Я не мог в тумане осязать.
"Господи!" сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать.
Вылетело из моей груди.
Впереди густой туман клубится,
И пустая клетка позади...
"...Худой, смуглый, некрасивый подросток, отделавшись, наконец, от томительного чаепития, читает у себя в комнате "Критику чистого разума". Трудно читать. Но Куно Фишер валяется под столом — к черту Куно Фишера.
"Головой" — трудно еще уследить за Кантом, но уже все существо впитывает, как воздух, его "чудный холод". В голове шумок тоже "чудный": самое сладкое читать так — не умом, предчувствием...
Он откладывает книгу и подходит к окну. На пустом Каменноостровском — фонари. На морозном небе — зимние звезды. Как просторно там, в Петербурге, в мире, в пространстве...
— Осип, ложись спать. Опять отец рассердится.
— Ах, сейчас, мама.
...В голове туман. Кант... Музыка... Жизнь... Смерть... Сердце начинает стучать... Губы начинают шевелиться.
Образ твой, мучительный и зыбкий,
Я не мог в тумане осязать..."
Георгий Иванов, "Петербургские зимы"