— Я всегда бежал от неприятностей, которые, естественно, подстерегали меня, как любого человека, всюду и везде. Но я думал так: если сегодня на эту гадость я реагирую остро, то завтра она мне покажется мелочью, а послезавтра я вообще о ней забуду. И от этих мыслей сила неприятностей моментально угасала, и я успокаивался. Наверное, поэтому в моей музыке и взглядах на жизнь много света. Это то, что лежит на поверхности. Ну а что уж я скрываю в глубине своего сердца, я вам не скажу.
— Песню «Письмо в Москву» вы написали в 13 лет. Откуда у подростка такое острое гражданское чувство? Или дети в то время все такие были?
— Да я думаю, просто я дурачок был: все писали — и я написал. Честно говоря, я об этом уже и забыл.
— Вы даже в советское время много ездили по миру, дружили с Жаном Маре, с Мишелем Леграном, были даже знакомы с королем Испании. Как вам это удавалось? Вы были любимцем партийного начальства?
— Всем известно, что любимцем начальства я не был никогда, не являюсь сейчас и, надеюсь, не буду. Вы знаете, что было написано в постановлении ЦК о моих песнях для кинофильма «Большая жизнь»? «В фильм введены песни, проникнутые кабацкой меланхолией и чуждые советскому народу». А
На фото: Евгений Аверин справа. За столом в центре Никита Богословский, слева писатель Леонид Ленч, в углу Юрий Никулин, Борис Грачевский («Ералаш» только-только вставал на ноги) и Владимир Шахиджанян.
— Как вам сегодняшняя жизнь? Многие из тех, кто гораздо моложе вас, не чувствуют себя вписанными в нее и остро это переживают. Вы себя вписанным чувствуете?
— Абсолютно! Я интересуюсь всем, что происходит за окнами моей квартиры, я в курсе всех политических баталий, я слежу, что делается в музыке, в театрах. Современная жизнь ничуть не менее интересна, чем прежняя — она просто иная. И я никогда не говорю, что раньше было лучше, вода была мокрее, воздух суше и
— Что вы думаете о современной эстраде?
— Современная эстрада тоже разная.
— Сейчас так много песен-однодневок! Никто не пишет вещей, которые остались бы на десятилетия.
— Такие вещи пишутся с поцелуем Господа Бога. Что ж, вы полагаете, он всех должен целовать? Вот взял и поцеловал меня, такого. А в отношении однодневок… Откуда вы знаете? Давайте, как говорил Маяковский, поживем лет сто и посмотрим.
— 25 мая в ГЦКЗ «Россия» прошел юбилейный концерт в вашу честь, а за день до этого рядом, на Красной площади, дал концерт Пол Маккартни. Но битломаны помнят, что в
— Ой, как я ошибся, как ошибся! Но вы что, полагаете, будто я во всем и всегда был такой, как во время написания «Темной ночи»? Если я вам расскажу, сколько сделал за свою жизнь глупостей, ошибок и всяких дурацких поступков, то вы мне, наверное, не поверите. Я о них просто молчу и выхваляюсь как этакое уникальное явление. Но глупостей я сделал много и от них сейчас прилюдно, принародно отрекаюсь. А битлы — потрясающие ребята. Кстати, Пол Маккартни давал концерт в мою честь, вы в курсе или нет?
— Нет.
— Так знайте.
— Вас заставили написать ту злополучную статью или вы сами недооценили масштаб явления?
— Значит, так, говорю вам однозначно и категорично: заказов, тем более подобного рода, я не исполнял никогда, ни для кого и ни за что! Я думаю, что я был пьяный.
— Если бы вы сейчас встретились с Маккартни, что бы вы ему сказали?
— Я бы ему сказал: «Спасибо, старик!»
— Покаялись бы?
— Ну, чего это я буду перед ним каяться? Каяться надо не перед Полом Маккартни, а сами знаете перед кем. А ему бы я просто сказал: «Спасибо тебе, старик!»
— Никита Владимирович, вы известный мастер розыгрышей и шуток. Откуда у вас такая страсть к этому?
— Ну откуда же я знаю? Таким уж родился — люблю шутить, подзуживать, хулиганить.
— У вас есть любимый розыгрыш?
— Трудно сказать, я многое уже забыл, а когда мне рассказывают, делаю вид, что помню, чтобы не думали, будто я впал в старческий маразм. Один из любимейших розыгрышей уже стал классикой: это когда мы с Зигой Кацем поменяли очередность выступлений на концерте. В программе он выступал первым, а я вторым, но я убедил его в обратном и пошел вместо него. Выхожу и говорю: «Здравствуйте, меня зовут Сигизмунд Кац!» А люди нас в лицо не знали — ну Кац, значит, Кац. Я сажусь, исполняю его репертуар, потом откланиваюсь и ухожу. Через минуту на сцену выходит совсем другой человек — сам Зига — и говорит: «Здравствуйте, меня зовут Сигизмунд Кац!» Зал недоумевает, потом начинает хохотать. За это меня выгнали на три месяца из Союза композиторов, и я уехал в Париж вполне свободным человеком.
— Вам уже девяносто, но трезвости ваших суждений и памяти может позавидовать юноша. Как вам это удается?
— Неужели я выгляжу на девяносто лет? Вы меня старите! Я считаю, что выгляжу лет на двадцать пять моложе своего паспортного возраста. Не знаю, почему. Может быть, потому, что мы с друзьями всегда жутко веселились, разыгрывали друг друга, постоянно шутили, иногда просто задыхались от хохота. Мне кажется, молодежь сейчас так не смеется. Унылые они
Источник: www.megapolis.ru
Виктор Ядуха