В российский прокат наконец вышел «Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии» — победитель прошлогоднего Венецианского кинофестиваля, финальная часть эпической трилогии шведского режиссера Роя Андерссона «о том, каково быть человеком»
Бледный, рыхлый человек стоит в музее и пристально рассматривает чучело птицы, сидящее на ветке в стеклянном коробе. Его жена держит в руках сумки и нетерпеливо стоит у выхода. "В чем смысл?" — задает нам вопрос режиссер Рой Андерссон, для которого этот эпизод — своего рода экзистенциальная шутка. Этот вопрос он будет на разные лады повторять и дальше, вкладывая его в уста десяткам разных героев — от двух измученных кризисом коммивояжеров, с унылыми лицами заявляющих, что их задача — нести смех и радость людям, до одинокого посетителя бара, признающегося, что всю свою жизнь был жадным и потому теперь так несчастлив.
Фото: royandersson.com
Герои Андерссона — как то самое чучело в стеклянном коробе, его фильмы — как музей: мизантропические зарисовки из человеческой жизни он помещает в замкнутое пространство идеально выстроенного статичного кадра такой красоты, что впору вешать на стену. В нем нет воздуха — но зачем воздух мертвецам? "Голубь" начинается с "Трех встреч со смертью": муж умирает от сердечного приступа, пытаясь открыть бутылку вина, пока жена на кухне готовит ужин, напевая себе под нос простенькую мелодию. Семья собирается у больничной койки умирающей матери, решившей взять с собой на тот свет сумку со всеми своими сбережениями и драгоценностями. Наконец, в ресторане, судя по всему круизного лайнера, несколько человек склоняются над трупом пассажира, внезапно отбывшего экспрессом к праотцам,— но вопрос, волнующий всех, не в том, что делать с ним, а в том, куда деть его пиво и сэндвич с креветками, за которые он успел заплатить. Дальше — еще примерно 35 коротких анекдотов о живых и мертвых, которые время от времени встречаются в одном кадре. Например, таких: заходит в бар король Карл XII попить воды, а затем отправляется на Полтаву — через некоторое время он вернется в тот же бар полностью разбитым, и ему уже нужно в туалет. В чем смысл? Швеция до сих пор сражается с призраками прошлого и лелеет старые раны, отвечает режиссер.
Но социальная критика — совсем не то, что стоит искать в фильмах Андерссона. "Голубь" — финальная часть его трилогии "о том, что такое быть человеком" (и всего лишь пятый его полнометражный фильм). Две предыдущих ее части — "Песни со второго этажа" и "Ты, живущий!" — построены по тому же принципу сборника предельно условно связанных между собой эпизодов обо всех оттенках человеческого отчаяния — наяву и во сне, в мечтах и воспоминаниях. Между сном и явью нет разницы — по крайней мере, в цветовой гамме. Навязчиво звучит "Glory, Glory (Lay My Burden Down)" — знаменитый баптистский гимн про смерть, который тут исполняют на разные голоса и с разными словами,— это и песня времен Второй мировой, и гимн армии Карла XII одновременно. "Рад слышать, что у тебя все хорошо",— как заведенные констатируют в "Голубе" все подряд. "Я звоню вам, чтобы сказать, что я, скорее всего, перепутал дату — а возможно, даже и место нашей встречи, потому что я несколько раз проверил — в ресторане сказали, что никто ничего не отменял. Простите, что беспокою, это моя вина",— говорит в телефонную трубку безымянный лейтенант, стоя на площади. Несчастные, никогда не улыбающиеся коммивояжеры изо дня в день пытаются продать "экстрадлинные" вампирские зубы, смеющийся мешочек и маску однозубого дядюшки совершенно незаинтересованным в этом людям, а от тех, кому все-таки удалось что-то впарить, не могут добиться оплаты. "Мы хотим, чтобы людям было весело". Этим полуживым фигурам в полупустых комнатах не до веселья — они застряли где-то между жизнью и смертью, в королевстве абсурда и глупости. Трилогия "Живущего" складывается в универсальное высказывание о человеческой покорности судьбе, потому что больше взрослому человеку в этом мире ничего не остается. "Правильно ли использовать людей только ради собственного удовольствия?" — кричит в ночном коридоре один из коммивояжеров, самый отчаянный и сомневающийся. На этот вопрос Андерссон даст исчерпывающий — и очень страшный — ответ в одной из последних глав, заботливо обозначенной просто — "Homo sapiens".
Анна Сотникова
