7 февраля — День российской науки, которая давно уже не может похвастаться достижениями. К этой дате Счетная палата обнародовала отчет об исследовании основных причин, сдерживающих научное развитие. В их ряду называется токсичность использования бюджетных средств и низкий престиж профессии ученого.
Россия отстает от ведущих стран мира по удельному весу затрат на науку. У нас на эти цели идет 1,1% ВВП. Если будут достигнуты показатели нацпроекта «Наука», к 2024 году мы будем тратить на науку 1,2%.
Это очень мало по сравнению с Израилем, например, где в науку идет 4,25% ВВП.
Южная Корея тратит 4,24%, Швейцария 3,37%, Швеция 3,25%, Тайвань 3,16%, США 2,74% ВВП. Китай — 2,12%. Россия в этом рейтинге всего лишь на 34-м месте.
Однако по абсолютному количеству исследователей мы в числе мировых лидеров. У нас в стране 428,9 тыс. исследователей. Больше только в Китае, США и Японии.
Большое количество наших ученых, вместе с тем, не переходит в их качество. По объему публикаций в наиболее читаемых и цитируемых научных журналах Россия не входит в топ-20 ведущих стран. Статьи наших ученых публикуют по большей части журналы низкой категории, которым не особо доверяют в научном мире, мало читают и редко цитируют.
Специфика нашей науки в том, что она развивается главным образом на средства из госбюджета. В других странах не так. Там в науку вкладывается бизнес. Госбюджет дает гораздо меньше средств, чем частные предприниматели. Доля государственного финансирования науки в Японии — 15%, США — 25,1%, Германии — 28,5%, Китае — 20%.
В России — наоборот. Наука получает 66,2% всех своих денег из госбюджета. Отечественные предприниматели дают 30%, и еще 3–4% приходит от иностранцев.
Несмотря на то что нашему бизнесу нужны научные разработки, предприниматели не хотят их заказывать у отечественных вузов и академических институтов. Причина — «неспособность научно-исследовательских институций представлять результат разработок не только в форме технического описания или прототипа, но и в виде прошедшего испытания промышленного образца с доказанной эффективностью, готового к запуску в серийное производство».
Плоды интеллектуального труда исследователей не воплощаются в материальные объекты и работающие технологии, приносящие прибыль. Это самое трудное для наших ученых. Они могут изобрести что-то новое. А дальше дело у них не идет.
Ученые куда только не тычутся со своими изобретениями. Но получить деньги на доведение идей до ума, как правило, удается не тем, кто действительно придумал что-то прорывное, а тем, кто оказался ближе к распределителю бюджетных средств.
Из бюджета деньги «на науку» получают несколько государственных структур. Дальше они их распределяют в виде субсидий и грантов между научными центрами, вузами, коллективами и проектами.
В 2019 году больше всего бюджетных денег получило и, соответственно, распределило Минобрнауки — 172,0 млрд руб.
Российскому фонду фундаментальных исследований (РФФИ) досталось 22,2 млрд руб.
НИЦ «Курчатовский институт» — 18,6 млрд рублей.
Российской академии наук — 4,1 млрд руб.
И еще 199,2 млрд получили всякие «ненаучные» федеральные министерства и ведомства (Минспорта, Минтранспорта и пр.) на НИОКР конкретно в своей отрасли.
К сожалению, «ненаучные» ведомства часто относятся к своим НИОКРам как к кормушке. Заказывают мутным исполнителям исследования, которые не имеют ни научной, ни прикладной ценности, а деньги распиливают.
Минобрнауки, РФФИ и РАН такого себе, конечно, не позволяют. Но с ними другая проблема. Их решения — кому и какую дать субсидию или грант — далеко не всегда объективны.
При выборе получателя они должны опираться на мнения экспертов. Но система независимой научной экспертизы в стране не выстроена, и экспертами часто выступают люди ангажированные либо не имеющие нужной узкой специализации. Субсидии и гранты в результате попадают не туда, где могли бы принести максимум пользы для развития науки.
Токсичность получения государственного финансирования выражается в нескольких аспектах, отмечают аудиторы. С одной стороны, токсичность использования бюджетных средств, особенно в рамках финансирования государственного оборонного заказа, связана с их распределением на исследования и разработки неактуальной тематики, а также среди ограниченного числа научно-исследовательских учреждений, в том числе вузов, не работающих и не имеющих стимулов работать на конкурентном рынке.
С другой стороны, она связана с избыточными требованиями к отчетности, в том числе бумажной, и процедурами контроля за результатами расходования средств.
Российскому ученому, который искренне намерился посвятить жизнь науке, трудно добиться результатов не только из-за вот этой токсичности госфинансирования, но и из-за собственной низкой зарплаты, не позволяющей обеспечивать достаточный уровень жизни.
По данным Счетной палаты, «уровень заработной платы профессорско-преподавательского состава, занятого НИОКР, в 2018 году в Германии и Чехии превышает соответствующий российский показатель в 3,3 и 1,4 раза соответственно».
Поэтому ученые стремятся уехать туда, где им больше платят. И где их уважают за то, что они ученые. Ведь в России престиж научных профессий очень низкий. Молодежь не хочет идти в науку. «По данным Росстата, в 2017 году удельный вес выпускников вузов, связавших профессиональную карьеру с наукой, не превышал 1%, а с учетом занимаемых ими исследовательских должностей еще меньше — 0,7%».
Молодые люди стремятся сейчас стать чиновниками. А науку развивают по большей части «старые кони, которые борозды не испортят».
Об этих «неиспорченных бороздах» убедительно говорят сведения о патентных заявках. От стран-лидеров Россия отстает на порядок: американские ученые в прошлом году подали в 16 раз больше заявок на регистрацию патентов на изобретения, чем российские. Китайские ученые — в 38 раз больше.
«Несмотря на значительное внимание государства к развитию науки, в том числе ее финансированию, результативность исследовательской деятельности остается невысокой», — констатирует Счетная палата.
И это закономерно. Ведь ученые — такие же люди, как все. На голом энтузиазме они могут хорошо работать два-три года. Потом энтузиазм истощается. Нужны другие стимулы — деньги, признание, авторитет.
Ну или кто-то должен постоянно стоять с ними рядом и держать пистолет у виска, как в прежние времена. Тогда они тоже будут хорошо работать.
Но этот вариант не хочется даже рассматривать. Тем более сегодня — в День российской науки.
Юлия Калинина
