Весной этого года отметила свое
Белоснежка и зеркало
Вместо недоступной и неведомой в пору моего детства Барби у меня была Бидди. Тоже иностранка, родом из ГДР.
Недавно на одном женском сайте мне попалась статья об игрушках советского времени. «Девочки из обеспеченных семей могли себе позволить ГДР-овских кукол с фарфоровой головой и тряпичным туловищем», — утверждала автор. Уж не знаю, считалась ли по тогдашним меркам обеспеченной семья моих родителей, если у нас поселилась Бидди, но все остальное — тем более неправда. Автор явно была из поколения, в детстве игравшего с Барби, а значит, прошлое любой отдаленности представляла себе в виде комикса об истории Древнего мира. Точнее — «античности», как выразилась одна студентка, когда на экзамене ее спросили о названии эпохи, в которую жил Пушкин. В ответ на недоумение педагога она пояснила: «Ну, это в смысле типа очень давно».
Тряпичные куклы с фарфоровыми головками для девочек моего поколения точно так же были игрушками из этого «типа очень давно» — игрушками мам и бабушек, а может, и прабабушек. Главным достоинством ГДР-овских Эльз и Бидди была их гуттаперчевость, их резиновая мягкость. Это делало их невероятно настоящими — почти живыми. Отечественные конкурентки умели ходить на негнущихся ногах и орать «
Но у Бидди был просто мягкий розовый живот. И ямочки на локотках и коленках. По сравнению с Барби она была просто толстухой, что не мешало окружающим считать ее красавицей.
Собственно, я и помнить себя начала уже в присутствии Бидди. Она была всегда, как папа и мама, как бабушка и другие взрослые, населявшие дом. И наше с ней соперничество старше моей памяти. Я смутно вспоминаю, что Бидди не разбрасывает игрушки, не размазывает кашу по столу, не лезет в лужу в новых сандаликах. И вообще — Бидди украшает весь наш дом! — заканчивала бабушка, у которой в детстве просто не могло быть такой куклы. Видимо, за это она очень уважала Бидди.
Но я совершенно не помню продолжения, о котором позже рассказали родители. Однажды, когда уже позволили рост и силы, я заявилась в кухню, где сидели взрослые. За ногу я волокла поверженного врага в разорванном платье. Мягкая мордочка Бидди была вдавлена внутрь головы, половина синтетических локонов — вырвана. «Ну, — спросила я торжествующе, — кто теперь украшает весь наш дом?!» «Бидди!» — хором ответили взрослые. Они были безжалостны, как зеркало злой мачехи, которое сообщает, что румяней и белее все-таки Белоснежка. И так будет всегда.
Потом мы
Статуя и кукла
Лотман в известной работе о куклах в культуре говорит о двух способах контакта человека с культурной средой: «Кукла как игрушка прежде всего должна быть отделена от, казалось бы, однотипного с нею явления статуэтки, объемного скульптурного изображения человека. Разница сводится к следующему. Существуют два типа аудитории: „взрослая“, с одной стороны, и „детская“, „фольклорная“, „архаическая“ — с другой. Первая относится к художественному тексту как получатель информации: смотрит, слушает, читает, сидит в кресле театра, стоит перед статуей в музее, твердо помнит: „руками не трогать“, „не нарушайте тишину“ и уж конечно „не лезьте на сцену“ и „не вмешивайтесь в пьесу“. Вторая относится к тексту как участник игры: кричит, трогает, вмешивается, картинку не смотрит, а вертит, тыкает в нее пальцами, говорит за нарисованных людей, в пьесу вмешивается, указывая актерам, бьет книжку или целует ее».
По идее ничто не мешает перенести эти слова с художественного текста на то, что условно можно назвать «текстом нравственности». То есть отношения с Добром и Злом можно выстраивать «
Страшно было то, как они стирали
Одна из модных тем, возникающих время от времени в интернете и глянцевых журналах, — тема детских преступлений против Барби: ах, девочка из Англии засунула свою Барби в микроволновку; ах, мальчик из Австралии оторвал сестренкиной Барби голову — как страшно жить! Все это подается в стиле криминальных новостей с обязательным комментарием популярного психолога, содержащим пространные намеки на то, что из таких вот девочек и мальчиков потом и вырастают маньяки и террористы. Разумеется, из девочки, сюсюкающей с пупсом, обязательно вырастет хорошая мать. А мальчик, играющий в солдатики, станет генералом или как минимум полковником, и уж точно — настоящим мужчиной.
Это, пожалуй, наиболее скучный и тоскливый подход взрослых людей к детской игре — как унылой кальке с взрослой жизни и приуготовлению к будущим социальным ролям. Знакомая
В эпоху автоматических стиральных машин вряд ли
В этом смысле одна из самых консервативных игрушек — Бэби Бон (Baby Born) от Zapf, вполне себе почти в натуральную величину новорожденный младенец, который кричит, когда хочет есть или просто когда вздумается, который пачкает памперсы и сосет соску. Он даже умеет улыбаться. Его нужно возить гулять в маленькой, но абсолютно «как настоящей» коляске. Такое абсолютное торжество реализма и обучающих эффектов. «Имея такую куклу, Ваша дочка сможет почувствовать себя настоящей Мамой! — призывает реклама производителя. — Ведь даже взрослым очень сложно называть куклами этих очаровательных малюток! Ролевые игры, в которые вовлекают девочек наши куклы, имеют огромное воспитательное значение, развивая в них чувство ответственности, приучая думать и заботиться о своих ближних, обучая первым практическим навыкам, которые пригодятся им в будущем».
В общем, идеально полезная и правильная кукла. Но
Монстры, которых любят
Проблема в том, что реализм — самый неудачный стиль, когда дело касается детской игры. Дети — стихийные символисты и романтики.
Один из основных аргументов борцов с Барби, которых по всему миру миллионы, — то, что Барби — монстр. Уже подсчитано, что в переводе на параметры роста 178 см «мерки» Барби —
Впрочем, куклы Братц еще больше чудовища, чем Барби. На одном из уфологических форумов уже несколько лет обретается версия, что это чуть-чуть очеловеченные версии «маленьких зеленых человечков», чья цель — приучить растущее поколение землян к близким и массовым «контактам третьего рода». У «девочек Братц» — огромные головы и глаза и тоненькие ручки-ножки, причем ручки болтаются почти до колен.
Тем не менее любят и этих монстриков. Именно за то, что такие «страшненькие» и «прикольные». Конечно, компания MGA, производитель кукол Братц, тоже разработала свою концепцию игрушки. Согласно ей Братц — это куклы-подружки, озорные подростки, старшие сестры, которым младшие сестренки завидуют и подражают. Они отплясывают в клубах, встречаются с мальчиками, играют в школьных поп-группах — в общем, делают все то, что делают герои журналов для тинейджеров. Этим они отличаются от Барби — взрослой дамы с положением в обществе.
Тоже, конечно, выбор невелик — кукла-поп-звезда, кукла-тусовщица, кукла-фигуристка — все модные «гламурные» темы, формирующие вкусы будущих потребителей. Но игра на то и игра, что создает собственную реальность, далекую от повседневности. Она может быть праздничной или опасной, доброй или жестокой, но в любом случае она ближе к тем главным человеческим вопросам, которые запросто задают себе дети.
Лебедушкина Ольга
