Режиссеру "Видеодрома", "Автокатастрофы", "Связанных насмерть" сейчас 72 года, но ощущения, что Кроненберг дряхлеет, нет и в помине. После периода проходных вещей он вновь снимает шедевры, а в прошлом году внезапно выпустил первый роман.
Последнее — немного странный факт. Хотя Кроненберг и снимал фильмы по чужим книгам (Берроуза, Делилло и других), он кажется совсем нелитературным режиссером. Слишком важен у него взгляд героев — то, как, на что и через что они смотрят. Слишком важны мутации медиума, для передачи которых традиционный поступательный нарратив будто бы не слишком подходит. Впрочем, "Употреблено" (более точным переводом было бы, наверное, "Потреблено", в оригинале — "Consumed") — тоже во многом о подобных мутациях.
Сюжет такой: Натан и Наоми — пара журналистов. Он занимается, скажем так, остросюжетной медициной. Она — преступлениями. Любовь их скрепляет интерес к чужим телам и страсть к новейшей технике. Они встречаются на протяжении книги всего один раз, а в остальном ведут параллельные расследования. У Натана — два героя: делающий полуподпольные операции на груди эксцентричный венгерский хирург Мольнар и бывший канадский гинеколог Ройфе (неприятной болезнью, названной именем последнего, страдают сами главные герои). Ройфе живет в уединении вместе с тихой дочерью Чейз, она — его единственный пациент. Чейз по ночам ест сама себя, по кусочкам. Буквально.
Техно-фетишизм и темный порок, мутации органов чувств и психоанализ, медиапаранойя и политичность тела, нечистоплотность любви и бескорыстность в самоуничтожении
Наоми в это время разбирается в истории четы Аристида и Селестины Аростеги, невероятно влиятельных французских философов, политических активистов, соблазнителей молодежи (мыслями и телами) и, похоже, преступников. (Аростеги — немного гротескный шарж на всю французскую философию разом, некий — Сартр-Фуко-Бодрийяр-Альтюссер-Делез и т.д.) Среди прочего супруги разрабатывали некую новую философию потребления. И начали практиковать ее в интимной жизни. Аристид Аростеги убил свою жену, расчленил и съел (в качестве улики левая грудь осталась в холодильнике). История про возвышенный каннибализм служит прикрытием для чего-то гораздо более странного. Естественно, жуткие истории Аростеги, Мольнара и Ройфе оказываются теснейшим образом связаны, а журналисты в них становятся скорее взбудораженными участниками, чем трезвыми наблюдателями.
История эта закономерным образом дает почву для перебора любимых кроненберговских мотивов: техно-фетишизм и темный порок, прячущийся в любой достойной профессии, мутации органов чувств и психоанализ, сам превращающийся в перверсивную сексуальную практику, медиапаранойя и политичность тела, нечистоплотность любви и искренняя бескорыстность в самоуничтожении, все, что может вонзаться, рыться, гноиться в человеке,— инструменты, идеи, насекомые.
Этого здесь так много, что хватило бы на целый сериал, поэтому Кроненберг, вероятно, и решил сделать из сюжета книгу вместо фильма. И даже в романе с этой мешаниной разобраться не очень выходит — узел приходится скорее разрубать, чем распутывать. Впрочем, он и раньше часто так делал. Проблема "Употреблено" — при всей его увлекательности и тревожности — не в том, что на вопросы нет ответов. Она в самом жанре романа.
Если речь не идет о французском "новом романе" (а Кроненберг, несмотря на игру с этим интеллектуальным контекстом, пользуется вполне традиционным письмом), этот жанр предполагает в той или иной степени описание мыслей персонажей, их переживаний, воспоминаний и надежд. Скажем так, "внутреннего мира". У героев фильмов Кроненберга всего этого нет. Они непроницаемы и неискренни. Их психическая жизнь может лишь выплескиваться, выдавливаться на поверхность. В ранних фильмах — отвратительными мутациями тела, в более поздних — не менее чудовищными актами. Однако роман заставляет Кроненберга изображать, что у его героев есть что-то и внутри, что личность не является коллажем болезней и уродств, суммой разрушительных движений. Это выходит неубедительно, и в "Употреблено" чувствуется некоторая фальшь.
