — Северную Корею и Китай. Из-за отсутствия времени второй вариант отпал, а вот поездка в Северную Корею приобрела реальные очертания.
Удача сопутствовала нам — только этим можно объяснить то, почему самая закрытая страна мира так легко нам «открылась». Муж, наивный чукотский юноша, думал, что в Северную Корею мы можем въехать без визы. На каком-то сайте он прочел, что в стране имеется свободная экономическая зона Ранжин-Расон, открытая для посещения туристов (за исключением журналистов, которых в Северной Корее не любят). Я позвонила в РЖД, чтобы узнать, доступны ли без визы билеты на поезд Москва-Туманган, однако мой звонок ситуацию не прояснил: в справочной службе ответили, что поезд ходит раз в четыре дня, билеты есть, стоимость в швейцарских франках такая-то, а визовые вопросы вне пределов их компетенции.
Тогда на просторах интернета мы нашли фирму «Альфа-Омега» и связались с ними, чтобы выяснить, можно ли частично купить тур в Северную Корею, а на территории страны путешествовать самостоятельно. Оператор заверила, что это исключено: Северная Корея осталась, пожалуй, последней страной, где свободный въезд и перемещение невозможны для туристов. Но компания была готова помочь в организации поездки, предложив как индивидуальные, так и групповые туры. Стоит отметить, что туры в Северную Корею совершаются нечасто: в прошлом году фирма организовала лишь одну группу.
Тур начинался в Хасане, приграничном посёлке с населением в 660 человек. Многим это место знакомо по школьной программе — из-за событий 1938-39 годов озеру Хасан и реке Халхин-Гол уделяется большое внимание. «...В эту ночь решили самураи перейти границу у реки», как поется в известной военной песне. Нам очень хотелось увидеть легендарный Хасан, отдать дань памяти советским воинам, стоявшим насмерть, обороняя рубежи нашей родины. Правда, к озеру подойти нам не удалось — доблестные пограничники едва не арестовали нас (у меня забрали российский паспорт, заграничный я им предусмотрительно не отдала). После многочисленных проверок документ мне всё-таки вернули, объяснив, что данная территория является приграничной и для ее посещения нужен специальный пропуск. Но памятники воинам-защитникам нам всё-таки удалось найти и сфотографировать.
Чертова дюжина туристов находилась в здании ж/д вокзала посёлка Хасан, который одновременно является российско-северокорейским пограничным пропускным пунктом. Конечно, стереотипы о Северной Корее мешали нам адекватно оценить ситуацию. Например, я переживала за мёд, который мне довелось купить у подножья горы Пидан в деревне Лукьяновка — он был запрещен для провоза. Под статью попадала и рыба, а у нас в ручной клади была корюшка, которую мы купили в Южно-Сахалинске, и печатная продукция — в моем рюкзаке лежала парочка журналов «Психология».
Я расспросила наших попутчиков о трудностях прохождения таможенного контроля. Ребята, ехавшие в Северную Корею на работу и трудившиеся в российской части северокорейского порта, сказали мне, что обыскивать не будут, если мы «подарим» пограничникам пачку «Marlboro», конфеты или что-нибудь в этом роде. «Страна бедная — что вы хотите?»
Но ничего такого у нас в запасе не оказалось. Шоколадки с морской солью и водорослями, купленные в Южном, были не в счёт, «дарить» мы их никому не собирались. Кстати, ребята добавили, что корейцы будут тщательно осматривать телефоны на предмет порнографии и других «девиантных» фото. Так как в смартфоне мужа были тысячи фотографий с наших поездок, для скорости прохождения границы он решил вытащить карту памяти. Я ужасно боялась, что она будет обнаружена и нас не пустят в страну.
На границе через контроль я шла первая: у меня забрали «на экспертизу» два журнала, игральные карты, магнитик из Холмска и книжку знакомого поэта. В итоге изъятые вещи мне вернули, но предупредили, что на обратном пути будут проверять снова, а потому очень важно, чтобы каждая страница была на месте.
Северокорейский пограничник хотел посмотреть галерею в моём телефоне, но аппарат оказался таким мудрёным, что разобраться в нем он не смог. В общем, контроль мы прошли без особых проблем, на обратном пути нас досматривали ещё меньше — у страха были глаза велики!
От российского посёлка Хасан до ближайшей северокорейской станции Туманган нужно ехать на поезде. Мы сели и стали ждать отправления. Следом за нами в купе «загрузились» два парня, с которыми я разговаривала на вокзале. У них была масса сумок, пакетов, коробок… Ребята рассказали, что это заказы корейских коллег: в стране товарный голод, а потому просьб очень много — конфеты, французские духи, сладости... «Всё как у нас раньше, — подумала я, — сколько раз таскала из Москвы кофе, колбасу, ассорти…».
Поезд тронулся, познакомились. Я взялась расспрашивать парней о Северной Корее, но, честно говоря, услышанное меня не обрадовало. Они в один голос рассказывали, что корейцы вороватые, ленивые, неаккуратные... Предупредили, что на рынке стоит следить за карманами и сумками. «Вы будете думать, что идёт военный, потому что многие из них носят военную форму, и даже не заметите, как этот «вояка» вытащит у вас кошелёк. Украсть инструмент на работе — плёвое дело! Обмануть иностранца для них ничего не стоит, они считают, что деньги им нужнее и этим оправдывают своё воровство. Так что будьте всё время начеку!», — говорили они.
Паша рассказал о том, что трудятся в Северной Корее в основном, женщины, потому что с них берут меньший подоходный налог (80% с мужчин и 20% с женщин), а мужчины к женщинам относятся как к скоту. Позже я и сама видела, как работают женщины: «рабочие лошадки» забрасывали на «высокий козёл» раствор, по такой же схеме он шёл на второй этаж. Для строительства корейцы не применяют даже простейшую технику, отсутствует элементарная механизация, ручной труд словно символизирует всеобщую занятость людей при социализме.
Кстати, уже потом я поинтересовалась у переводчика насчёт разницы налогов для мужчин и женщин. Он опроверг все сведения и спросил, откуда «ветер дует». Мне пришлось постараться сгладить ситуацию и рассказать, что у нас в своё время тоже господствовала подобная социальная система, и налогообложение не было единым. Например, бездетные семьи платили государству за отсутствие детей. Тогда переводчик поделился, что государство бесплатно даёт на каждую семью, в зависимости от числа едоков, подсолнечное масло и рис. Я сразу вспомнила, как в медколледже, в котором я подрабатывала в вечернее время в конце девяностых, предлагали взять зарплату подсолнечным маслом. У нас в учительской стояли коробки, можно было брать и записывать, кто сколько взял...
Второй наш попутчик, Володя, подчеркнул: самое страшное — заболеть. В стране нет эффективных лекарств, а во время операции может вырубиться электричество.
Через час мы сошли с поезда. Выйдя из вагона, я сразу увидела множество военных со значками, на которых были изображены сразу два северокорейских лидера — Ким Ир Сен и Ким Чен Ир. По цвету, размеру и форме значки очень напоминали наши, комсомольские. Оказалось, что, как и в Советском Союзе, значки здесь есть для всех: октябрят, пионеров, коммунистов.
Из-за тумана добраться до нашей базы отдыха «Золотой берег» было непросто. Почти полтора часа (47 км) нам пришлось разглядывать северокорейские пейзажи за окном, слушать рассказы и песни наших переводчиков, которые оказались неплохими исполнителями капельных произведений. Песни звучали как на корейском, так и на русском языках, «Катюша» им особенно удалась!
Впоследствии я узнала, что китайцев и корейцев можно различить так: у корейцев, в отличие от китайцев, врожденное чувство ритма и музыкальный слух, они прекрасные танцоры и певцы.
Наша турбаза, по сути, имела вид приморской гостиницы. Построенная китайскими инвесторами, она и использовалась в основном китайцами. Северокорейский сервис выглядел очень достойно, а место на берегу моря казалось поистине райским! В туалетной комнате лежала даже туалетная бумага, хотя в памятке говорилось о необходимости брать её с собой. Горячую воду, правда, в душ нам подавали по часам, зато отель был расположен на первой линии. В номере не сохли вещи из-за высокой влажности, но мы быстро приспособились и сушили всё необходимое под вентилятором, который был в каждой комнате. Телевизор с ЖК экраном висел на стене напротив кровати, но так как база расположена в низине, антенна не ловила программы из Пхеньяна и туристам приходилось смотреть северокорейские сериалы в записи. А что ещё делать? Печатную продукцию-то люди не решились везти в Корею, а наши телефоны там не работали, выйти в интернет было нельзя.
Кстати, билеты на поезд Хасан-Туманган стоили в пять раз дешевле, нежели билеты на обратную дорогу. Цены были довольно высокими, а местное население все время пыталось получить с нас лишние деньги. Расчёт шёл в китайских юанях, северокорейские воны мы так и не увидели. Однажды нас завели, как нам сказали, в обычный магазин, в котором мы познакомились с северокорейским ассортиментом и ценами в вонах. Двухсотграммовый пакетик конфет — 13 тысяч вон, ещё какие-то продуктовые мелочи — 45 тысяч вон.
По сведениям переводчиков, на сегодняшний день в Корее проживает 70 миллионов человек, примерно 22 млн. в Северной и 48 млн. в Южной части. Один из наших экскурсантов, Дима, говорил, что северные корейцы сильно недоедают, большинство населения испытывает дефицит веса. Это отражается и на репродуктивности женщин, и на внешнем виде жителей страны.
Действительно, нам встречались преимущественно невысокие и худощавые корейцы. Лишь однажды возле входа в ресторан остановился шикарный внедорожник, из которого вышел здоровенный мужик, похожий на Гулливера в стране лилипутов. Я спросила у переводчицы, кто это, а она ответила: «Начальник таможни!».
В завершение первой части хочу отметить, что наши контакты с местным населением носили довольно ограниченный характер. Принято считать, что корейцам не разрешают общаться с иностранцами, но, на мой взгляд, всё легко объясняется влиянием языкового барьера. В ситуациях, когда можно было обойтись простыми жестами, корейцы спокойно общались с нами. Например, в выходной день на море приехали отдыхать сотни корейцев. У нас возникло ощущение, что мы наблюдаем корпоративный выезд нескольких трудовых коллективов. Добирались они в открытых грузовиках и везли с собой многочисленные пляжные атрибуты: зонты, мангалы, котелки с мясом и морепродуктами, упаковки пива. На базе они взяли динамики и устроили массовые пляски. В процессе куража двое мужчин подошли ко мне и стали приглашать танцевать. Пришлось идти танцевать, чтобы не обидеть корейских друзей. После нескольких минут убойно-ритмичных танцев корейцы стали жестами показывать, что пора бы мне снять с себя «верх» и танцевать уже в более удобной одежде, а лучше — совсем без неё. Вопросительно взглянув на мужа и уловив его разрешающий кивок, я, почти как заправская стриптизёрша, сняла футболку.
