Кажется, налаживается погода.
Это радует!
От холода все устали и стали нервными и раздражёнными. А сегодня можно ходить в лёгкой курточке, а то и без неё обойтись.
Дважды сегодня, нарезая круги около офиса, гулял с Маратом Рауфовичем Рахматулиным. Прогулку совместил с воспитательной беседой: что делать, как делать, зачем делать, когда делать. Говорили и о том, как отчитываться. Значительную часть беседы посвятили планированию времени. И довольно долго ругал Марата Рауфовича: нельзя забывать о моих поручениях и, если они не выполнены, нужно об этом сообщать.
Мечтается так наладить работу, чтобы было достаточно одного раза. Сказал Марату Рауфовичу — и можно забыть, будучи уверенным, что он всё сделает. А я иногда вынужден повторять один раз, второй, третий. Это раздражает и мешает. И, самое главное, нет уверенности, что твоя просьба, поручение будут выполнены.
Почему-то вспомнил (впрочем, понимаю, почему) Юрия Михайловича Лужкова.
У него помощником был Лев Владимирович Ульянов.
У них общая приёмная. Лужков часто заходил в маленький кабинетик Ульянова. Лев Владимирович по первому зову, через пять-шесть секунд оказывался в кабинете Лужкова.
Лев Владимирович вёл все дела Юрия Михайловича: письма, распоряжения, контроль, приём, отдельные поручения.
Хотя у Юрия Михайловича было несколько сотрудников, в обязанности которых входило следить за поручениями мэра, работать с обращениями граждан, заниматься жилищным вопросом, работы у Льва Владимировича хватало.
Лев Владимирович отвечал за всё. Он был помощником, советником, экспертом, консультантом — и всё в одном лице.
И вот Юрий Михайлович как-то говорит:
—Ульянов! Лев Владимирович! А где вы были?
— Обедать ходил.
— Не надо ходить обедать! Обедайте в то же время, что и я. Вы должны быть всегда в досягаемости!
Лев Владимирович ценил и понимал Лужкова.
— Я же, — говорил он мне, — здесь не просто так. Я понимаю масштаб этой личности, стараюсь оберегать его от многих неприятностей, помогаю решать вопросы оперативно. Но иногда чувствую усталость. И пока решиться на уход от Лужкова не в состоянии.
Долго говорил сегодня по телефону с Юрием Борисовичем Шерлингом. Меня огорчила его раздражённость.
Многое его пугает, ещё больше ему мешает.
— Я не понимаю, куда мы катимся. Я не понимаю, как мы ещё живы. Меня всё задевает. У меня приятель есть, мы тридцать лет дружили. Приятель занимает приличный пост. Я ему позвонил, мы хорошо поговорили. И всё. Как отрезало. Ни по городскому на службе, ни по домашнему, ни по прямому, ни через секретаря, ни по мобильному он никогда не отвечает. Подходят его помощники, советники, консультанты, секретари и бесстрастным голосом сообщают, что он занят и в лучшем случае можно звонить через полгода, будто издеваются.
К сожалению, и я с подобным сталкиваюсь. В одной из редакций заместителем главного редактора работает моя любимая ученица. Когда мы случайно встречаемся, она всегда восторженно восклицает: «Как я рада вас видеть!» И мы обнимаемся.
И вот я попросил свою любимую ученицу дать небольшую заметочку в интернет-издании. Согласие главного редактора на это есть.
Раз в три дня я звонил и спрашивал, как дела с заметкой. Она каждый раз отвечала: «Всё хорошо, не волнуйтесь, в ближайшие дни сдадим». Продолжаю звонить и писать по электронной почте, а она теперь не берёт трубку. Хотя я точно знаю, что она в редакции. Естественно, мне это неприятно. Не получается — так почему не сказать: «Не могу, не получается». Зачем избегать?
Нет-нет, меня это не унижает, унизить меня сложно. Меня это огорчает. Чуть-чуть обижает.
Вспоминаю Дмитрия Лихачёва. Он мне рассказывал, что когда его арестовали и отправили работать на Беломоро-Балтийский канал, на стройку коммунизма, некий офицер заставлял его вставать на колени, кричал: «Открой рот!» и мочился. И Лихачев говорил: «Он думал, что меня унизил. Нет, он унижал себя. Мне было за него стыдно. А я терпел, а что мне оставалось сделать? Я ведь хотел жить, и я выжил».
И как прекрасно, что Лихачёв выжил и оставил нам свои книги о литературе, о жизни, об искусстве!
Лихачёв — это совесть века. Таких людей немного: Андрей Дмитриевич Сахаров, Ирина Александровна Антонова, Юрий Петрович Любимов, Пётр Наумович Фоменко…
К сожалению, после операции никак не могу прийти в себя. Иногда ощущаю головокружение. Боюсь упасть. Проявляю осторожность, поднимаясь или спускаясь по лестнице.
Что сегодня сделал?
Подготовил дневник, подписи к фотографиям, ответил на сорок девять писем.
Вот, собственно, и весь день.
Вечером беседовал снова с Маратом Рауфовичем Рахматулиным.
— Самое главное, — говорил я ему — это люди. Появятся люди — появятся деньги. Больше и активнее ищите людей.
Да, забыл написать. Сегодня приходили на собеседование четыре человека.
Один сделал 20 ошибок в диктанте, другие двое — 13 и 14 соответственно, четвёртый — 17.
Ну, ладно, грамотность — её можно подтянуть, если есть блеск в глазах, умение писать и серьёзное желание работать у нас и заниматься программой «СОЛО».
Вот беседа с одним из наших соискателей.
— Я приехал с Алтая. Бизнесом занимался: ремонтировал телефоны. Сначала в квартире, которую снимали, затем у нас отдельная комнатка появилась. Квартиры вынуждены менять — телефоны через месяц выходили из строя, мы боялись: придут владельцы и побьют нас. Потом маляром попробовал, не понравилось. Запах краски отвратителен и вреден…
— А почему вы решили, что можете быть редактором? — прервал я его рассказ. — Вы писали статьи, заметки?
— Нет, никогда не писал. Но этому же можно научиться.
Не понимал меня человек, не понимал. И мы ему сказали: «Проходите «СОЛО», проведите несколько трансляций, потом продолжим разговор».
Уверен, что он больше у нас не появится.
Почти такая же история была и с тремя оставшимися соискателями. Один из них занимался выведением бородавок и довольно интересно об этом рассказывал: какие уколы делают, как снимают бородавки, папилломы. Он всюду рассылает резюме, но, наверное, пойдёт, как он сам сказал, «по бородавочной теме».
Второй работал в сфере детского досуга.
— В торговом центре есть комната для детей. Туда родители приводят своих детишек, а я их развлекаю.
Около часа потратил на курильщика. Довольно симпатичный парень. Плохо, что спорит по любому вопросу. Я говорю:
— Вы, наверное, со своей женой постоянно спорите?
— Да, а откуда вы знаете?
Откуда я знаю?
Это же видно. У него на лице написано!
Он вошёл в нашу комнату, я предложил ему сесть на стул. А он тут же: «Можно на другой стул?»
Я прошу сигарету держать в левой руке. А он: «А в правой нельзя? Я бы держал в правой».
Надеюсь, от курения отучить его удалось.
У меня есть надежда: если начну каждый день заниматься курением, то ко мне придут два-три начальника, которые проникнутся идеей «СОЛО» и после того как завяжут с курением , возьмут у нас корпоративную версию на несколько тысяч сотрудников.
Вечером, как всегда, смотрел новых солистов. Сегодня их было чуть-чуть больше, чем обычно. Радовался, как ребёнок.
Ваш Владимир Владимирович Шахиджанян
P.S. Сегодня обещал мне позвонить один министр: «Я обязательно позвоню, не волнуйтесь. Я запомню, я записал». Увы. Не позвонил.
Я не стал напоминать о себе. Ну зачем мне ставить человека в неловкое положение.
Не обижаюсь. Помню своё золотое правило: «На врагов обижаться бесполезно, а на друзей нельзя».
Если мы не всегда властны исполнить наше обещание, то всегда в нашей воле не давать его.
Пьер Клод Буаст (1765-1824), французский лексикограф и афорист
