Как известно, проект «Невидимка» - это «андеграунд-поп-группа «новой русской волны» в эстетике модного и ироничного вапорвейва вперемешку с жестким электро, танцевальным хаусом и синтвейвом вместе с дворовыми мотивами 90-х». Команда выпустила несколько мини-альбомов разной степени дикости, и чем меньше на них концентрация безумия, тем менее интересно эти работы слушать. На диске «Zwezda 2» «Невидимка» (они пишут себя с маленькой буквы и со знаком ударения на третьем слоге) свой натиск на нервную систему слушателей изрядно усилила, так что альбом получился заметным.
Первый трек «Молодым» - жёсткий и чёткий хит, в котором «Невидимка», кроме привязчивой мелодии и ритм
а, размашисто использует постмодернистские штучки. Манера солиста наводит мысли то о танцевальной реинкарнации Виктора Цоя, то о голосе Михаила Горшенёва, а разбросанные по тексту фразочки «беру портвейн, иду домой» или «мы перемен ждём, как весны» как бы подтверждают, что «Невидимка» не чужда контексту русского рока, используя его, как объект для троллинга и подражания одновременно. Впрочем, и без этих маячков песня производит сильное впечатление и вполне может выйти за рамки интернет-хита.
Группа не торопится закреплять свой успех и во втором треке «Ай-люли» сворачивает на другую тропинку. Фольклорное название не случайно: песня навевает воспоминания о Нейромонахе Феофане с его «ядрёным древнерусским драмом». «Ай-люли да ай-люлю, вам историю спою, вам историю спою, как я тяночку люблю. Тяно-тяночка моя, раскрасавица така. На мне модный стильный шмот, видно сразу, что не жмот», - поёт «Невидимка», зажигая огни древнерусской дискотеки, на которой танцуют под русский народный рейв с обилием сленговых слов и голосом а-ля Виктор Цой: вполне крышесносящая смесь.
В «Хорошем плохом» «Невидимка» перестаёт бездумно веселиться и впадает в мрачное настроение, усугубляемое свирепым битом и философским текстом о добре и зле. Наша дискотека ощутимо приближается к махачу, но альбом вновь делает резкий финт: ну кто же будет драться под песню «Сладкий притон», похожей на задумчивые песни Цоя вроде «Легенды»? При этом над псевдопорочным текстом хочется то смеяться, то плакать: «Вельветовый свет, сатиновый звон, меня ты зовешь в свой сладкий притон». Финальная акустическая «Звезда», напротив, отличается серьёзным текстом, несмотря на глумливую интонацию. Нецензурная фраза в последнем куплете эффектно завершает череду неожиданностей, из которых состоит этот парадоксальный ЕР.
Алексей Мажаев
