— На съёмках «Человека-амфибии», которому в декабре исполняется 55 лет, столько талантливых людей вместе собралось! — рассказывает Владимир Коренев, сыгравший роль Ихтиандра. — Режиссёры Владимир Чеботарёв и Геннадий Казанский, композитор Андрей Петров, автор хита «Эй, моряк, ты слишком долго плавал», великий артист Николай Симонов, сыгравший моего отца...
Днём съёмки шли в павильоне, а ночами нас с Настей Вертинской возили в бассейн Института физкультуры, учили плавать. В то время магазины стояли пустые, поэтому всё снаряжение делалось на киностудии. Мои ласты — из формопласта, внутри пластинки стальные. Из-за этого они получились очень тяжёлые, судорогой сводило ноги... Многие гениальные вещи придумал наш оператор Эдуард Розовский. В фильме глубь густо населена рыбами. А в Чёрном море рыбы нет — только ставридка какая-то в страхе уплывала от людей. В итоге взяли небольшой аквариум с рыбами и вплотную приделали к камере. Куда оператор ни повернётся — рыба всегда в фокусе.
В одном кадре я прыгаю с борта корабля. Актёр, играющий матроса, который по сюжету фильма должен был держать цепь, закреплённую на мне, выронил её из рук. А там глубина довольно большая... Хорошо, в воде в это время находился с камерой оператор Эдик Розовский. Он бросил камеру и успел поймать цепь — иначе меня бы утащило на дно: цепь 60 м длиной и весит 50 кг... Ещё был случай: я был привязан к якорю, мне дали акваланг, а он пустой, выработанный. И тогда инструктор отдал мне свой...
— Не страшно было сниматься с таким риском для жизни?
— Об этом никто из нас не думал! Мне было 20 лет, я получал огромное удовольствие от работы. Единственное — замерзал очень быстро. Под водой холодно, а костюм — из тоненькой эластичной материи, из которой делают женские колготки. Чешуйки вырезаны из киноплёнки и пришиты леской. Костюм промокал моментально, я начинал дрожать. Оператор показывает жестами — всё, поднимаемся. На меня надевали шубу (такие зимой носят сторожа ночные), давали кофе с коньяком. Я оттаю — и опять в воду сниматься.
Почему ненавидит секс-символов?
— Приятно было, когда после «Человека-амфибии» вы получили звание секс-символа?
— У меня из-за этого комплекс появился! Какой, к чёрту, секс-символ?! Если бы сказали, что я умный, талантливый... А секс-символ... Да каждый может то, что делает секс-символ! Мне Миша Козаков говорил: «Считается, если мужик красивый, то он дурак, бездарь, нарцисс. Я сам прошёл через это. Так нервничал! А потом понял: слово “секс-символ” придумали бездарные карлики».
— А как женщины реагировали на вас после роли Ихтиандра?
— Если бы не Алёна (супруга, актриса Алефтина Константинова. — Ред.), меня тётки разорвали бы на части и растащили по кускам. Охотились за мной, просто охотились! Весь подъезд исписали признаниями в любви помадой, приходилось ремонт делать за свой счёт. По телефону звонили круглые сутки, присылали записки: «Я живу в гостинице, номер такой-то. Одна». У нас в коридоре стояла коробка из-под холодильника, где хранились тысячи писем с фотокарточками девушек. Должен сказать, актёров портят женщины. Активной стороной в этих интригах является всегда дама. Даже если молчит, так смотрит, что ты понимаешь, чего именно она хочет. Поначалу жена ревновала. Потом стала относиться философски. Одну поклонницу даже взяла в няни. Увидев её в очередной раз возле театра, спросила: «Где живёшь?» А Валя где-то в совхозе устроилась работать, чтобы вечером приезжать на мои спектакли. «Давай буду больше платить, а ты сиди с нашей дочкой». — «Не надо денег. Если буду видеть Владимира Борисовича, это счастье». Валюша с нами 4 года прожила.
— Несмотря на славу, у многих артистов жилищные условия были не лучшие...
— Было время, мы жили в общежитии в трёхкомнатной квартире: Жора Бурков с женой Таней и дочкой Машей в одной комнате, мы с Алёной и с дочерью Ирочкой — в другой, замечательный артист Алексей Глазырин — в третьей. Денег у нас было немного, зарплата маленькая, и Жора меня как-то спрашивает: «Ты когда-нибудь гнал самогон?» — «Я — нет, но все мои тётки в Крыму гонят». — «А что для этого надо?» — «Большая кастрюля, маленькая кастрюля, тазик, дрожжи и сахар». Бурков говорит: «Я не понимаю, почему мы стоим». Мы пошли, купили огромную кастрюлю литров на 25, поставили бражку. Прошла неделя. Брага пахнет, мушки летают пьяные над ней. Гляжу — убывает. «Жора, что-то не то». — «Это естественно, химический процесс». — «Как-то быстро очень». Думаю: ну, я тебя поймаю! Подсолнечным маслом петли на дверях смазал, чтобы не скрипели. Слышу ночью: босые ноги шлёпают. А комната Буркова как раз напротив кухни. Открываю дверь, а Жора стоит с кружкой около этой кастрюли. Как Васисуалий Лоханкин, который объявил голодовку, а сам по ночам мясо доставал из борща! Говорит: «Вовка, ты не представляешь, как вкусно!» И мы всю эту бражку с ним выпили. Самогона в итоге выгнали самую малость, чтобы отметить этот процесс, пошли в магазин и купили две бутылки казённой водки. (Смеётся.)
— Ваша семья — одна из самых крепких в творческом мире. Но в своё время вы увели Алефтину у другого, верно?
— У неё был жених в Орле. Но мне кажется, Алёна о нём забыла, как только мы с ней познакомились. (Улыбается.) Мы учились в ГИТИСе, но на разных курсах. Как-то в институт пришла с «Мосфильма» ассистент режиссёра по актёрам, чтобы передать сценарии мне и Алёне. Так мы и встретились в ГИТИСе на этой лестнице знаменитой.
Алёна — настоящая тургеневская барышня. Она из Орла. Училась на отлично. Часть денег, которые получала, домой посылала. У Алёны родители погибли во время войны, воспитывали её бабушка и тётя. Моя жена — замечательный человек. Я ленивый. Но из-за неё стал работать много, чтобы она не знала нужды. У нас же в первые годы ничего не было, жили в декорационном сарае во дворе театра. Я ушёл из родительского дома, когда закончил институт. Думал: я уже взрослый, стыдно жить на деньги папы и мамы...
В этом же сарае жили Евгений Урбанский, Альберт Филозов. Туда же Женя привёл свою жену Ольгу. Таковы были наши реалии. Это не Голливуд. Это история советских звёзд. И всё равно мы были романтики, идеалисты.
— Вы с Алефтиной Константиновой вместе столько лет... А кризисы бывали в отношениях?
— За все 57 лет совместной жизни ни разу не возникало такого случая. Хотя ругаемся, шумим друг на друга. Но это совсем ничего не значит.
Мне свезло. Я с ужасом думаю: не дай бог, если бы Алёна мимо меня прошла в жизни. Тогда было бы очень сложно — при моём-то характере. Он у меня очень нелёгкий. Могло бы и не сложиться семьи... Мы с Алёной уже сроднились так, что я не представляю своей жизни без неё. Кстати, наша дочь Ирина Коренева — тоже актриса, все вместе работаем в нашем родном Электротеатре «Станиславский». В середине декабря будет премьера спектакля «Перед заходом солнца» по знаменитой пьесе Герхарта Гауптмана. Я играю главную роль — тайного советника Маттиаса Клаузена, а Ирина — мою дочь Беттину. Вот такое интересное совпадение: дочь в жизни и дочь на сцене...
В конце декабря мы всей семьёй выйдем на сцену в трилогии Бориса Юхананова «Синяя птица». Это новаторский спектакль, и скоро будет год, как мы его играем. Мы с Алефтиной Константиновой исполняем двух маленьких детей — героев Метерлинка. И параллельно рассказываем зрителю воспоминания из нашей собственной личной жизни... Мы ведь пережили войну, на глазах у Алёны немцы убили её мать... Это будет реальная история о нашем времени, о нашем обществе, о замечательных актёрах, которых мы знали.
— А как вам играется с дочкой? В работе вы для неё папа или всё-таки коллега?
— Дочка в работе очень самостоятельна, никогда не слушает того, что я ей советую. Более того, часто мне от неё достаётся. Я люблю кокетничать, когда играю роль. Начинаю смотреть в зал, и у нас возникают с кем-то из зрительниц игровые, хулиганские отношения. (Улыбается.) Дочка страшно ругается по этому поводу. Она вообще очень ответственный человек, а я хулиган.
Ольга Шаблинская
