У каждого человека есть в городе любимое место. Улица, переулок, дом… У мамы, а значит, и у меня, это площадь Пушкина. И сквер – не около «Макдоналдса», а старый, где кинотеатр. И лавочка, тоже любимая, на боковой аллее; слева, если идти от памятника. Когда она бывала занята, мы садились на другую, неподалеку, но ту, нашу, держали в поле зрения. Освободятся места, тотчас устремляемся туда.
Мы ели мороженое, мы разглядывали прохожих. Рядом с нами сидели влюбленные, обнимались-целовались. Им было хорошо вдвоем. Нам тоже было хорошо. Но влюбленные обычно молчали. А мы разговаривали. Обо всем…
Считается, что лучи в Москве идут от Кремля. Наши лучи шли от Пушкинской площади. От Мушкинской площади – шутили друзья. Потом, перед смертью, мама напишет такие слова:
…Нет места лучшего в Москве. Я часто к Пушкину ходила
И в сквере том сидела на скамье.
Жизнь семьи – на одном пятачке. Квартиры – в Столешниковом переулке, в Дегтярном и на Спиридоновке. Работа – в Путинковском переулке, где был Радиокомитет Кати; в Леонтьевском переулке и Тверском бульваре, где находился журнал «Знамя»; и, наконец, моя редакция газеты «Известия» – в разные стороны от памятника, но все это в пяти-десяти минутах ходьбы от него. Маяковский даже «подсчитал»:
От Пушкина до «Известий» шагов 200.
Я останавливалась у окна в редакции:
- Здравствуйте, Александр Сергеевич!
А из нашего окна площадь Пушкина видна… Как же хотелось маме произнести эти слова в новой квартире, на Спиридоновке! Увы, вид из окна, с одиннадцатого этажа, уникальный: и Красная площадь, как на ладони, и храм Христа Спасителя, и даже церетелиевский памятник Петру. Но любимой площади не видно, загораживает кирпичная башня на углу Бронных улиц.
А он, Александр Сергеевич, подумать только! – пришел сюда, к Никитским воротам. Да не один, а с Натальей Николаевной. Новый памятник-ротонда, конечно, не чета опекушинскому, но все равно, Пушкин, в двух шагах от нашего дома!
К сожалению, уже после смерти мамы.
В сквере около «Известий» мы впервые увидели огромную очередь к газетному киоску. Два хвоста извивались к улицам Горького и Чехова. В продажу поступило новое издание – еженедельник «Неделя».
Мысль создать еженедельник семейного чтения возникла у Алексея Аджубея, главного редактора «Известий», в начале 1960 года. Вызвал Мэлора Стуруа, ветерана «Известий», поручил подобрать в кабинете иностранной печати несколько приложений к ведущим газетам западного мира. Потом собрал у себя доверенных сотрудников, сказал, что и мы теперь будем выпускать воскресный еженедельник семейного чтения. План великолепный! Но все понимали: осуществить его очень трудно, придется преодолевать сопротивление отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС. Поэтому договорились соблюдать конспирацию и ждать подходящего момента.
Момент скоро наступил – поездка Никиты Сергеевича Хрущева, тестя Аджубея, по странам Востока – Индия и Индонезия, Бирма и Афганистан. Аджубей сопровождал главу государства в качестве члена пресс-группы. А Стуруа сопровождал Аджубея в качестве спецкора «Известий».
Там, за рубежом, Аджубею и пришла в голову гениальная мысль: посвятить первый номер будущей «Недели» именно этой поездке. Более того, поместить на обложке фотографии Хрущева и Сукарно, президента Индонезии. Через известинских стенографисток (другой связи в те годы не было) Мэлор Стуруа передал в редакцию указание шефа – подготовить номер и к возвращению делегации доставить во Внуковский аэропорт.
- Никогда не забуду тот февральский день, – вспоминает М. Стуруа. – По трапу самолета сходит Никита Сергеевич. Его окружает толпа встречающих. Вижу, как по взлетному полю к нам бежит Валентин Китаин, ответственный секретарь «Известий». На вытянутых руках – стопка газет.
Навстречу Китаину из толпы выдвигается Аджубей. Снимает со стопки верхний экземпляр, идет к Хрущеву. Мэлор стоит далеко, не слышит, о чем они говорят. Но вот раздается громкий возглас Алексея Аджубея:
- Порядок!
В шесть рук, как заправские продавцы газет, Аджубей, Китаин и Стуруа начинают раздавать «Неделю» всем, кто стоял рядом с Никитой Сергеевичем. Листают, удивляются:
- Молодцы! Какой сделали подарок!
- Значит, можно печатать? – еще раз спрашивает Аджубей своего высокопоставленного родственника.
- Валяйте!
- Валяй! – кричит Аджубей Китаину, и тот мчится в редакцию. Но как быть с решением ЦК?!
- Будем выпускать «Неделю» пока как бы подпольно, – сказал всесильный тогда Аджубей.
Михаил Суслов, главный идеолог тех лет, подписал решение лишь к девятому номеру.
Так впервые в истории советской подцензурной печати выход нового издания в свет опередил решение ЦК. Никто тогда не мог и предположить, как горько отзовется потом «Неделе» это незаконнорожденное появление на свет.
