Народы с более развитой культурой ходят быстрее, чем отстающие, а вместе со скоростью ходьбы меняется форма стопы и, соответственно, мода на форму обуви.
Кулаков Андрей, редактор 1001.ru
Обувь
Tempora mutantur, et nos mutamur in illis! Времена меняются, и мы меняемся с ними. Изменяются и наши стопы. Они становятся то меньше, то больше, то уже, то шире. И сапожник шьет обувь то большую, то маленькую, то с острым, то с тупым мыском.
Хотя дело это не такое простое. Форма нашей стопы не изменяется от сезона к сезону. Для этого нужны столетия или, по крайней мере, срок человеческой жизни. Ведь в мгновение ока из большой стопы не сделаешь маленькую. Портному творить намного легче. Подчеркнутая талия, заниженная талия, высокие плечи, покатые плечи — все это можно изменить с помощью нового кроя, ваты и прочих подручных средств. А сапожник всякий раз должен строго учитывать форму стопы. Если он вздумает ввести в моду маленькие туфли, ему придется подождать, пока вымрет большеногое поколение.
В любую эпоху у разных людей форма стопы разная. Одни используют свои ноги чаще, у них и стопы больше; другие редко ходят пешком, их стопы меньше. Что прикажете делать сапожнику? На какую форму стопы он должен ориентироваться? Ведь и он, видимо, стремится шить современную обувь. Тоже хочет идти вперед и создавать изделия, пользующиеся как можно большим спросом.
Вот и поступает как все прочие ремесленники. Ориентируется на стопы тех, кто в его время господствует в обществе. В Средние века это были рыцари, всадники, люди, которые ездили верхом. Их стопы были меньше, чем у пешего народа. Поэтому красивой считалась маленькая нога. Благодаря удлинению (острый мыс в виде клюва) усиливалось впечатление узости, чего и добивались сапожники. Но когда рыцарство пришло в упадок, наибольшее почтение стал вызывать горожанин-пешеход, и в моду вошла большая, широкая стопа медленно шествующего по городу богатого бюргера. В XVII и XVIII веках бурная придворная жизнь снова отменила моду на хождение пешком. Аристократы перемещались в носилках-паланкинах, и модная маленькая ножка (туфелька на высоком каблуке) правила бал в парке и в замке. Но не годилась для улицы.
Возрождение германской культуры реабилитировало верховую езду. Всякий, кто шел в ногу со временем, носил английские сапоги для верховой езды, даже не имея лошади. Эти сапоги были символом свободного человека, который наконец-то сбросил старомодные туфли с пряжками, вырвался из придворной залы на свежий воздух, расстался со скользким паркетом. Правда, нога оставалась маленькой, но высокий каблук исчез. Всаднику он без надобности. XIX столетие стремилось иметь ногу как можно меньше.
Но уже в XX столетии человеческая нога снова начала видоизменяться. Наши социальные условия таковы, что с каждым годом мы перемещаемся все быстрее. Время — деньги, мы его экономим. Даже самые знатные аристократы, то есть люди, у которых полно времени, захвачены всеобщей гонкой и ускоряют темп. Нынче неторопливый пешеход движется с такой скоростью, с какой в XVIII веке бежал перед каретой посыльный. Шествовать так медленно, как в прежние времена, мы уже не можем. Для этого мы слишком нервозны. Еще в XVIII веке солдаты маршировали в темпе, который нынче показался бы нам утомительным стоянием то на одной, то на другой ноге. Увеличение скорости лучше всего иллюстрирует тот факт, что армия Фридриха Великого делала 70 шагов в минуту, а современная армия — 120. Наш строевой устав предписывает 115–117 шагов в минуту. Но такой темп нынче соблюдается с большим трудом, так как солдаты сами завышают скорость. Следовало бы учесть эту примету времени в новом издании устава (разумеется, не в ущерб боеготовности армии). Таким образом, можно вычислить, сколько шагов в минуту будут проходить через сто лет наши солдаты, а значит, и все люди, которые захотят быстрым маршем идти вперед.
Народы с более развитой культурой ходят быстрее, чем отстающие; американцы быстрее, чем итальянцы. Когда попадаешь в Нью-Йорк, всегда кажется, что где-то произошло несчастье. Да и венский житель из прошлого столетия, попав сегодня на Кернтнер штрассе, решил бы, что где-то что-то стряслось.
Итак, мы ходим быстрее. Иными словами, это означает, что большим пальцем ноги мы все сильнее отталкивается от земли. И действительно, наш большой палец становится все крепче и сильнее. Медленное гуляние привело к расширению стопы, а быстрая ходьба (через усиление большого пальца) приводит к удлинению стопы. Остальные пальцы, особенно мизинец, не успевают за этим развитием и прямо-таки скукоживаются от меньшего применения, следствием чего является очередное сужение стопы.
Всадника сменил пешеход. Пешеход — лишь усиление германского культурного принципа: двигаться вперед своими силами. Это и есть девиз XX века. Лошадь была переходом от носильщика к собственному Я. Но наше столетие ностальгирует о счастье верховой езды, когда был настоящий конский бум, когда запах конюшни был нашим самым аристократичным ароматом, скачки — нашим самым народным развлечением. Всадник был возлюбленным из народной песни. Всадник прощался навек, исчезал вдали, всадник погибал. Пеший прохожий в расчет не принимался. Весь свет одевался как всадник. И если мы решительно не желали отстать от моды, то надевали костюм всадника, фрак. У каждого студента была своя кобыла, улицы кишели всадниками.
Как все изменилось! Всадник — человек равнины, плоского пейзажа. Это свободный английский эсквайр, который разводил лошадей и время от времени участвовал в охоте на лис, скача через изгороди. Но вот его сменил персонаж, который живет в горах, радостно покоряет вершины, рискует жизнью, надеется только на собственные силы, возвышается над уютом человеческих жилищ. Это горец, шотландец.
Всадник носит сапоги и длинные штаны в обтяжку, сужающиеся под коленом (бриджи). Пешеходу, жителю гор такие не нужны. И в Шотландии, и в Альпах горец носит башмаки со шнурками и чулки ниже колена, гольфы. Колени горца свободны. Поэтому шотландец надевает свою знаменитую юбку, а житель Альп — кожаные штаны, что в принципе одно и то же. Материалы на равнине и в горах тоже разные. Человек равнины носит гладкие ткани, человек гор — грубошерстное домотканое сукно (home spuns и лоден).
Человеку захотелось подняться в горы. Всего сто лет назад высокогорье внушало ужас, люди испытывали страх высоты, а в наше время они бегут с равнины в горы, чтобы собственной силой одолевать все более высокие вершины. Альпинизм слывет нынче самой благородной страстью. Так неужели это аристократическое занятие (вспомним, что и в прошлом столетии верховая езда воспринималась как увлечение знати) останется недоступно всем, кто не живет в горах? Стали искать средство, стали искать приспособление, позволяющее и на равнине испытать азарт движения. И изобрели велосипед.
Велосипедист — это альпинист равнины. И одевается он так же, как горец. Ему не годятся высокие сапоги и длинные брюки. Он носит широкие штаны с манжетой под коленом, как фехтовальщик. Чулки велосипедист подворачивает. В Альпах и в Шотландии тоже подворачивают чулки, чтобы они не ерзали вверх-вниз во время движения. Таким образом, колено под штанами достаточно свободно, чтобы беспрепятственно сгибать и вытягивать ногу. Замечу в скобках, что в Вене есть люди, которые не понимают значения манжет и засовывают чулки под манжеты. Они производят столь же комичное впечатление, как угрожающего вида бродяги, которые летом встречаются в Альпах. Велосипедист, как и горный житель, носит обувь на шнурках.
В следующем столетии будут носить шнурованную обувь, как в прошлом веке носили сапоги для верховой езды. Англичане сократили переходный период и уже сейчас носят обе формы. А мы тем временем изобрели ужасный гибрид: полусапожки-штиблеты. Вся невзрачность штиблет обнаружилась в тот момент, когда появились короткие штаны. Сразу было видно: без благопристойного прикрытия брюками носить штиблеты нельзя. Наши офицеры, чтобы прикрыть их, носили гамаши и справедливо обижались на ужесточение регламента, запретившего пехотинцам ношение гамаш. Но для нас штиблеты умерли, как умирает при дневном свете фрак. Прогуливая его по улице, мы только насмешим народ. В жару нужно надевать на него плащ или садиться в карету. Нынче, как и прежде, всякое платье, которое кажется смешным, обречено на гибель.
Благодаря занятиям пешими видами спорта, ступня наших аристократов уже не так мала, как прежде. Она становится все больше. Большие ступни англичан и англичанок уже не вызывают у нас ехидных насмешек. Мы тоже поднимаемся в горы, ездим на велосипедах и — страшно сказать — отрастили английские ступни. Но утешимся. Красота маленькой ступни, особенно мужской, постепенно увядает.
*Цыганский скрипач Янчи Риго, прославившийся женитьбой на дочери американского миллионера и давший свое имя популярному венгерскому десерту.
Недавно мне прислали из Америки описание Риго. Один из его приятелей начинает так: «Я был знаком с этим цыганом». Далее следует собственно описание: «Из-под брюк выглядывала пара тошнотворно маленьких ног». Тошнотворно маленьких ног! Звучит убедительно. Из Америки к нам приходит новая мораль: тошнотворно маленькие ноги! Святой Клаурен, хорошо, что ты до этого не дожил! Ты, чьи аристократичные мужественные герои так мечтали иметь маленькие ножки, чтобы являться во сне ста тысячам немецких девиц. Tempora mutantur…b
Следует упомянуть здесь и ботинки на пуговичках, каковые могут сойти разве что за бальные туфли. Обувь для безделья. Там, где уместна гладкая лакированная обувь, при парадном мундире, в Англии и в здешних аристократических полках носят лаковые сапоги с кожаными, начищенными ваксой голенищами (под брюками). Бальными туфлями могут считаться только лаковые бальные туфли (pumps). О венских сапожниках и венских пешеходах напишу в следующий раз.
