Воспоминания Махмуда Рафикова были бы неполны без иллюстраций: снятых им кадров, которые теперь стали доступны не только узкому кругу специалистов «с допуском», а широкой аудитории. Режиссер Б. Смирнов включил их в свой фильм «Свидание с бомбой». А кинематографисты Казани показали в сюжете, посвященном 80-летию своего соотечественника Рафикова.
Эти кадры стоит увидеть! Чтобы проникнуться ощущением устрашающего могущества человеческого деяния. Расползающийся над пространством Земли неумолимый атомный «гриб», родившийся из взрыва, который вспыхнул « ярче тысячи солнц», как сказал один из его создателей - физиков… А что чувствовал оператор, которого профессиональный долг обязывал спрятать поглубже свои эмоции и запечатлеть - нет, не для любознательных зрительских масс, а для науки - со всей возможной тщательностью - эту жуткую и величественную картину?
Махмуд Мухамедзянович ответил так:
- Предаваться эмоциям я в эти минуты себе запрещал. А что касается раздумий о том, зло передо мной или благо, у меня в то время не было сомнений. Слишком близко коснулась меня война, она была еще так живо ощутима в нашей жизни, мы все жили убеждением, что новой войны допустить нельзя. Мы должны воздвигнуть щит перед новой угрозой. Нужен атомный щит? Пусть будет атомный! Наша работа опасна? Надо один раз набраться мужества, преодолеть страх. И … работать. Не всем из моих коллег это удавалось, были такие, кто отступил. А из тех, кто не отступил до наших дней, кажется, дожил я один. Спасибо генетике, спорту, близким…
И хочется добавить - оптимистическому, легкому нраву, сочетающемуся с высоким профессионализмом.
Чтобы не заканчивать разговор на такой пафосной ноте наш собеседник перевел его в технически- профессиональную плоскость: и в самом деле, как удавалось оператору запечатлеть, можно сказать, крупным планом самое страшное оружие, созданное человечеством?
Съемки, как уже говорилось, велись с земли, с вертолета, с самолета. На полигоне у Семипалатинска определиться с точками, с которых следует снимать - чтобы и задачу выполнить, и оператор не пострадал, разумеется, было куда легче, даже учитывая то, что ситуация может развиваться непредсказуемее, чем при работе с воздуха.
Рафиков приводит такой пример. Самолет, на котором летел оператор, шел параллельным курсом с самолетом, несущим бомбу, на расстоянии нескольких километров. В первый раз готовясь к подобной съемке, Махмуд надеялся, что удастся пристроиться с камерой у иллюминатора. Ему оставили для этого одно из «окон». И вот дали сигнал, что бомба «пошла» - через несколько секунд последовала страшная вспышка и взрывная волна тряхнула самолет - появился формирующийся «гриб». Затем оператору пришлось переналаживать камеру, менять объектив (этого требовала тогдашняя несовершенная техника). Пока возился, самолет развернулся в обратную сторону, и оператору дальнейшее развитие «гриба» запечатлеть не удалось, поднялось ядерное облако, коснулось самолета. Облако несло с поверхности земли пыль и камни. В облаке оказался ничем не защищенный оператор. (Впоследствии такое случалось с ним не раз)
Через пару дней предстояло снимать новое испытание. Но теперь Рафиков был подготовлен лучше. Специально для съемки выделили самолет, в багажном отсеке которого прорезали люк-окошко, там закрепили три камеры с разными объективами. Окошко плотно задраивалось и открывалось по сигналу летчика, когда наступал момент сброса бомбы, У открытого окошка оператор проводил 10-15 минут, невзирая на холод и отсутствие кислородной маски ( летчики на высоте работали, естественно, в масках).
То, что происходило во время взрыва на земле, снимать поначалу не разрешалось. Но затем появились и эти кадры: дым, огонь, перевернутые танки, погибшие животные - собаки, овцы… («Одна картинка меня поразила, - вспоминал Махмуд, - Рухнувшая металлическая ферма моста, а рядом спокойно стоит, привязанный к столбу живой барашек…»)
Оператор гордился тем, что своими съемками нередко помогал ученым, шедшим непроторенными путями, проанализировать результаты своих экспериментов - поисков наиболее оптимальных вариантов смертоносного оружия…
Махмуд рассказывает такой, например, эпизод. «Взрыв атомной бомбы был произведен на высоте примерно двух километров. Я летел на высоте 4-5. Была низкая облачность. Обычно внизу всегда черным-черно – это земля, а тут все белое - облака под нами, наверху солнце светит. И вот взрыв! Над облаками. Взрывная волна пошла во все стороны и вниз, и шляпка «гриба» при этом превратилась во что-то необычное… Не поймешь - шляпка или не шляпка, внизу виден гигантский белый круг, напоминающий опрокинутый таз, по его кромке - отражение голубого неба. Красивое зрелище. Но снизу с земли начальной фазы взрыва наблюдатели видеть не могли, он был перекрыт этим белым кругом… А ученых интересовала именно эта фаза. Я уже знал, что требуется и снимал крупно. И вот прилетели мы на аэродром, подкатывает к нам генерал: «Давайте сюда оператора Рафикова!» Ну, думаю, что-то будет, наверное, я где-то ляпнул лишнее - честно говоря, испугался. Меня в машину и куда-то везут… Все молчат. Въезжаем в городок, который тогда назывался Берег, а теперь – Курчатов.Минуем посты, колючую проволоку, лай собак. Останавливаемся у здания, где,как я потом узнал, располагался самый центр науки. Меня провожают на третий этаж. В коридоре встречаюсь лицом к лицу с явно ожидавшим меня Курчатовым. Лицо у него расстроенное, покрасневшее. «Дело в том, - говорит он, - что из-за сплошной низкой облачности мы с земли не видели начальной стадии ядерного взрыва, а нам нужны точные сведения об этой первой стадии и ее поэтапном развитии. То, что сняли с земли - ничего не дает, сплошные облака.». Я ему рассказываю, какая мне открылась картинка - рисунок ядерного облака был непохож ни на один из прежних взрывов. Курчатов говорит: «Странно. Нужны доказательные данные». Я объясняю, что всегда включаю три камеры за пять секунд до взрыва. Так что вся начальная стадия снята и крупным, и средним, и общим планами. Игорь Васильевич протянул мне лист бумаги и карандаш. Я нарисовал примитивно ход лучей через объективы трех разных фокусных расстояний и сказал, что можно вычислить размеры снятого объекта, измерив изображение на трех разных пленках через микроскоп, и развитие каждой фазы взрыва удастся рассчитать, зная, что секунда - это 24 кадрика. Летчики должны только сказать расстояние от объекта съемки до самолета. В общем все мои пленки отправили срочно в Москву, там проявили, проанализировали изображение и сделали выводы о характере взрыва - ради чего собственно и проводили испытание.»
Вот такая была работа у Заслуженного деятеля искусств России М.М. Рафикова. Сейчас ему 90 лет. Он не воевал. Но праздники Победы по праву встречает, как победитель. Когда то, в дни молодости, давая обет молчания, он не думал о том, что одновременно дает обет героизма - но это было так. Так сложилась судьба.
