В самом конце девяностых, в Болонье, на праздновании юбилея старейшего университета, 29 стран подписали декларацию, объединяющую Европу в единую не только в сфере экономики, но и в области образования. Три года назад к соглашению присоединилась и Россия. Многие вузы уже выдают дипломы, соответствующие стандартам Старого Света. Однако споры о том, нужно ли нам вливаться в общий европейский образовательный процесс, идут по сей день. Одни считают, что это приведёт лишь к утечке мозгов, потере собственных традиций образования и ухудшению его качества, другие, напротив, доказывают, что стандартизация привлечёт иностранных студентов к нам, а двухступенчатая система позволит не только сэкономить на обучении, но и обеспечить сферу услуг квалифицированными специалистами.
«ЛГ» уже предоставляла слово сторонникам и противникам Болонского процесса («Получить диплом — и… в Париж», № 20); сегодня публикуем мнение заслуженного деятеля науки, филолога, работавшего в европейских вузах и знающего принципы Болоньи не понаслышке.
Студента нужно любить
Большинство моих товарищей и коллег против Болонского процесса. Но я — за. Что сулит нам Болонья с её образовательными хартиями?
Начнем с приёма студентов. Берут практически всех желающих, но после первой сессии остаётся столько, сколько нужно. Учиться можно хоть десять лет. Можно откладывать учёбу, переносить экзамены, сдавать их сколько угодно раз. Но сдать придётся солидный набор обязательных предметов, к которым вы вправе присоединить те, что пришлись вам по сердцу. Спецкурсов и спецсеминаров множество. Стало быть, расписание у вас частично свободное. Аудиторий хватает с излишком. По восемь и более групп в одном помещении, как у нас иногда случается, нигде не собираются.
Студенты занимаются много, но не жалуются. И требуют от преподавателя, чтобы тот выкладывался, что называется, на всю катушку. Но не настаивают, чтобы вместо двойки он ставил тройку и т.д., как у нас водится. Деканат и ректорат тоже не мучают «нашими» занудными вопросами — почему, мол, успеваемость понизилась. Потому и понизилась, что учиться не хотят, а владельцами дипломов быть мечтают. И опять я Болонье ничего не могу возразить.
О студентах, проявивших большие способности, сразу становится известно. Их лелеют и холят. С ними, не откладывая в долгий ящик, заключают трудовые контракты прямо во время учёбы.
Многие подрабатывают (в некоторых странах нет стипендий, но нет и платы за учёбу). Широко пользуются ипотекой. Взять деньги в долг у банка можно три или четыре раза за время обучения (в каждой стране
Есть, помимо этого, множество грантов — в размерах от 30 до 100% — в помощь тем, у кого кошелёк нетугой. Одни выдаются администрацией, другие — студенческим управлением.
В одной из стран я столкнулся с таким опытом: правительство передало тамошнему университету целый квартал престижных домов. Управление ими поручили студентам, которые стали получать деньги за аренду магазинов на нижних этажах, плату за квартиры и услуги и т.д. На вырученные средства они ремонтируют здания, содержат в них свои коллективные магазины, открывают оздоровительные учреждения и даже больницы, устраивают столовые, отправляют коллег на летнюю практику в другие страны и совершают ещё множество самых различных операций.
За поездку в другую страну для усовершенствования в иностранном языке студенты иногда не платят ничего, а иногда — от 30 до 50%. Их поселяют, допустим, в немецкую семью, где девушки служат горничными, а семья обязана их кормить и разговаривать, чтобы студентки овладевали речью.
Обед в студенческой столовой стоит в два раза дешевле, чем в преподавательской. И хотя они нередко расположены рядом, никто из преподавателей в студенческую столовую обедать не ходит. Канцелярские и писчие принадлежности в студенческом магазине стоят дешевле, чем в обычном городском. То же самое и с аксессуарами для компьютера.
Университеты, как правило, окружены спортивными сооружениями — от площадок до бассейна. Около каждого высшего учебного заведения разрастается свой городок со множеством торговых точек, увеселений и прочего. Тут процветает «малый бизнес», если говорить
Не только для удобного, комфортного быта, но и для успешной учёбы опять-таки многое предусмотрено. В этом пункте интересы студентов и преподавателей пересекаются.
Прежде всего студент имеет право, и это обязанность преподавателя, получить на руки весь материал (не лекции, разумеется, а конкретные тексты, которые анализируются и разбираются). Для этого на четырёх этажах установлены огромные ксероксы. Платные в том случае, если вы хотите отснять
Каждый студент обязан не реже одного раза в месяц отчитываться перед преподавателем, если он выполняет какую-нибудь письменную работу.
Собеседование проходит очень любопытно. Преподавателю предоставляется помещение, состоящее обычно из трёх комнат. В первой сидит секретарша, она же библиотекарша. Во второй профессор или преподаватель ведёт консультации, в третьей — он отдыхает. На консультацию отведено 30 минут, на отдых — 15. Таким образом, в среднем каждый профессор принимает в день 10 человек, в месяц — около 30.
После того как консультация закончена, профессор диктует студенту список книг, который тут же передаётся секретарше. Она связывается с библиотекой и сообщает студенту, какие книги он может получить сию минуту, а какие — в иное время. Так как студент — величина значительная, то он волен либо сам сходить за книгами, либо попросить доставить их ему в аудиторию.
Чудище по имени «Стандарт»
Что мне особенно нравится в Болонском процессе — никто не сокращает часы на профилирующие предметы. У нас же недавно ни с того ни с сего взяли да ухнули половину часов (вместо 36 стало18) на фольклор (попробуй теперь изложи семь веков за 9 занятий), уполовинили занятия по литературе XVIII и XIX веков, сняли совсем «Историю русской критики» и совершили ещё множество бесстыдных дел якобы во благо отечественного образования. И того, кто всё это из вредности к филологии проделал, не найти. Говорят: «стандарт», а что это за зверь и кто это чудище выпускает на свет Божий, никто не знает. Даже те, кому положено стандартом заниматься, не могут сказать, как получается, что они рекомендуют и утверждают одно, а из пасти зверя извергается совсем другое.
И после этого сокрушаются об ослаблении грамотности и падении культуры. Недавно на заявлении моей знакомой полковник милиции наложил пространную резолюцию, в коей умудрился сделать 48 ошибок. Спрашивается: какой из него может быть толк, если он элементарно безграмотен? Между тем радетели стандарта ввели для филологов математику (?) и естественные науки (?), которые будущими учителями русского языка и литературы преподаваться никогда не будут. Таких же важных и нужных дисциплин, как эстетика, теория искусства, в программе нет.
Что касается иностранных языков, то, право, лучше бы их не преподавали вовсе. Чтобы научить студента говорить на чужом языке, надо разделить группы максимум по 10 человек и на первых курсах изучать его по 5 часов в день. Однако с филологами о том, как лучше обустроить их преподавательскую и научную жизнь, никто не советуется. А они вовсе не ретрограды. Например, никто из них не выступает против включения в учебный процесс компьютерной грамотности. Но вот зачем отводить на самостоятельную работу 50% учебного времени, — непонятно. Лучше сразу бы постановили, что студенты и преподаватели никуда не ходят и лишь аукаются по телефонам.
Нашлась «умная голова» и отменила сочинения. Другая «умная голова» ввела ЕГЭ. Едва ли не все университеты и институты завопили, что делать этого нельзя. Их поддержали учителя литературы, родители и даже ученики. Все понимают, что в результате культурно-интеллектуальный уровень понизится едва ли не до нуля, что мальчики и девочки, выйдя из школы, не смогут связать двух слов, потому что чтение как таковое прекратится. Но разве для наших отечественных глупцов такие доводы убедительны?
А почему бы школьную и вузовскую реформы не вынести на всеобщее обсуждение, тщательно и не спеша взвесив все «за» и «против»? Разве у нас нет времени? Реформа провозглашается перманентно в течение едва ли не пятидесяти лет, её нынешний этап длится уже около двадцати, а она всё равно даже ковылять не желает! Давайте совместными усилиями сначала всё обсудим, а затем примемся всерьёз.
Поэтому я опять-таки — за свободу и за Болонские хартии. Там полагаются на университеты и институты, на мудрость учёных, которые всё-таки лучше знают, какие экзамены и как принимать.
Раб за кафедрой
И ещё. Про зарплаты преподавателей. Тема и стыдная, и банальная. Болонья наших зарплат не понимает и не принимает. Прошёл слух, что всем преподавателям повысят зарплату в два раза (!). Иной обыватель, наверное, позавидует. Но не торопитесь: удвоят лишь базовую ставку. Что это значит? Допустим, базовый должностной оклад профессора 2000 или 2500 рублей (доцента — на 1000 меньше). После повышения профессор будет получать вместо 5000 рублей 6000 или 7000. Вот и всё.
Довольно, однако, о деньгах.
Что на деле означают эти огромные часы занятости? Что преподаватель либо топчется на месте в своём научном росте, либо вынужден за счёт своего здоровья писать статьи, монографии и учебники по ночам. Что он отстаёт от прогресса в своей области. Что ему некогда отшлифовывать свои лекции и практические занятия. Именно в этих огромных часах занятости зарыта собака не очень хорошей подготовки студентов, учителей, а затем и учеников.
А что же Болонья? Она во всех университетах и институтах предлагает не более
Болонья требует от преподавателей раз в пять лет менять специальные курсы. Если, например, сегодня я читаю лекции о лирике Пушкина, то в следующее пятилетие я должен подготовить курс о прозе Чехова. А для того, чтобы я мог заниматься наукой, Болонья через каждые четыре года предоставляет мне годовой отпуск. Причём я волен уехать в заграничную командировку за счёт своего учебного заведения. У преподавателя также есть льготы пенсионные (
Болонья не понимает, почему книги и газеты в нашей библиотеке нельзя сканировать, почему в читальном зале нельзя пользоваться компьютерами, почему библиотечные работники не могут за деньги отксерокопировать учёному нужный ему материал в любом количестве и доставить на его рабочее место.
Этому замечательному городу непонятно, почему наши преподаватели должны «без отрыва от производства» повышать свою квалификацию или почему, если они проходят это самое повышение в других учреждениях, с них не снимаются часы, не оставляется то же содержание.
Наконец, Болонья никак не может взять в толк, какое отношение к учёбе студентов имеет дополнительная преподавательская нагрузка в виде воспитательной работы, то бишь устройства концертов и праздников. Почему нужно наблюдение за успеваемостью и зачем существует пресловутое кураторство.
Если столь необходимо кураторство, набирайте массовиков-затейников и платите им денежки. Мы — учёные. Мы воспитываем добросовестным отношением к делу, качеством своих лекций и занятий. Преподавание — наша главная и единственная обязанность. В конце концов, создайте такой трудовой договор, где ясно говорилось бы об обязанностях преподавателя, о том, за что он получает вознаграждение. И тут Болонья опять на нашей стороне. Она доверяет самим студентам, приучая быть самостоятельными и ответственными.
Среди того немногого, в чём я с Болоньей не согласен, упор на специализацию. Вступая в европейский процесс, это положение я бы обязательно подкорректировал с учётом нашего опыта. Конкретную специализацию непременно связал бы с широкой филологической подготовкой, чтобы от человека остался не один лишь флюс специалиста и он нашёл бы достойное место в общем культурном пространстве.
А в целом я за Болонский процесс. Всё-таки плюсов у него гораздо больше, чем минусов. И если мы возьмём оттуда лучшее, сохранив при этом наши научные традиции, отечественное образование от этого только выиграет.
Валентин Коровин, доктор филологических наук,
профессор Московского государственного
педагогического университета
