В одной из многочисленных за последнее время телепередач о себе Алла Пугачева выдохнула: "Народ не прощал мне моего счастья". Народная артистка, оказывается, всю жизнь провела с этим ощущением. А мы томились в догадках, что же делает ее такой несчастной? Да это ж мы! Народ. Не допускавший ее до счастья. Это ж в угоду нам она страдала - душила радость на корню. Потом отмахнулась - и ушла со сцены, с глаз наших долой. Подхватила первого подвернувшегося - влюбленного - и устроила себе праздник. Назло народу. Опять назло. Это она с нами всю жизнь сражалась? И сейчас, когда на сцену вернулась, вопреки тем, кто уже обозвал живой легендой и успокоился было, что путь свободен, шлагбаум снят.
Пугачеву как будто распирает азарт вписаться: Ха! Думаете не смогу так, как вы тут можете?! И одновременно - старомодная потребность противостоять. Старомодная по времени и по лучшим моментам ее натуры. Лучшим - для профессии. О, эта безграничная сопротивляемость ее организма. На том стоит. Страдалица, которая изо всех сил сдерживает слезы, но если уж невмоготу - отвернется к окну и плачет себе тихо. Правда, так, что все догадываются: именно плачет, а не хихикает. И жалость пронзает самых бесчувственных.
Но симпатией к ней проникаешься лишь тогда, когда видишь ее неловкой от растерянности. Не от повседневного отсутствия вкуса и меры, а от того, что вдруг забыла, что она живой классик, звезда и тому подобное, и потерялась, как сороконожка в думе: какой ногой-то? Звеня многочисленными медалями, облизанными другими. Так цыганка лижет петушков на палочке, чтоб блестели и раскупались. Так ОРТ и др. зализывают Пугачеву и Киркорова. Ради себя в основном: поглядите, какие у нас петушки! Они наши! Наши!
Она всегда опиралась на мужчин. Они ее уравновешивали. Что кинорежиссер Александр Стефанович, который капал на мозги: вперед, вперед, машину, квартиру, деньги... То ли ради себя стараясь, то ли о жене хлопоча. Что Евгений Болдин, ее многолетний директор, который обеспечил профессиональный тыл, собрав лучшую в стране команду, способную сотворить грандиозное шоу "только у Пугачевой". Жили они, правда, на разных квартирах. Он объяснял это тем, что она сова, а он жаворонок, то есть устал выносить ночные посиделки. К тому же последние годы у него была другая любовь, ныне - жена Ирина. Говорят, когда она забеременела, тогда и порешили с Аллой разойтись. А до того он даже о венчании поговаривал. Сам всегда скромно держался управляющим при госпоже, но без его управления имение развалилось. И хозяйке ничего не оставалось, как выйти замуж. Самой стать домоправительницей при юном даровании, требовавшем служения. Впрочем, он тоже рад был служить. Первое время их пара вызывала умиление: как детишки за ручки держатся, в глазки друг другу глядят и что-то там в своей песочнице ковыряют. Народ снова бесцеремонно лез подсмотреть, а они, жеманничая, спинками ограждали: ах нет, это наше счастье. А потом то счастье словно с цепи сорвалось - таким навязчивым стало, что народ сам прочь побежал: спаси и сохрани! - а пара за ним: мы счастливы, мы счастливы! Особенно он старается. И ростом позаметнее, и возрастом попростительнее.
Последний мужчина Пугачевой уже явно ее перевесил. И она не в тех годах, чтобы легко гнать в шею. Да такого теленка не прогонишь - не уйдет. Ему на этом лугу сладко пасется. Он все больше становится внешне похож на жену, будто мерки с нее снимает, отражением делается, за двоих конфеты трескает. Алла уже вполне без зеркала может обходиться: глянула на мужа - а там такая девушка большеглазая, какой, может, только в мечтах и бывала, вот радость-то. Спасибо, Филипп, за остатнее счастье!
Говорят, из рукописи книги о себе Пугачева попросила убрать одну деталь: что у Киркорова в среде "голубых" кличка Маруся. А другую деталь не рискнул оставить издатель. Помните, давнее предсказание Алле, когда она еще работала концертмейстером в цирковом училище: выйдешь замуж за первого встреченного сегодня мужчину. Девушка явилась на работу и тут же наскочила на одного, потом на другого, с которым разговорилась, упомянув предсказание и кивнув в сторону якобы суженого. А второй - будущий отец Кристины - успокоил: так тот же "голубой". Теперь тот "первый" - директор Филиппа.
Киркорова когда-то за зазнайство и заносчивость отпустили из Театра песни Пугачевой: пусть, мол, сам побарахтается, коли такой самодостаточный. А он пошел другим путем, единственно правильным - с тыла. Говорят, Алла много помогала молодым да одаренным... Жанна Агузарова, как колобок от дедушки-бабушки, в Америку укатила. Ольга Кормухина в религию ушла. Владимир Кузьмин тоже было в США женился. Сергей Челобанов сейчас примадонне аранжировки делает. Конечно, это все личностные особенности. Но все же какая-то странная цепочка из обогретых и не оценивших, шарахнувшихся прочь или отшвырянных. Будто Пугачева для них последним испытанием явилась, камнем, после которого резкий скачок на другую дорогу. Помощь примадонны, видно, трудно выносимая блажь. Среди молодых певцов бытует вера: без напутствия Аллы не пробиться никуда, но... Если она учует, что ты действительно талантлив - тогда тебе точно никуда не пробиться. Понравиться ей - еще хуже, чем не понравиться. Потому что первого она тебе не простит.
Пугачевой, чтобы вернуться, понадобилось всех остальных, наплодившихся за два года ее творческой паузы, под себя подмять. Указать: "Молчалин, вон твой чуланчик!" И сыпанули как миленькие в бункер под названием "Рождественские встречи": какая честь! Она ж только ножкой притопнула да крышечку захлопнула. И никому не дозволила блеснуть. Никто не исполнил самую популярную песню из своего репертуара. Небось, сглотнули, что в концепцию программы не вписываются шлягеры, нужны, мол, сплошь новинки. И всех перетасовала так умело, что самые вредные оказались в наиболее невыигрышном месте, а те, кто доказал лояльность и неопасен - близ хозяйки крутились. Лайма Вайкуле, последние годы делавшая вид, что дружит с Пугачевой как с собой, так как без этого ей, чужестранке, не удержаться, вылетела из концерта после первого вечера. Передружила. На словах, якобы уступила Алле право первой ночи с публикой. Но это объяснение хозяйки. "Так сама Лайма решила?"- "Да нет, я у нее не спрашивала, но уверена, что она поняла мою потребность". А куда деваться-то? Ей здесь еще петь и петь.
А то, что публика хотела больше Пугачевой, так вопрос: какая публика? Фанаты, звонившие певице после первого вечера и вопрошавшие: почему вас так мало? Еще бы. К ним смысл жизни вернулся. И кумир, проникшись их фанатизмом, разметал коллег: я вернулась или нет?! Кринолин на зад, декольте - на грудь. Спотыкаясь с непривычки, артистка суетилась на сцене, как первоклассница на выпускном балу: как ее туда занесло? Прежнее обаяние азарта выродилось в усталую подневольность. Так женщина заходит в магазин, где ей ничего не надо, но все покупают, и она поддается, хватает, что под руку попадет, изображая ликование. А верхняя губа кривится то ли в наглости, то ли в робости, но на всякий случай - в оскале. И глаза не горят, а тускло мерцают. То ли: чихала на вас всех. То ли: не допущу, чтоб чихнули на меня. И руки прячет. Она их всю жизнь прячет. Может, подсказал кто. Может, сама догадалась, что не красят ее, выдают. Руки продавщицы овощного ларька.
Да, похудела вот. А голоса почти не осталось. Все больше речитативом песни исполняет. Раньше просто разговорные фрагменты вставляла, а теперь, скорее, музыкальные вкрапления в речь проскакивают. Уже совсем низко и сипло. Рычит, бурчит и якобы актерствует. Точнее - рожи корчит и волосы все поправляет да поправляет, будто нервный тик такой: руки к вискам тянутся, чтобы взбить что-нибудь кверху, приподняться на цыпочки хотя бы таким способом. Это когда на голове нет шляпы. Она их возлюбила, как ближнего своего. Говорили, волосы ей попортили, долго залечивали и, чтобы прическами не терзать, шляпой прикрыли. Так она в одной и той же разве что только не спала. И то - сомнительно. Она после похудания кажется весьма рассеянной. Зрачки глаз вроде на тебя обращены, а взгляда нет, не ловится: ау, Алла Борисовна! - и рукой машешь, а она куда-то сквозь тебя движется. Говорят, на концерте в честь художника-постановщика Бориса Краснова Пугачева взялась исполнить его любимую песню, да слова забыла. Фонограмма-то сама по себе звучит, а что губами изображать? Так полпесни и провела спиной к залу.
А поет-то что нынче? Слезы сдерживаешь, вспоминая ее "Расскажите, птицы", "Балет", "До свиданья, лето", "Не отрекаются, любя", "Как тревожен этот путь"... Даже "Паромщик" кажется шедевром по сравнению с современным репертуаром. То она нелепо ерничает, то молодцевато фальшивит, то мрачно констатирует. И все тяжело, с раздраженными всхлипами: как мне все надоело, но как я без этого проживу? Она же должна бороться. Ее должны не принимать. Хотя нет, это опять прошлое. Нынче она, может, и желала бы противостояния - по инерции, это все же зажигает, бередит, но силы не те, томность развалилась в нутре, как в кресле, и жаждет благ: натерпелась за жизнь - пущай другие страдают, как я, от меня. И народная любовь. Она ведь ради нее противостоянием занималась. Хотя это была игра в поддавки. Будто чиновники чувствовали, что если станут мешать (время от времени) Пугачевой, то создадут ей ореол мученицы, свободолюбицы - и получится кумир масс, которого можно использовать в таком качестве. Народ этих игр не ведал. Он просто любил хоть кого-то, кто волен плюнуть вверх за себя и за того парня. Ее за раскованность почитали. Может, как Аркадия Райкина.
Она же будто выплакала и высмеяла все, что за душой было. А теперь только изображает наличие при полном отсутствии. В память о собственном прошлом, с которым невыносимо расстаться. Ее отношения с собственным возрастом - печальная история. Она от него стала бегать. В мини платья, в девчачьи ужимки. И превратилась в кукольную несуразность. Раньше казалась взрослее, мудрее и достойнее. Раньше у нее было будущее. А сейчас думается, что ничего нового ей уже не надо. Не ищет она ничего. Только говорит об этом, как мозги пудрит - себе и окружающим. Ее вершки - с чужого плеча. Ее корешкам давно тепло, сытно и темно. И если б не народ, который опять ей чего-то не прощает, наверняка не прощает, она б не вернулась. И неизвестно, кому бы от этого было плохо.
