3
13 июня 1721 г. у речки Шилокши, что и поныне протекает в Кулебакском районе, лихие разбойники разграбили перевозимую конвоем из Пензы в Петербург государственную казну в размере 24 тыс. рублей серебром и медью, что по размеру ущерба этой самой госказне достойно считаться в ту пору не иначе как ограблением века.
Знаменитые наши Муромские леса ещё в старину обрели славу воровского раздолья, недаром былинный Илья Муромец здесь встретил Соловья-разбойника. Отряды домовых казаков регулярно патрулировали окрестности «ради оберегания от воровских людей» и вели задержанных к приказчикам, в свою очередь «являвших» их в официальные канцелярии.
Сильный богатырь Соловей Разбойник. Лубок. 1700-е годы
Тем не менее, бандитские ватаги регулярно собирались. Атаман одной из таких ватаг был И.И. Щека - не смея показываться в деревнях, где его знали, с 1719 г. искал временных пристанищ в лесных избах, куда «приезжают всякого чина люди для дранья лык и для моченья мочал и для всякого изделья». Отбирать хлеб и лодки у рыбаков и плотовщиков крестьяне, превращаясь в разбойников, решались разве что толпой, иначе же убегали от каждого встречного и при любой возможности уходили в села, в которых об их положении никто не знал.
Ловить разбойный люд было непросто ещё потому, что, резонно опасаясь своих дружков-подельников, мужики сразу после очередного налета расходились «врознь». Но законопослушное местное население охотно помогало городским дознавателям, поскольку превалировало стремление избежать денежных взысканий за неповиновение указам о «ворах и разбойниках», что косвенно свидетельствует о налаженности системы, более или менее обеспечивавшей неотвратимость наказания.
Упомянутый Иван Игнатьев сын Щека (Щекан) до своего знаменитого ограбления обоза с казной пять лет зимовал в разных городах и уездах, но подавшись вновь в Муромские леса, не нашел иного занятия, кроме воровского. К нему примкнул церковный дьячок с. Ростригино Петр Иванов сын Петух и крестьянин д. Истомино Степан Полуектов сын Кондра, сведения о которых сводятся к тому, что к 1721 г. они уже были в розыске. Остальные жиганы, чьи биографии отразились в документах последующего следствия, оказались относительно случайными людьми, выход которых на большую Арзамасскую дорогу лучше всего укладывается в формулировку: «Зачем я дрался? Я вам отвечу. Я возвращался, а он навстречу». Многие крестьяне, подавшиеся в банду, считались зажиточными, их не заставляли голод и нищета пускаться во все тяжкие. Они прекрасно знали, чем может закончиться их поимка – пытками и каторгой, а то и лютой казнью. И всё же пошли на риск.
Всё говорит о том, что банда Щеки вышла на ценный обоз тоже случайно, как на два обоза с рыбой и виноградом, шедших ранее. Не имея возможности легально продать украденное, разбойники большую часть добычи либо закапывали, либо просто выбрасывали.
Самое смешное, что с деньгами произошла точно такая же ситуация. Избив и связав охрану обоза, налетчики завладели им и поняли, что по статусу их жизни такие деньжища им не освоить. Они даже не стали делить добычу поровну, а просто расхватали мешки с деньгами кто сколько смог унести и разбежались закапывать их по всей округе. В связи с этим вспоминается известная сцена из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова: «Шура, сколько вам нужно денег для полного счастья?» Так вот мужикам из ватаги Щеки достался куш, который просто не умещался в их понятийный аппарат. Никому из них и в голову не пришло «открыть своё дело», выстроить хороший дом и завести хозяйство. Впрочем, было больше шансов опять же оказаться в застенках сыскной канцелярии – свои богатства они вряд ли бы смогли легализовать.
Следственная комиссия потом установила, что многие клады разбойники спрятали без каких-либо знаковых ориентиров – то есть, они прекрасно осознавали невозможность потратить столь колоссальные для крестьянина суммы и даже не парились над тем найдут они какую-то их часть потом или нет.
Кладов было видимо такое количество, что не имевшие к налету никакого отношения местные крестьяне стали их то и дело обнаруживать и сдавать государевым людям. Таким путем в июле-сентябре 1721 г. в Муромскую канцелярию судных и розыскных дел поступили 26 мешков, в которых насчитали 2433 руб.
Следствие установило, что всего в банде Щеки состояло свыше 50 человек. На обоз с казной из них напали 18 человек. Большинство были пойманы, после допросов с пристрастием были опознаны и выявлены практически все, но деньги вернуть, как водится, не смогли и часто по упомянутой причине – пойманные не смогли точно указать места в спешке сделанных схронов. Тогда попытались повесить долги на местные сельские общины, но, опять же как говорилось выше, суммы были настолько для сельской местности астрономические, что суды высшей инстанции стали отменять судебные решения своих коллег, понимая, что их исполнение просто нереально.
После данного «ограбления века» власти перестали надеяться исключительно на дружинников-крестьян и стали привлекать для борьбы с разбойниками регулярные войска.
4
«Суд Пугачёва», В.Г. Перов, 1879
Кто знает, быть может какие-то клады с тех времен ещё лежат благополучно в земле и ждут своего часа. К тому же под Кулебаками всё возле той же речки Шилокши возможно зарыт клад пугачевских времен!
В широко известной легенде рассказывается о том, как в 1774 году, во время крестьянского бунта под предводительством Емельяна Пугачева, в дремучем лесу возле озера Кутюрева в соседнем с Кулебакским Навашинском районе (всё те же Муромские леса) располагался один из пугачевских отрядов, которым командовал некий Суюль (вероятно башкир).
Мужикам ближайшего села Дальнего Давыдова никуда нельзя было в то время надолго отлучаться из своих домов, так как пугачевцы, прознав про это, во время их отсутствия уводили из села лошадей, резали коров, брали соты из ульев. Нередко обижали они также женщин и детей, а тех, кто осмеливался сопротивляться открытому грабежу, мучили или даже убивали.
И вот как-то раз этот отряд пугачевцев, возглавляемых Суюлем и вооруженных вилами, чекушками, косами и просто дубинами, под Кулебаками, у речки Шилокши, напал на состоявший из 12 троек и идущий из Оренбурга в Москву через Муром транспорт сибирского золота. Охранная стража была положена на месте, а золото и серебро разбойники, согласно легенде, закопали возле речки Шилокши.
Уже и в наше время находилось немало охотников это золото отыскать. По рассказам старожилов имел место тот факт, что во время голода в Поволжье приезжала специальная комиссия и производила опросы местного населения. Но и тогда ничего не нашли.
Некоторые исследователи сразу задались вопросом – зачем пугачевцам понадобилось именно зарывать золото, когда у них были все возможности его вывезти? Кроме того, разбойники после налета почему-то поспешили всей гурьбой не обратно в своё логово, а туда, где их проще всего было окружить и изловить. И ведь окружили и изловили!
В связи с этим возникла версия, что никакого золота в обозе не было, сундуки были изначально набиты камнями и являлись исключительно приманкой – в ту пору как раз власти ликвидировали разрозненные банды разбитого накануне Емельяна Пугачева. Тогда всё встаёт на свои места – никакого золота не было, отсюда легенда о кладе, а пугачевцы, поняв, что попали в засаду, попытались прорваться, но безуспешно.
Произошла жестокая битва. По свидетельству предания, вся окрестность была обагрена кровью убитых, их тела оставлялись на съедение зверям. В конце концов, почти все пугачевцы были уничтожены, пикеты на дорогах сняты, но спокойствие ещё не скоро восстановилось в наших краях. Следы страшного, кровавого бунта долго напоминали о мятежниках. Разговорам и легендам о разбойниках не было конца...
5
Рисунок Пушкина
В Кулебакском районе каждый человек, который интересуется краеведческими вопросами, знает, что Александр Сергеевич Пушкин по пути в Болдино проезжал через Кулебаки, и делал он это неоднократно.
Каких-то обстоятельных подробностей на данный счет нет, но, когда задумываешься об этом, невольно включается воображение - и вот вместо широкой асфальтированной трассы с мчащимися современными авто пред мысленным взором встает лесная двуколейка с пушкинским экипажем. Поражался ли Александр Сергеевич красотам муромских лесов, мощным торсам вековых сосен с кряжистыми верхушками, неспешным водам овражьих речушек и рубленым избам местных деревень?
Известны письма Пушкина Наталье Гончаровой, написанные им в Болдино, где он был вынужден задержаться в 1830 году по причине вспышки холеры в европейской части России.
«В Болдине, всё еще в Болдине! Узнав, что вы не уехали из Москвы, я нанял почтовых лошадей и отправился в путь. Выехав на большую дорогу, я увидел, что вы правы: 14 карантинов являются только аванпостами - а настоящих карантинов всего три. Я храбро явился в первый (в Сиваслейке Владимирской губ. (это в 15 км. от г.Кулебаки, современное название села - Саваслейка - автор); смотритель требует подорожную и заявляет, что меня задержат лишь на 6 дней. Потом заглядывает в подорожную. (.....) Вот каким образом проездил я 400 верст, не двинувшись из своей берлоги.
Это еще не все: вернувшись сюда, я надеялся, по крайней мере, найти письмо от вас. Но надо же было пьянице-почтмейстеру в Муроме перепутать пакеты, и вот Арзамас получает почту Казани, Нижний - Лукоянова, а ваше письмо (если только есть письмо) гуляет теперь не знаю где и придет ко мне, когда Богу будет угодно».
Это письмо было написано в ноябре, а в начале декабря Пушкин сообщает Гончаровой следующее:
«Нижний больше не оцеплен - во Владимире карантины были сняты накануне моего отъезда. Это не помешало тому, что меня задержали в Сиваслейке, так как губернатор не позаботился дать знать смотрителю о снятии карантина. Если бы вы могли себе представить хотя бы четвертую часть беспорядков, которые произвели эти карантины, вы не могли бы понять, как можно через них прорваться».
И все же, несмотря на все карантинные пертурбации, связанные с холерой и невозможностью встретиться с любимым человеком, я думаю, в другие свои поездки Александр Сергеевич не мог быть равнодушным, а уж тем более раздраженным по поводу природных щедрот кулебакской земли. Хорошо известно, как великий поэт умел оценить «простую» провинциальную жизнь и ее не менее простых, участников.
Великие люди, наверное, потому и великие, что, где бы они ни были, в пылу какой бы житейской суеты они ни проносились мимо, они умудряются зарядить дороги, пройденные ими, духовным положительным потенциалом. Иначе как объяснить то, что, рассуждая о великом русском поэте Пушкине, мне захотелось вдруг сочинить стих, что в сознательный период жизни (за исключением далекого детства) никогда не делал:
На зорьке русской в древнем доме, стоящем лесу супротив,
Мальчонка лет пяти, не боле, под отблеск солнца угодив,
Смотрел сквозь чистое стекло на небо - его глаза полны восторга были
И вместе с тем благоговенья.
Румянец детского волненья и губы, что уже забыли печати сна прикосновенье,
Слились в едином с ним сияньи. Торжественное угасанье
Угадывалось звезд, чей грустный бледный свет на водной глади отражался.
Над лесом алый свод лазурью сочной наполнялся и легких облаков узором.
И открывался взору неведомый ни до ни после душе мятущейся покой:
Как в чреве матери родной, не зная темени позора. Как будто Бог своей рукой
Пощекотал тебя за ушком, расправил волосы твои, растрепанные от подушки.
Все это молча, ни одной словесной фразы не звучало. Не нужно было. Но ты знал:
Прекрасное Начало положено. Финал немыслим.
Сергей Колобаев
