Коронавирус «скорректировал» цену билетов на спектакли, но не повлиял на интерес зрителей. Об этом в интервью «Известиям» заявил художественный руководитель «Современника» Виктор Рыжаков. В процессе подготовки к празднованию 65-летия театра режиссер, возглавивший его после ухода Галины Волчек, рассказал, почему у него нет обид на Сергея Гармаша, и объяснил, зачем был нужен ребрендинг «Современника».
— Сезон вы открыли постановкой пьесы «Собрание сочинений» Евгения Гришковца. Чем вас привлек этот оммаж «Вишневому саду»?
— Ну, это вовсе не оммаж. В пьесе скорее много иронии по отношению к нам сегодняшним — начитанным и многознающим. Ну а рифмы в нашей огромной литературной биографии всегда неизбежны. Есть процессы, которые повторяются из поколения в поколение, какие бы времена мы ни проживали. И вовсе дело не в предлагаемых обстоятельствах, а в нашей ментальности, особенностях человеческой души, ее потребностях. «Собрание сочинений» — история о людях, бесконечно нуждающихся в настоящих чувствах, но не способных почему-то эту собственную необходимость реализовать. Здесь скорее традиции русской поэзии, поиск спасения в собственных мечтах и желании овладеть несуществующей свободой, которую человек почему-то не может постичь: «Как будто душа о желанном просила,/ и сделали ей незаслуженно больно./ И сердце простило, но сердце застыло…»
— Для большинства зрителей героиня выглядит вполне успешной: несмотря на внутреннее одиночество, ее жизнь состоялась, дети устроены, она может позволить себе на пенсии жить в удовольствие, купить квартиру, пить дорогое шампанское. В чем конфликт?
— Разве дело в успешности или обреченности? Разве только «неуспешные люди» могут стать объектом нашего внимания? Помните героев Марка Твена в «Принце и нищем» или персонажей знаменитого фильма Бернардо Бертолуччи «Двадцатый век»? Это истории людей из разных социальных миров, то, как они проживают эту свою жизнь. В пьесе «Собрание сочинений» у нашей совсем взрослой героини уже есть взрослые дети и автор как будто специально множит человеческие архетипы, создавая пространство новой современной мифологии. Ведь только смеясь, мы можем прощаться со своим прошлым, плакать вместе с героями, попадая в собственные истории и размышляя о сущности своей жизни.
Это история не про хорошего или плохого человека. Герои похожи на тысячи знакомых нам мужчин и женщин: умных, талантливых, счастливых и несчастных, молодых и старых, живущих в столичном городе или приехавших из провинции, по-разному распоряжающихся своей жизнью и не всегда обретающих то, о чем когда-то мечтали, не всегда понимающих, как устроится их собственная судьба.
— Давайте поговорим о ваших предстоящих премьерах, в частности о спектакле «Живой». Почему вы решили рассказать, как я догадываюсь, о Викторе Цое?
— Нет, это спектакль совсем не о Викторе Цое. Перебирая в синхронном порядке тексты его песен, мы вдруг поняли, что это готовая драматургия. Документ нашего времени, созданный человеком, проживающим жизнь в мире, который менялся на его глазах, и он был не просто свидетелем, а действующим лицом этих перемен. Так что это история человека, чувствующего нескончаемую боль этого мира. Боль! Вот вам и наш «Живой».
— Вы считаете, Виктор был именно таким?
— Мы не были знакомы, но так же, как и многие мои ровесники, я взрослел вместе с его неповторимым голосом, особенным стилем, пронзительной интонацией, которая попадала в самое сердце. Он был моим современником, и это уже моя личная гордость. И Виктор до сих пор остается человеком, который добавил какой-то важный, серьезный тон, искренность, энергию ответственности в постмодернистское сознание сегодняшней жизни. За его фигурой стоит такая звенящая тишина.
— Театр может задать планку, привить, воспитать?
— Нет, не думаю. Иногда театр амбициозно заявляет о такой возможности, но никогда ничего не привьет и никого не воспитает. Но если вдруг это искусство сделает попытку раствориться в человеческом существе, сумеет почувствовать духовные силы и возможности человеческие, тогда, быть может, произойдет что-то действительно важное. Если театр сумеет стать местом реализации творческой сущности человека и настоящей частью его духовной жизни, тогда можно ждать и изменений. Вахтанговская студия существовала под девизом «Идите и растворитесь в этом мире», никто на улице и в обычной жизни не мог распознать в студийцах артистов, творивших на сцене чудеса, но именно на репетициях они изобретали и создавали свою новую реальность. Тогда-то и родилась знаменитая «Принцесса Турандот», изменившая представления о возможностях театрального искусства. Это явление было названо «фантастическим реализмом».
Мы же росли на пафосе придворного театра, никакого отношения к истинной студийности уже не имеющего. А у нас всё же великое театральное наследство. И время от времени стоило бы возвращаться к своим корням и основам, чтобы понять, с чего всё начинается в этой выдуманной нами жизни. С желания построить справедливый, идеальный человеческий мир, где каждому будет место и каждый будет счастливым? И чего же ты ищешь сам? Как же нам прожить вместе, не только потребляя, а разделяя эту жизнь? Как же не выделять лишь особенных, «лучших», как не прикрываться собранием единомышленников, а принимать человека в его существе? Никто в этом мире не должен быть отвергнутым.
— Концепция демократичного театра?
— Почему демократичного? Всечеловеческого. Мир состоит из людей разных национальностей, вероисповеданий, разных социальных уровней и культурных традиций, разных политических взглядов и сексуальных предпочтений.
— Вы не считаете театр элитарным видом искусства, «не для всех»?
— Элитарным он становится в случае, если зритель его назначает: «Господи, они боги и делают это лучше других». Именно зритель поднимает художника на руки. Сам по себе театр вряд ли может быть элитарным. Вероятно, право на это можно заслужить, то есть для кого-то быть особенным, кем-то быть избранным.
— Пандемия внесла коррективы в жизнь театра? Цены на билеты снизились?
— Она уже поменяла не только театр, но и вообще нашу жизнь. Цены не снижаются, они скорее корректируются в зависимости от обстоятельств. Но потребность людей в театре оказалась очень устойчивой, и даже пандемия пока не смогла ее изменить. В первые дни, когда открывали театральный сезон, все мы испытывали нехватку в профессиональном и зрительском общении. Мы отчетливо осознали, что театр действительно имеет особенное место в жизни человека. Не зря Станиславский добивался жизни человеческого духа на сцене. Это, пожалуй, не просто красивые слова.
— Понятие «театр-дом» уже устарело, вот и у вас новая концепция перехода к «театру-вселенной». Что это значит?
— Значит, что всем нам наконец-то стоит понять, что наш дом — не отдельная закрытая территория, а это и есть наша вселенная. Может, нам стоит быть осторожнее, чуть более внимательными, чуткими по отношению к человеческому миру? Возможно, именно пандемия — это шанс на обновление общества?
Всё это совпало с новым периодом жизни нашего театра. Не стало Галины Борисовны Волчек, которая 48 лет была руководителем, а с момента создания «Современника» прошло 65 лет! 65 лет назад группа молодых людей организует актерскую студию, чтобы вернуть Московскому художественному театру то самое ценное и настоящее, что со временем было утрачено. Может быть, и нам удастся сегодня вновь обрести что-то настоящее и важное? Быть может, возвращаясь в недавнее прошлое, нам удастся перезагрузиться и сформулировать свое новое будущее.
— Какие еще спектакли планируете выпустить, с какими режиссерами готовы сотрудничать?
— Замечательный режиссер Владимир Панков начинает репетиции спектакля по роману Сомерсета Моэма «Театр». Надеюсь, что премьеру мы подготовим к будущей весне. Планировать же на долгую дистанцию сегодня практически невозможно. Хотя мы все равно продолжаем фантазировать и думать о будущем. Если еще на полгода продлят самоизоляцию и мы не сможем играть — театр окажется в очень сложной экономической ситуации. Отрадно, что в этом сезоне у театра появился новый партнер — фонд «Вольное дело». Даже в том непростом положении, в котором оказалось все театральное сообщество, коллеги из фонда поддерживают нашу новую стратегию развития и помогают осуществлять задуманное.
— 65-летие театра тоже будете отмечать особенными событиями?
— Мы придумали и запланировали большое количество событий, но удастся ли нам их все реализовать — неизвестно, покажет время. В любом случае это будет особенный год для театра и для его зрителей. Думаю, что даже если не будет средств, все равно многое состоится. Это целый комплекс не только театральных, но и междисциплинарных событий, из которых и должна сложиться юбилейная программа. Будет и история, и современность: мемориал создателям театра займет свое особенное место у его стен, выставки о людях, которые составили его славу, об артистах, которые работают и сегодня, и о наших зрителях, которые были верны театру, о любимом городе, в котором родился и живет «Современник». Мы планируем, что праздничные события выльются далеко за пределы театра.
— В связи с юбилеем вы решили провести ребрендинг, переосмыслить фирменный стиль?
— Когда вы переезжаете в квартиру, которая вам досталась по наследству, где жила ваша бабушка, что вы сделаете?
— В идеале надо сделать ремонт.
— Да, но это не ремонт, а естественное обновление и продолжение течения времени. Ребрендинг идейно повторяет намеченную стратегию развития «Современника», негласным слоганом которой стала фраза future in the past («будущее в прошлом»). В основу фирменного знака вошли совместные гипотезы с приставкой «со» — таким образом появилось иконографическое изображение этого двухчастного знака: месяц и луна. Главной концепцией стало органичное сочетание прошлого — эпохи оттепели с ее большими надеждами и стремлением к свободе — и будущего, всегда актуального для разных поколений публики. Элементы новых визуальных решений будут появляться постепенно, что позволит каждому стать очевидцем эволюции графического языка сцены — его развития от премьеры к премьере, от сезона к сезону. Есть закрепленная форма, а мы хотим дать ей возможность изменяться на глазах, мне кажется, это очень продуктивно.
— Как вы считаете, нужно ли художественному руководителю готовить себе преемника?
— Галина Борисовна Волчек, Олег Павлович Табаков, Марк Анатольевич Захаров — это великие представители великой театральной эпохи. Это были модели авторского менеджерского театра. Современный же вряд ли сможет быть таким, у него появилась возможность быть более свободным, построить более гибкие формы взаимоотношений художника и театра. Учредителем может быть объявлен конкурс на замещение должности руководителя. Или театр самостоятельно придумает модель сменяемости руководителя и пропишет это в своем новом уставе, то есть станет «конституционным». Единый театральный организм способен определять свое будущее. Но театр точно не может стать собственностью одного человека. Рыжаков — приглашенный руководитель государственного театра.
— Актер Гармаш обиделся, ушел…
— Ничего особенного в этом нет. Это сложный, но естественный процесс в жизни любого театра во времена больших перемен. По-моему, нет никаких обид. Это выбор сложившегося серьезного артиста, как далее распорядиться своей судьбой и талантом.
— Новые руководители часто просеивают старую труппу на свой вкус. Вы проводите «чистку» среди актеров, делите на ваш — не ваш человек?
— Не смешите меня. Артисты, которые проработали здесь более 60 лет, — Елена Юрьевна Миллиоти, Людмила Ивановна Крылова, Виктор Ихилевич Тульчинский, Владимир Александрович Суворов — старейшины и достояние театра, его основа. Марина Неелова, Валентин Гафт, Лия Ахеджакова и многие другие артисты составляют славу «Современника». Общее дело прежде всего требует труда и терпения.
Анна Позина
