Фильм Владимира Бортко начинается со слов Тараса о русском товариществе. Чёрно-белые кадры. Проливной дождь. Суровые, с рублеными чертами, изуродованные шрамами лица собравшихся вокруг Бульбы казаков угрюмы и сосредоточенны. Они знают, что здесь, под стенами Дубно, придётся им умирать, и хотят услышать от своего вождя, за что.
Знаменитый монолог Тараса Богдан Ступка произносит изумительно. Его игра выше всех похвал: ни ложного пафоса, ни излишней патетики. Перед нами — старый, матёрый казачина, не единожды видевший смерть и знающий цену каждому слову. Он только что (по версии Бортко) убил своего сына-предателя. (Это нам станет ясно лишь в середине фильма, когда одновременно с выстрелом Тараса в Андрия начнётся гроза.) И вот атаман-сыноубийца говорит казакам: «Нет уз святее товарищества! Отец любит своё дитя, мать любит своё дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь своё дитя».
А потом Тарас убивает крещённого им в Днепре сына и бьётся вместе с «товариществом» в грязи у стен Дубно, и грязь смешивается с их кровью и кровью их врагов… Зачем это? «Почему ж не жить как-нибудь?» — как говаривал один из героев гоголевской «Ночи перед Рождеством»… «Как-нибудь», но всё же жить, а не резаться в грязи? Именно такие вопросы, видимо, и хотели вызвать в зрителях создатели фильма, и это им удалось. Удалось ли дать ответы? Сейчас уже начались споры вокруг фильма, эпос или пафос показал Бортко. Не вижу в таком противопоставлении никакого смысла, потому что хорошо представляю пафос без эпоса, но не представляю эпоса без пафоса. Главное, что удалось Бортко, — это выразить мысль Гоголя, что в жизни человека есть нечто более высокое, чем сама жизнь, и заразить этой мыслью актёров. Ведь одно дело — сказать, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях, а другое дело — сыграть. Все актёры — и Богдан Ступка, и Владимир Вдовиченков (Остап), и Юрий Беляев (Кирдяга), и Пётр Зайченко (Метелица), и Михаил Боярский (Мосий Шило) — играют так, как не играли уже давно, а некоторые (ушедшие из жизни Борис Хмельницкий и Александр Дедюшко) не сыграют уже никогда. И если это пафос, и ничего больше, то пусть будет только пафос — а то жизни без пафоса мы уже наелись под завязку. Уже тошнит. Да, красавец Кукубенко умирает в грязи, под копытами лошадей — сейчас бы сказали, как собака. Он тоже мог любить и быть любимым, как Андрий. А теперь его истерзанное тело едва ли кто-нибудь похоронит. Но: «Садись, Кукубенко, одесную меня! — скажет ему Христос, — ты не изменил товариществу, бесчестного дела не сделал, не выдал в беде человека, хранил и сберегал мою Церковь». Бортко не стесняется «по старинке» вводить за кадром авторский текст и совершенно правильно делает, потому что это текст бессмертного эпоса. Если бы фильм не соответствовал тем потрясающим душу словам, какими написан «Тарас», — это другое дело. Но Бортко снял фильм если не «аутентичный» Гоголю, то Гоголя ничем не принизивший. Ему удалось найти единственно верную интонацию — высокой трагедии происходящего, и поэтому его весьма смелые «добавления» к хрестоматийному тексту Гоголя — произнесение монолога Тараса о русском товариществе после убийства Андрия, смерть жены Тараса, плотская любовь Андрия и панночки, смерть панночки родами — не вызывают протеста. Скажу больше: сцена родов и безуспешная попытка польского воеводы зарубить своего новорождённого внука мне представляются удачными. Не принесла никому счастья любовь изменника, и сын его — ни поляк, ни казак — едва ли будет счастлив…
Хорош получился Андрий в исполнении Игоря Петренко — может быть, потому, что молодой Петренко считает, как он искренне признался на состоявшейся за две недели до начала проката презентации фильма в Доме Пашкова, что Андрий «всё делал правильно» и он «поступил бы точно так же». Что ж, тем актуальнее вышел фильм Бортко!
А ещё — впечатляет операторская работа Дмитрия Масса, подарившая нам в фильме ощущение простора, распахнутости бескрайних украинских степей, высоты обрывистых речных берегов и холмов, эпичного величия рек. Как тут не вспомнить Гоголя: «Вдруг стало видимо далеко во все концы света»! Это — Украина, сердце Древней Руси, колыбель трёх братских славянских народов…
Есть ли в фильме недостатки? Да, есть. У Гоголя в сцене битвы под Дубно перед нами чередой проходят великие герои, в которых вдохнул славу великий Тарас. Они выступают на врага и отправляются прямо в бессмертие. Но перед тем, как сверкнуть сабле в их руке, мы видим историю их жизни. Это их последний парад, их героическое житие. При этом, что удивительно, ритм описания битвы под Дубно совершенно не нарушен. Бортко средствами кино этого добиться не удалось, хотя он стремился: дал «закадровый текст» о прошлом Мосия Шило. Этим всё и ограничилось. Не скажу, чтобы меня впечатлил и финал с казачьей конницей, возвратившейся, по завету Бульбы, на берега Днестра.
Героический эпос — душа всякого народа. А в данном случае сразу двух народов — русского и украинского, поскольку гоголевские герои называют себя русскими. Долгое время считалось, что в отличие от «Слова о полку Игореве», «Задонщины» Софония Рязанца, «Войны и мира» Толстого и «Тихого Дона» Шолохова «Тарас Бульба» — исключительно литературный эпос, лишённый исторической основы, а также конкретного прототипа. Это, мягко говоря, неправильно. Пятнадцатым гетманом Запорожским был некто Тарас, о котором сохранилась скупая запись в киевском «Летописце» XVI-XVII вв.: «1628. Козаки ради тягостей и озлоблений, не только им, но и церквам русским (»русским«, как вы понимаете, не Гоголь написал. — А.В.) чинимых, обравши гетмана Тараса, побили множество поляков под Переяславом и потом примирилися». (Кстати, перед нами подлинный, а не адаптированный на русский язык текст «Летописца», вызывающий законный вопрос: а что, украинского языка тогда ещё не существовало?). Более подробно о легендарном Тарасе пишет историк Николай Костомаров: «…поляки назначили над реестровыми казаками предводителем Грицка Чёрного, человека, преданного полякам; но самовольные казаки, собравшись в Сечи, избрали гетманом Тараса и двинулись на Украину. (…) Тарас, признанный реестровыми, распустил на Украине универсал и убеждал весь народ подняться и идти на поляков во имя веры. (…) Тарас сосредоточил свои силы на левой стороне Днепра, у Переславля. Конецпольский вступил с ним в битву, которая была так неудачна для поляков, что, по свидетельству их самих, у Конецпольского в один день войны пропало более войска, чем за три года войны со шведами. К сожалению, исход этой войны для нас остался неизвестным. (Киевский „Летописец“, однако, говорит: казаки и поляки „примирилися“ — что соответствует сюжету „Бульбы“, связанному с восстанием под предводительством Остраницы. — А.В.). Тарас
Да, Гоголь, взяв за основу образ гетмана Тараса, наделил его биографическими чертами некоторых других людей — например, запорожского гетмана Путивца, противника замирения Остраницы с поляками. Ну так что же? «Собирательность» образа Тараса Бульбы в данном случае не противоречит ни эпической, ни исторической практике. Тот же Костомаров, профессиональный историк, считал Путивца и гетмана Гуню-Томашевича, упомянутого в «Бульбе», одним и тем же лицом.
И «русское товарищество» на Украине, о котором говорит Бульба, тоже не Гоголь придумал. Мы прочтём о нём в «Истории Руссов или Малой России», созданной Г.А. Полетикой в XVIII веке (Пушкин приписывал её архиепископу Георгию Конискому).
Мне неизвестно, знал ли обо всём этом режиссёр, но теперь это не так уж и важно. Бортко сделал своё дело. Увы, не всякий нынешний читатель возьмётся прочесть «Тараса Бульбу», а кино сможет посмотреть всякий. В том числе на Украине, куда отправлено 120 копий. Фильм Бортко, принятый, как мне показалось, без особого восторга на премьере московским «бомондом», будет, полагаю, иметь долгую и славную жизнь, потому что в точных деталях времени, а самое главное — в динамике, образах, красках кино обрёл новое существование наш великий национальный эпос.
Андрей ВОРОНЦОВ