Верность фамилии

Начальство не любит красивых. Подчиненные не любят начальство. С этой точки зрения для меня до сих пор загадка: как могло случиться, что мало кому известный начинающий журналист (и по совместительству комсомольский вожак подмосковного Жуковского), внешне смахивающий на президента Кеннеди, сделался в неподвижные советские времена главным редактором самой подвижной столичной молодежной газеты (которую вы сейчас держите в руках). А затем, уже в бурлящие перестроечные годы стал главным в амбициозной «Литературке», где до того отработал почти два десятилетия в должности заместителя главного редактора и куратора знаменитой «второй тетрадки». То есть сумел не восстановить против себя коллектив, а, напротив, сплотил капризные «золотые перья»… Как могли эти, казалось, несовместимые крайности соединиться в одной судьбе?

Попробую проследить процесс поэтапно, поскольку близко наблюдал деятельность героя этих заметок — во всех его многочисленных ипостасях. Крохотная редакция «МК» на Чистых прудах всегда занимала в медийном пространстве гораздо больше места, чем ей было отведено в тесных кабинетах старого особняка. Здесь, как в теплице, вызревали пока неизвестные стране будущие ниспровергатели тоталитарных основ. Аркадию Удальцову принадлежит в их взращивании особая роль. Вскоре птенцы выпорхнут из уютного гнезда и разлетятся, рассеются по многим печатным органам, куда привнесут неповторимый дух, привкус свободомыслия, присущего одной-единственной газете той поры (той самой, что теперь у вас в руках). Как воспитывался этот дух? Приведу единственный эпизод (а им несть числа). Легендарный Александр Аронов (тогда вполне сложившийся поэт и рядовой корреспондент «МК») был вызван свидетелем в суд по делу Гинзбурга и Галанскова (непосвященным поясню — эти двое выступили против цензуры, да и вообще коммунистического диктата). Аронов не дал показаний, которых от него требовали, отказался «топить» товарищей. За это набор его первой книги по распоряжению свыше рассыпали в типографии. Как поступили бы 99% тогдашних главных редакторов? Разумеется, поспешили бы избавиться от неблагонадежного сотрудника. Мудрый Удальцов не тронул отщепенца и обязался перевоспитывать заблудшего по своей методе. Назначил его заведующим отделом. Чем окончательно вывел из-под удара. Саша, однако, не выдержал града посыпавшихся испытаний и начал попивать. Иногда крепко. Вновь спрошу: как повели бы себя 99% руководителей? Конечно, постарались бы вышвырнуть нарушителя трудовой дисциплины. Удальцов регулярно уступал свою персональную черную «Волгу», чтобы загульного стихотворца без осложнений доставили домой. Так, примером собственного поведения, А.П. натаскивал ватагу нарушителей спокойствия, будущих гениев. В талантах наша страна недостатка не ведала никогда, но тех, кто дарования ценил, защищал, приголубливал, а не затаптывал и не душил, — таких всегда был дефицит.

Поэтому логичным оказалось скорое перемещение А.П. в «Литературку» — мощный оплот и форпост либеральной идеи. Прозорливый Александр Чаковский кропотливо формировал команду единомышленников. Удальцов пришелся ко двору. Но было очень непросто вписаться во взрывной коллектив, отторгавший чужаков с порога. Надо было продемонстрировать не только чудеса дипломатической эквилибристики и не ударить в грязь лицом при обсуждении материалов, вышедших из-под пера звезд первой величины (с одной стороны), и отстаивании написанного ими в вышестоящих инстанциях (с другой), следовало еще и продемонстрировать собственное умение сочетать на бумаге слова и мысли. Удальцов выбрал точный путь: он молчал и не появлялся на газетных полосах «ЛГ» долго, однако в юбилейной многотиражке (газета печаталась мизерным тиражом для внутреннего пользования) создал блистательное пародийное полотно, булгаковскую фантасмагорическую картину редакционной планерки, где досталось всем: и Чаковскому, и его первому заму Сырокомскому, и заведующим отделами, и даже курьеру. В этой газетке А.П. продемонстрировал редкостное мастерство владения словом. И стало ясно: в «ЛГ» пришел яркий публицист, который не пользуется своим высоким положением, чтобы навязывать собственные творения читателям. После этого его публикации в «большой» газете-еженедельнике стали постоянными.

Скажу особо, чем я обязан Аркадию Петровичу. Во-первых, тем, что именно в руководимом им «МК» появилась самая первая моя заметочка. А во-вторых (интересно, помнит ли об этом сам юбиляр?), тем, что он выручил меня в чрезвычайно трудной ситуации. Наивно предполагать, что жизнь заведующего веселой 16-й страницей «ЛГ» легка и бесшабашна, а путь усеян лепестками роз. Случались инциденты. Я собирался в командировку за границу. Меня не пускали. Весьма деликатно, впрочем, тянули с разрешением. В партийных эмпиреях (без их визы выехать куда-либо было нереально) намекали: тормоз — КГБ. В КГБ (где 16-я страница исправно выступала) отнекивались: ничего не знаем. Умный человек сказал мне: трагедии никакой, ну не поедешь, ничего страшного. Но имей в виду: лишь один раз против твоей фамилии поставят галочку, не выпустят, а потом уже никто не станет разбираться почему. И покатится… И это будет только начало больших бед.

За день до предполагаемого (и все более призрачного для меня) отъезда я отважился пойти к Удальцову. Он выслушал мой рассказ внимательно. Как поступили бы на его месте 99% слушателей? Заюлили бы, ушли бы в сторону, дали бы понять: разбирайся сам в своих сложностях. А.П. поднялся из кресла.

— Пойдем…

Мы проследовали в кабинет Чаковского, к аппарату правительственной связи, «вертушке». Не знаю, какой номер набрал А.П., не знаю, с кем говорил. Он сказал в трубку:

— Я исполняю обязанности главного редактора. Главный и первый зам. в отъезде. Возникла проблема. Я в затруднении. Как ответственный за газету я должен знать. Этот человек пользуется нашим доверием. Если к нему есть претензии, я должен быть в курсе.

То есть пошел ва-банк. И потому формулировки выбирал безошибочные. С жесткой подосновой. Эзоповы. Намекающие чиновнику, что в «Литгазете» тоже не лыком шиты и могут за себя постоять. Заставляющие дать прямой ответ. На том конце провода пообещали разобраться. Удальцов положил трубку.

— Подожди, сейчас выяснят…

Еще через полчаса он сообщил мне, что вопрос улажен, и я могу ехать за паспортом. Меня выпустили.

Пользуясь случаем, хочу поблагодарить Вас, дорогой старший Друг и Наставник, за то, что постоянно учили меня, как надо держать удар. Помогали. И в итоге жизнь моя не пошла под уклон. Возьму на себя смелость предположить, что еще многие признательны Вам не меньше моего.

Не верится, что Аркадию Петровичу — 70. Он по-прежнему похож на молодого Кеннеди, а стать и выправка у него — президентские. Пишет и выпускает книги, делится опытом с молодыми, преподает. Ему есть что передать и чем увлечь.

Но эксклюзивные чувства к Вам, дорогой Аркадий Петрович, питают сотрудники прежде небольшой, а ныне весьма и весьма влиятельной газеты. Той, в чью биографию Вы вписали незабываемые, удалые строки. Догадайтесь, какой именно? Той, которую Вы сейчас держите в руках.

Счастья, здоровья, новых свершений желают Вам все коллеги.

Андрей Яхонтов