Сегодня его назвали бы личным продюсером Высоцкого. Их связывала дружба, которая была и счастьем, и испытанием. А боль — она никуда не делась.
На стене в рамочке за стеклом записка.
«Любимый мой друг Валерка! Если бы тебя не было на этой земле — нечего бы и мне на ней горло драть. Вдруг улечу сегодня. Посему целую, а уж про преданность и говорить не стоит. Будь счастлив. Высоцкий».
Звучит как прощание.
На календаре — седьмое июля 1980 года. Маятник его жизни отсчитывал последние дни.
Они — это мы
— Валерий Павлович, как появилась эта записка?
— Записку он оставил, когда мы поссорились. Он был тогда в очень плохом состоянии. В тот момент мы с сыном Илюшкой жили у него, и Володя хотел поехать на машине за наркотиками. Но я спрятал ключи. Он требовал, чтобы я дал ему ключи. «Не дашь, — говорил он, — тогда я к Ваньке Бортнику поеду на такси». Я ответил, что в таком случае вообще уйду, потому что не хочу, чтобы мой сын, который его боготворил, увидел его в том состоянии. И он ушел. Мы уехали домой. Он мне утром позвонил: «Птичка моя, приходи! Ты мне нужен». Я вернулся, и на столе лежала эта записка. Он должен был улететь к Вадиму Туманову. Не улетел.
— Как вы попали в Театр на Таганке?
—
— Скажите, Высоцкий знал себе цену?
— Конечно, знал. Никогда об этом не говорил. Я был счастлив, что он обратил на меня внимание и в
— Фигура Высоцкого обросла домыслами. Что вам кажется явной ложью?
— Когда говорят, что его запрещали. С моей точки зрения, это вранье. Володя мог пройти в любой кабинет, но никогда не просил за себя. Министры его любили, одно его присутствие решало многие вопросы. Не пускало и запрещало его «ближайшее» окружение: товарищи по кино, по литературе. Главным делом его жизни были стихи. Журнал «Аврора» взял и напечатал подборку, никого не спрашивая, и Володя был безумно благодарен. Когда я с группой людей на его
Кто хотел, чтобы звучал его голос, тот и пробивал такую возможность. Например, Виктор Туров включил в свою картину «Я родом из детства» песни Высоцкого, а потом и маленькая пластинка вышла. И в «Опасные гастроли» Георгия Юнгвальд-Хилькевича вошли его песни, и в картины Киры Муратовой. Только благодаря Высоцкому «Вертикаль» стала хитом, но в «Место встречи изменить нельзя» Станислав Говорухин его песни не взял, хотя обещал,
Владимир Семенович никогда ни у кого ничего не просил. Михаил Швейцер, у которого он снимался в картине «Бегство мистера Мак-Кинли», заказал ему 9 баллад и пригласил как бы в соавторство, а оставил полторы, и весь смысл участия Высоцкого в этом фильме провалился. Володя был до боли обижен. Но все-таки именно у Швейцера в фильме «Маленькие трагедии» он сыграл свою последнюю роль.
— А когда его не утверждали на роли в кино?
-Кто не утверждал? Худсовет «Мосфильма». А кто туда входил? Его приятели, его товарищи по кино. Как пример, Эдуард Володарский пишет сценарий о Пугачеве на Высоцкого и Марину Влади. До сих пор не ясно, почему Володю не утвердили. А вот если бы Володарский настоял на своем, все могло быть иначе. Кто боролся за Высоцкого, тот его и снимал. Володя дал согласие играть у Александра Митты в фильме «Сказ про то, как царь Петр арапа женил». Только потому, что там должна была звучать его песня «Купола». Но она в картине не прозвучала. Представляете, какое состояние Высоцкого?! И так было не раз. За полгода до смерти, когда Володя уже никого к себе не допускал, приехал кинодокументалист Владислав Виноградов. Уговаривал Высоцкого сняться в фильме «Я помню чудное мгновенье» о великих исполнителях, клялся и божился, что все согласовано, что его выступление обязательно войдет в картину. Володя тогда сказал: «Я не поеду. Это вранье. Они не поставят». Я его уговорил. Он согласился и спел, но песня не вошла. Он так грустно на меня посмотрел: «Ну что, птичка моя?».
Если Петрович (Юрий Петрович Любимов. — Е.С.) хотел, чтобы Высоцкий пел в его спектаклях, Володя и пел. Вся беда в том и заключалась, что Володя чувствовал себя большим поэтом, а окружение так не считало. Когда Володя умер, я стоял рядом с Юрием Трифоновым в театре, и он, глядя в окно на многотысячную толпу, был растерян и такую фразу бросил: «Как же нам теперь умирать?»
— Владимир Семенович хотел стать членом Союза писателей?
— Да, он считался бы официальным поэтом. Как член творческого союза, он мог позволить себе не работать в театре, не сниматься в кино. Володя уже перерос театр и кино, но оставался там только потому, что тогда для выезда за границу требовалась характеристика с официального места работы. Многие люди во властных структурах понимали, кто он такой, и всегда ему помогали. Популярность Высоцкого в те годы была сумасшедшая. Я присутствовал на вечере у нас на «Таганке» на трехсотом спектакле «Антимиров» по поэзии Вознесенского. Выступал сам автор, и вдруг из зала кричат: «Ну хватит, хватит! Пускай Высоцкий поет!» Так что мифические «они», которые запрещали его, — это мы. Конечно, ему завидовали.
— В театре?
— Не только в театре. Там это понятно. Актер рассуждает так: «Мне же все говорят, что я не хуже этого хрипатого с гитарой!» Даже Марина Влади, которая одна из немногих понимала, кто он такой, однажды испытала момент творческой зависти. Володин друг Серуш Бабек рассказывал мне о концерте Высоцкого в Голливуде. Встречу с американскими звездами устроил Милош Форман. Он и попросил Володю спеть. Тот сначала не соглашался, а потом запел. Публика сходила с ума! «Я смотрел на Марину, она вся налилась завистью!» — сказал мне Бабек. Она поняла: Володя завоевывает зал.
— Ему не прощали, что он был фаворитом Юрия Любимова?
— Он никогда не был фаворитом. Это неправда. Но, как гениальный человек, Любимов сознавал, что участие Высоцкого даст спектаклю совершенно другое звучание. Думаю, он понимал, что Володе уже тесно в театре, но в душе не хотел с этим согласиться. Помню, как Володя приезжал к нему домой после подачи заявления об уходе. Я ждал его в машине. Они договорились, что он уходит из театра на год и будет играть только Гамлета, но Любимов его все время просил сыграть и другие роли: то японцы приедут, то французы, то еще
— Он срывал спектакли?
— Никогда он не срывал. У меня был случай, когда я дежурил днем. Играли «Десять дней, которые потрясли мир». Я только приехал в театр от Высоцкого, как вдруг звонит Севка Абдулов: «Валера, Володя не приедет! Он плох совсем». Бегу к завтруппой: «Володя заболел!» В ответ: «А! Знаем мы вашего Высоцкого. Давайте, Иванова вызывайте». Приезжает Валера Иванов, гримируется. И вдруг за 3 минуты до начала спектакля открывается дверь моего кабинета, и заходит, как стеклышко, Высоцкий, подтянутый, выбритый. Играет первый акт. В антракте захожу в гримерную: Высоцкий лежит пластом. На второй акт он уже не вышел.
Он был обречен
— Когда вы узнали про наркотики в его жизни?
— Я узнал об этом не сразу. Он от себя даже скрывал. Мне это стало известно за 4 года до его смерти. У него было такое нервное перенапряжение, что наркотики являлись единственным методом восстановления. Это была его болезнь, и он с ней все время боролся, вы не представляете как! Хотя Володя убеждал себя и меня, что весь мир творческий сидит на этом. Говорил: «Не волнуйся, мне всего две ампулы нужно». Когда понял, что ему трудно вырваться, он попросил помощи у Марины, потому что она знала, что это за трагедия (ее старший сын Игорь был наркоманом). И они с Володей стали бороться вместе. Она увозила его во Францию в лучшие клиники, а он оттуда мне звонил: «Ничего не вышло». Он и здесь, в Москве, пытался выскочить из этого омута. Любые новые методики лечения готов был проверять на себе. Появилась гемосорбция — промывание крови, и он немедленно на это пошел. На следующее утро я приехал в Склифосовского, и он сказал: «Забирай, ничего не произошло». И он поехал в Первую градскую больницу уговорить медсестру, чтобы она дала ему уколоться. А ведь перед этим он дал расписку в Склифе о возможной смерти в случае приема наркотика. Он выходит после укола и улыбается: «Ну, что твои врачи…»
— Трудно было достать наркотики?
— Весь его артистизм часто тратился на это. Бывали случаи, что он вынужден был изображать прямо на улице почечную колику при виде «скорой помощи». Это было так убедительно, что врачи немедленно вкалывали ему обезболивающее. Он понимал, как подставляет врачей, которые давали ему наркотики. Всеми силами он пытался бороться с этой болезнью, но, вероятно, было уже поздно. Однажды он увидел у сына своего ближайшего друга следы уколов на руке. Он на коленях умолял его никогда не делать этого. Когда говорят, что надо было скрывать правду о болезни Высоцкого, я категорически с этим не согласен. Я очень поддерживаю Марину, которая первая обнародовала это в своей книге.
— Он вас мучил, когда требовались наркотики?
— Он не мучил, он умолял, но никогда не требовал. Впервые он попросил меня следующим образом: «Валер, у меня дядя очень болен, ему выписывают обезболивающие препараты, но не хватает. А к тебе часто в кабинет приходят врачи за контрамаркой. Спроси, не выпишут ли промедол и омнопон». Я знал, что есть морфий, но об этих препаратах услышал впервые. И, когда попытался попросить врачей выписать рецепт на эти лекарства, они в лице менялись.
— А если бы ему вкололи в последний день, он бы не умер?
— Он даже не просил в тот день. И я точно знаю, что у него была ампула, но он к ней не притронулся. Он надеялся, что сумел перехитрить смерть. Ведь раньше это удавалось. Он пил шампанское, ему давали чай с коньячком для запаха. Он сотни километров исходил за эти дни по комнате. Страшно кричал. Мама его уже говорила: «Хоть бы забрал его Господь!» У Высоцкого был врач Толя Федотов. После Володиной смерти чего ему только не предъявляли. А я утверждаю, что это был его ангел-хранитель. Если бы не Федотов, он бы раньше ушел. Толя сам умер от этого. Не мог смириться после смерти Высоцкого и стал проводить эксперименты на себе. Прибежал
— Читала, что в последнее время отношения Высоцкого и Марины Влади были на грани разрыва. Если бы они разошлись, он бы женился на Ксюше Афонасьевой-Ярмольник?
— На этот вопрос мог ответить только один человек — Володя Высоцкий. Ксюша делала очень много для него. Когда он был невыносим и уходил к ней, она возилась с ним. Хотя он ездил с Ксюшей по церквам, якобы хотел обвенчаться, даже кольца купил. Я говорил ему: «Что ты делаешь? Ты же женатый человек!» Думаю, это был жест отчаяния. Он признавался мне: «Я не хочу, чтобы она думала, что у меня с ней все просто так». Он хотел верить в то, что она его никогда не предаст.
— Она и не предала. Могла ведь прервать эти отношения.
— Как — прервать, когда это Высоцкий? Вы представляете, он везет ее на «Мерседесе» в институт, и весь институт падает в обморок. Помню, он провожал девушку из ансамбля Моисеева на поезд. Выходим на перрон — девки при виде Высоцкого застывают на месте! Ему очень хотелось, чтобы рядом были люди, которые не предают, но, к сожалению, мы все после его смерти оказались пустоцветами.
— Он пользовался своей известностью?
— Там, где нужно, пользовался. В последний его Новый год, который мы встречали на даче, Володе понадобилось в Москву. Наркотики порой срывали его с места. Он мне сказал: «Скажи Марине, что тебе срочно надо в театр и я тебя подброшу до шоссе». Мы врезались в стоячий троллейбус, разбили «Мерседес». А тогда в Москве был всего один сервис, где ремонтировали такие машины. Володя ждет свою очередь, и вдруг на стапель ставят машину сына Щелокова. Высоцкому говорят: «Это же сын Щелокова!». Володя едет домой, берет фотографию, где Марина Влади с Брежневым, и идет к начальству. Все равно не прошло. А когда итальянцы приехали его снимать и спросили: «А сколько вы бы хотели за интервью?» — он ответил: «А сколько у вас Марчелло Мастроянни получает? Я хочу столько же».
— Высоцкий был щедрым человеком?
— Он был прагматик, помогал тем, в ком нуждался. Если он тебя приближал, то и спрашивал с тебя. Он знал, как трудно зарабатывать деньги, Марина его этому научила. Но Володя не был жлобом. Умел красиво ухаживать, но не по разряду показушного купечества.
— А история с соболиными шкурками для Марины?
— Шкурки ему подбирали охотники, хотя он мог же купить в магазине, но там они были дорогие. Охотники продавали по 300 рублей, а в магазине они стоили по 800! Они и «сгорели» быстро, потому что не были выделаны до конца. Когда Марина после смерти Высоцкого отдала их Бабеку Серушу на хранение, чтобы вывезти через год, в них уже черви завелись.
— Но Марина оценила необычный подарок?
— В тот день мы встретили ее в аэропорту. Володя опаздывал на спектакль и взял такси и уехал. Марина села за руль его машины, и мы поехали к ним домой. Я остался в гостиной, а она пошла в спальню, и тут я услышал ее потрясенный возглас. Вся кровать была застелена шкурками.
— Он боялся ее потерять?
— Я не берусь об этом судить. Но она была его последней соломинкой. Пожалуй, она значила для Володи не меньше, чем Наталья Гончарова для Пушкина. Марина самый удивительный человек из всех женщин, которые мне встречались в жизни. Хотя она бывала всякая, но именно она вложила большую долю труда в формирование его как творческой личности. Без нее мы не получили бы такого Высоцкого, какого мы знаем. Она и после смерти Володи все сделала гениально. Раздала его долги, добилась, чтобы квартира досталась его матери. Володины родители ее боготворили. А потом вдруг все поменялось…
Смерть его дала
«Не поставят мне памятник в сквере…»
— Порой в воспоминаниях друзей и знакомых он предстает в образе мученика.
— Он не был мучеником, он был счастливейшим человеком. И ушел из жизни вовремя. Его могли дискредитировать, еще немножко, и его поймали бы на этой наркоте. Власти знали, они подбирались уже, чтобы развенчать его, потому что он набирал такую силу народной любви.
— Валерий Павлович, мало кто знает, что если бы не вы и ваш сын — Илья Порошин, не было бы памятника Высоцкому у Петровских ворот.
— Володя и постаменты — вещи несовместимые. «Неужели такой я вам нужен после смерти?!» — кричал он в стихотворении «Памятник». Очень жаль, что на Ваганьковском кладбище так и не установили надгробие по гениальному замыслу главного художника «Таганки» Давида Боровского — метеорит с надписью «Владимир Высоцкий». И разрешение было, и метеорит нами был отобран, но… Там стоит другой памятник.
А поставить памятник «в сквере, где-нибудь у Петровских ворот» мне было принципиально важно. Это символ. Подходило
— Как сложилась ваша жизнь после смерти Владимира Семеновича?
— С «Таганкой» я расстался ровно через год после того, как мы поставили спектакль о Высоцком. У меня было приглашение в США, и я поехал к своей жене-американке, прожил там год и два месяца, отношения у нас не сложились, я вернулся сюда и был уволен за прогул. Спасибо Петровичу: он настоял, чтобы статью за прогул заменили формулировкой: «уволен меня по собственному желанию». Зашел в «Дом кино», был полный ресторан. Мне навстречу встал сценарист Игорь Ицков и громко сказал: «Второе явление после Куприна!» И все, кто там был, бросились ко мне: «Ну, как там?» Я ответил: «Нечего там делать нашему брату!» Сколько я увидел разочарования в их глазах.
— Чем вы сейчас занимаетесь?
— Я занимаюсь любимым делом. Наступило время, о котором я давно мечтал. Мы с партнером создали продюсерскую фирму. Сейчас сотрудничаем с репертуарными театрами. В репертуаре театра «Ленком» три наших совместных проекта.
— Скажите, а ваш сын помнит Владимира Семеновича?
— Для Илюшки он был дядей Володей. Мы часто бывали с ним в квартире на Малой Грузинской. Мой сын учился в интернате, и на его день рождения Володя ездил со мной туда с тортами и конфетами. Привозил ему джинсы и ковбойские сапоги. Когда Илюшка упал с дерева и сломал руку, Высоцкий сразу приехал к нему в больницу и поднял всех врачей. А спектакли с участием Высоцкого и его песни сын помнит наизусть. Илья — это моя гордость. Он получил блестящее образование, у него успешный бизнес. Ему очень повезло с женой. Она развила в нем лучшие качества. Если бы не Тата, его судьба могла бы повернуться иначе. Они материально поддерживают многих людей, спасают бездомных собак, больных и изувеченных.
— Это у вас, похоже, семейное!
— Перед отъездом в Америку я познакомился с удивительной женщиной Майей. Впоследствии она родила мне сына Ваньку. Майя очень любит животных, она привечает бездомных собак, выхаживает их. Когда наступил момент переезда в Америку, она решила взять их с собой. В Нью-Йорке Майя пошла волонтером в шелтер ухаживать за животными. Шелтер — это убежище, приют. В Америке ведь нет бездомных собак. Но там есть дома, где запрещено держать животных. В нашем доме было разрешено, но ровно столько, сколько ты успел зарегистрировать. Мы «прописали» своих двух собак, а потом Майя привезла из Москвы еще и третью. Нам приходилось ее прятать, чтобы соседи не увидели. Нарушил договор — могут выселить. А стукачество у американцев — вид национального спорта. Но
— Валерий Павлович, все эти жертвы — ради
— Все наши собаки — подобранные дворняжки. Я считаю, порода не имеет значения. И было бы хорошо, если бы наши известные люди, в том числе и политики, демонстрировали себя не только с породистыми собаками, но и с обыкновенными подобранными дворняжками.
— А Владимир Семенович любил собак?
— Я не раз видел, как любая дворовая собака послушно шла на его голос, стоило ему только с ней заговорить. Его магнетизм распространялся и на животных. Это была мистика.
Елена Светлова
