Ночные автобусы Москвы — это не только транспорт, но и теплое убежище для тех, кому нигде в городе не рады. В результате добраться в «Шереметьево» после полуночи на общественном транспорте — задача не для брезгливых: бездомные составляют основное «население» ночного автобуса. Почему бомжи игнорируют городские социальные приюты и предпочитают автобусы и залы ожидания — выяснял «МК».
Метро «Сокол». Ночной автобус Н1 в сторону аэропорта «Шереметьево» уходит во втором часу — когда из метро еще можно выйти, но внутрь уже не зайдешь. А сейчас — как раз 1.05, все закрыто. На улице — двадцатиградусный мороз. Автобуса в аэропорт (удобно! Для обладателя единого — вообще бесплатно!) мы ждем вдвоем. Я и неопределенного возраста мужчина в старой, с чужого плеча дубленке, шапке пирожком и непонятной обуви. Понятное дело: бездомный. Он и еще несколько его собратьев проводят дни между дверями вестибюля метро — там тепло, и добрая полиция по случаю морозов гоняет их неохотно. Но на ночь все-таки приходится удалиться.
Кожаный чемоданчик
— Чего смотришь? Да, я бомж! Сигарета найдется?.. — на морозе специфического запаха, из-за которого обычный прохожий шарахается от бездомных, почти не ощущается. Ну, или нос отморожен на время: холод продирает даже через пуховик, шапку и кальсоны. Как быть тем, кто «одет не по сезону» (дежурная фраза полицейских протоколов о задержании бомжей), — страшно подумать: дело даже не в том, что нет теплой одежды. Необходимо хоть какое-то теплое помещение, еда и питье, иначе — пневмония, которая без врача и постельного (в тепле опять же) режима прикончит человека в считаные дни.
Разговор, кстати, немного согревает. «Запиши: меня зовут Александр Роландович Мурзин!» — пока дождемся автобуса да доедем на нем в аэропорт, можно всю жизнь рассказать. Слово за слово — глаз замечает новые детали: в руках бездомного приличный (хотя, конечно, уже бывалый) кожаный чемоданчик, а самое главное — лицо (все-таки сорок ему, Александру Роландовичу, или все шестьдесят?) гладко выбрито.
— На «Белорусской» можно помыться, побриться, — объясняет. — Без этого на улице максимум полгода живут. А я уже четвертый год вот так…
Вот и автобус: обычный, синий, новенький. Заходим внутрь — надо же, маршрут востребованный. Впрочем, я уже слышал: как раз бездомная, бродячая публика любит Н1 за его длину (с юго-запада до «Шереметьево» — два часа в один конец) и, собственно, за то, что привозит в круглосуточные залы ожидания аэропорта. Где тепло и, если не буянить, не тронет охрана. В салоне помимо нас — человек 15: по большей части как раз «люди улицы». К сожалению, большинство, похоже, не разделяет философии Мурзина в плане гигиены и бритья: запах стоит тот самый, от которого рефлекторно хочется отсесть. Но — некуда: ночью в автобусе бездомные — хозяева. Их много, «цивильных» — мало.
— Я из Нижегородской области, у меня мама там жила, — рассказ Александра Роландовича отвлекает от остальной публики. — Жили с ней в доме, я слесарем работал немного так. Женат был, двое детишек есть. Потом как-то, ну, от жены ушел, к матери вернулся, а она умерла…
Ага, стало быть, скорее 60 лет человеку, чем 40. Слушаю дальше: после смерти мамы решил разбогатеть. Продал дом и почти на все деньги купил путевку — «поработать за границей». Тогда это было действительно модно. Девушкам предлагали замуж за иностранцев, мужчинам — заработок. Только плати.
— Привезли в Испанию. Отобрали паспорта сразу. Работа — собирать клубнику, стричь оливки, все такое. Месяц идет, два идет — денег нет. Спрашиваю бригадира: а зарплата когда? Дает мне двадцать евро. Двадцать! «Это что?!» — говорю. А он ухмыляется: и этому, мол, радуйся, все ваши паспорта у меня в сейфе, пока не отработаете сколько скажу — не получите документов. А за билеты обратно тоже с вас, говорит, вычту! Ну, тут я думаю: убьет еще, чего доброго. Сбежал. Кое-как вернулся домой. Живой, но без денег и, главное, без прописки в паспорте…
Из задней части салона раздается какая-то ругань, страшный рев: сцепились двое здоровенных мужиков — один в телогрейке (из какого музея он ее добыл?!), другой в черной куртке с надписью «Россия». Впрочем, особой охоты драться нет: через минуту они уже мирно сидят на разных сиденьях и не обращают друг на друга внимания. Автобус тем временем проезжает Речной вокзал и приближается к МКАДу.
Жертва — мучитель — спаситель
— Меня уже знаешь сколько раз «спасали»? — улыбается Мурзин. В самом деле — он производит впечатление человека, попавшего на улицу по чистой случайности: не пьяный, чистый, с правильным русским языком, чуть отдающим поволжским оканьем. — Но вот какой-то я все-таки пропащий. Почему — не знаю, Бога прогневил, что ли?..
Рассказывает: пять лет назад его (уже несколько лет ходившего по инстанциям с просьбой восстановить прописку) позвал в работники какой-то полицейский полковник. Будешь, говорит, Александр, охранять нам дачный кооператив. Как раз сторожа не хватает. Приехал туда Мурзин — рай: сторожка теплая, воздух чистый, место спокойное. Денег, конечно, платили «на еду»: кому ты, мол, нужен-то без прописки и родственников? Да тебя, смеялся полковник, в асфальт закатай — никто не хватится!
— И вот сторожу я их кооператив месяц, два, три, зима на дворе, — продолжает Мурзин. (Автобус как раз перебирается в Химки.) — И тут он начинает пьяный ко мне приматываться да пистолетом махать. Ну, думаю, попал ты опять, Саня: бежать надо, а то и правда закопает в лесу, никто не хватится. Он же мент! Бросил все опять, ушел…
Следующим спасителем была женщина — милая, тоже немолодая, москвичка. «Понравился я ей», — гордится Александр. Взяла к себе жить. Счастье? Ан опять западня: у женщины оказались взрослые дети, которые как увидели, к чему идет дело, побоялись за семейную квартиру. Здоровенный лоб — зять хозяйки — поговорил с Мурзиным настолько «конкретно», что тот снова решил: не ровен час, убьют. И снова сбежал на уже родной Белорусский вокзал.
— А теперь там стало хуже жить: со скамеек гоняют, залы ночью закрыты, — говорит Александр Роландович. — Поэтому катаемся в «Шереметьево», там нас пока терпят. Но вот из-за таких уродов, — он кивает головой на тех двоих, что дрались на задних сиденьях, — можем и этого лишиться.
Зал ожидания
Автобус поворачивает на Международное шоссе — приближается аэропортовский городок. Спрашиваю: есть же в Москве ночлежки, чем там плохо? Мурзин морщится: «Кашей при церквях иногда кормят, чай тоже там можно попить. А ночлежки — сам попробуй туда сходи. Там к людям как к скоту относятся. И грязно».
Парадоксально: жить на улице (если знать, где можно задешево помыться и бесплатно согреться) оказывается иногда выгоднее, удобнее, чем пользоваться помощью социальных служб. «Тут поднесу чемодан, там ящики сгружу, а то таджикам тележку сварю», — Мурзин умудряется зарабатывать на еду самостоятельно, а одежду берет опять же в храмах. Возвращаться к «нормальной жизни» ему, по сути, некуда: в Нижегородской области уже ни дома, ни родных, в Москве — тем более.
— Терминал F! — объявляет автоинформатор. Поскольку остановок в «Шереметьево» много, водитель равнодушен к тому, сколько человек остается в салоне, а сколько выходит. Где-то половина «населения» автобуса остается на месте, а мы — человек 10 — выстраиваемся к дверям зала вылета. Мурзин идет впереди и со своим кожаным чемоданчиком даже не производит впечатления чужака. Такой же транзитный пассажир, как и все. С пропиской в зале ожидания…
Есть ли альтернатива автобусу?
Альтернатива автобусу или залу ожидания в «Шереметьево», как выяснилось, невелика. Днем погреться жители улиц могут в «Ангаре спасения» службы «Милосердие». Пресс-секретарь этой службы Дина Скворцова разъяснила «МК», что там бездомный может «с 10 до 18 согреться в отапливаемой палатке, поесть горячее, получить теплую одежду, решить социальные проблемы». А потом наступает ночь…
Первый и самый известный вариант ночевки — Центр социальной адаптации имени Глинки в Люблине, недалеко от железнодорожной платформы Перерва. Добраться до нее самостоятельно не так просто, особенно бездомным. Есть вариант вызвать «Социальный патруль» — сотрудники службы забирают и стариков, и инвалидов без определенного места жительства и везут в ЦСА. А вот дальше начинается самое интересное.
— Человека сначала привозят в так называемое приемное отделение, — разъясняет руководитель сети приютов для бездомных людей «Дом трудолюбия «Ной» Емилиан Сосенский. — По сути, это просто бомжатник. Да, там тепло и сухо, но при этом рвотный запах, непонятно как одетые люди… Возможность перевестись в действительно хорошее отделение имеют бывшие москвичи (у которых когда-то была московская прописка). Но перед этим им все равно придется жить около недели в этом приемном отделении: нужно оформлять справки, сдавать анализы. Туда набирают по 200–400 человек. Нам звонили бездомные и говорили: «Меня привезли в ЦСА, но я только что ушел, не могу там находиться». И опять же, как мне рассказывали бездомные, которые там ночевали, уйти из центра нужно до семи утра. В шесть — подъем, в семь — на выход.
Как выяснил «МК», есть и другие ограничения для бездомных: если человек был замечен пьяным или получил какое-то замечание, то его могут не пустить в ЦСА повторно. Один из спикеров, знакомых с ситуацией, рассказал, что раньше существовало ограничение: не более 15 ночевок в год для человека не из Московского региона. При этом около 85% бездомных (по данным движения «Друзья на улице») — приезжие из других областей. У многих из них где-то в деревнях или других городах есть свое жилье, и по определению они не бездомные, а трудовые мигранты, оказавшиеся в ситуации бездомности.
— В Люблине им предлагают услуги социальной реабилитации, в котором для жителей не Московского региона предусмотрен только один вариант — возвращение к месту жительства, — объясняет координатор «Друзей на улице» Наталья Маркова. — Люди сюда ехали не за этим, они хотят вернуться домой с заработком…
Согласно «Справочнику бездомного», у центра есть несколько филиалов по Москве. В отделении «Дмитровское», «Косино-Ухтомское», «Ясенево», «Марфино» принимают только мужчин по распределению из «Люблино». В отделении «Востряково» — мужчин, освободившихся из тюрьмы. Кроме него в справочнике указаны приюты при храмах. Один — при храме Святых Мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии в Каширском районе, второй — при храме Спаса Нерукотворного в Пушкинском районе. Приюты, как понятно из адреса, в Московской области, и принимают туда только мужчин. Больше бесплатной альтернативы ночлега для бездомных в Москве нет.
— «Социальный патруль» готов ездить за бездомными по городу, — говорит Емилиан. — Но везти-то куда? В эти плохие условия, откуда утром и выгонят. Поэтому люди туда не хотят. У большинства есть возможность ночевать в лучших условиях: подъезд либо, тем более, аэропорт или автобус.
Это — некоммерческие варианты постоя. Кроме того, есть сеть общежитий, готовых принимать бездомных за некую плату. Ценник за сутки начинается от 400 рублей или 150 рублей/сутки, если остаешься на 15 дней. При этом берут далеко не всех. В одних просят предъявить паспорт, в других — сначала оформиться в головном офисе, потом ехать на ночлег. Варианта, куда человек без определенного места жительства и без документов мог бы просто прийти и переночевать в морозную ночь, «МК» не нашел. Поэтому теплый автобус — неплохая, по сути, альтернатива.
— Есть так называемые рабочие дома, — продолжает Сосенский. — Но туда берут только работоспособных — стариков и инвалидов не пустят. Мы берем и стариков, и инвалидов, но при двух условиях: человек должен трудиться и не пить. Если люди хотят пить и не хотят работать, к нам они не пойдут.
«В римских храмах ставят кровати с чистыми простынями»
Понятно, что бездомные не должны ночевать в автобусах, залах ожидания, подъездах, на вокзалах и прочих неприспособленных для того местах. Как рассказывает Наталья Маркова, в больших городах на зимний период экстренно придумывают варианты ночлега для людей.
— В Европе открывают подземные переходы, в Риме наши друзья ставят кровати прямо в церкви — 35 кроватей с чистыми простынями. А у нас даже закрывают переходы метро. Система устроена наоборот: нам кажется, что если таких людей будет меньше, то и проблем меньше. Плюс нам кажется, что если строить что-то для бездомных, то лучше сразу на сто или тысячу мест. Но это неразумный подход. Во-первых, из-за стоимости. Пребывание постоянное там стоит дороже, чем обогреваемые палатки, которые можно было бы поставить в каждом районе с октября до марта.
По мнению Натальи, и сами бездомные не хотят идти в большие центры: «уголовники там соседствуют с приличной бабушкой, которую лишили квартиры». И жители района, которым выпало соседствовать с приютом, недовольны.
— Имеет смысл делать много маленьких незаметных ночлежек на 20–30 человек в пределах доступности. Они должны быть в каждом районе, тогда бездомные будут незаметны для жителей и главное — живы, — считает Наталья. — Это будут просто места, где людям не надо будет проходить длительное анкетирование, сдавать анализы или стоять в очереди. Такие места нужны не для того, чтобы реабилитировать человека или найти работу. Просто ты можешь прийти в любом виде, до утра там побыть, чтобы не умереть. Во всех больших городах этим не гнушаются.
Что касается платных общежитий, то стоить они должны хотя бы 100 рублей в сутки. Билет на ночной автобус стоит 55 рублей. Тогда у бездомного будет хотя бы причина задуматься и выбрать кровать, а не сиденье в транспорте.
По мнению Сосенского, нужно на государственном уровне создавать систему трудовых общин, где люди могли бы трудиться, восстанавливать документы и нормально питаться. Даже если речь идет о неделе проживания.
— Бездомный эту неделю должен потрудиться, еще и деньги получит. Почему это должно быть бесплатно, кто должен держать его бесплатно? Человек, попадая с улицы в нормальные условия, не должен жить на халяву. Тунеядство ни к чему хорошему не приведет.
Сейчас в Москве самый пик холодов: ночью температура опускается ниже -20ºС. Пальцы не гнутся от холода, нос перестает чувствовать запахи… Бездомные оказываются на грани жизни и смерти.
4 марта в одном из храмов Москвы пройдет панихида по бездомным, умершим на улицах города. Проводят ее объединения «Друзья общины святого Эгидия» и «Друзья на улице». Имена погибших собирали волонтеры на раздачах еды. Первая такая панихида прошла 12 лет назад, в память о молодой женщине Лилии, которая умерла от холода и болезней на улице в 2006 году.
Чтобы помочь бездомному в холода, можно вызвать «Социальный патруль» по телефонам 8 (495) 720-15-08; 8 (903) 720-15-08.
