В 1960-х нам угрожал «заец», в 1990-х — «парашут», а недавно мы как огня испугались «ёжика». Вы еще не поняли, о каком параде монстров я говорю? Речь о монстрах орфографических.
Русская орфография чрезвычайно сложна. Это вам подтвердит не только получивший очередную двойку семиклассник, но и его замученная жизнью учительница. Даже когда у тебя есть ученая степень по филологии, а за плечами — десятилетия педагогического стажа, может наступить постыдный момент сомнений в написании. Помнится, много лет назад на вступительном экзамене в одном из вузов (дело было до введения ЕГЭ) абитуриентам предложили в диктанте словосочетание «двадцати двух с половиной этажный дом». О, сколько репетиторов схватились тогда сначала за голову, а потом — за бессмертное пособие Д.Э.Розенталя, чтобы отыскать там напечатанное мелким шрифтом примечание, согласно которому все слова в подобных конструкциях пишутся раздельно!
Так что нет ничего удивительного в том, что рядовые носители языка ропщут, а ответственные профессионалы то и дело предлагают проекты орфографических реформ. Интересно другое: как только инициатива такого рода становится более или менее заметна, народ, который недавно на чем свет стоит ругал орфографию, преисполняется к ней любовью и состраданием. Вот тогда и выходит на авансцену некий «заец», чтобы навсегда стать символом некомпетентности, волюнтаризма да и просто бессердечности лингвистов, готовых, вероятно, во имя своих никому не понятных научных интересов, перекорежить великий и могучий русский язык.
Это к ним обращался в 1964 году со страниц «Литературной газеты» писатель Леонид Леонов, предупреждавший: «Кстати, насчет о г у р ц о в: если вместо них вырастут о г у р ц и, то я не стану есть таких о г у р ц е й!» Звучит, надо сказать, убедительно, хотя, если вдуматься, становится понятно, что между написанием Ы или И на конце существительного в именительном падеже множественного числа и его же формой родительного падежа нет совершенно ничего общего. Если бы даже «огурцИ» восторжествовали, романисту Леонову все равно пришлось бы не есть обычных «огурцов».
Впрочем, дело, конечно, не в этом. Сам пафос леоновской статьи вполне ясен: по-новому написанное слово непривычно для глаза, а следовательно, создает дискомфорт. Более того — отказ от укоренившихся, пусть и не всегда логичных написаний — это удар по культурной традиции. Кстати, именно так была воспринята значительной частью российской интеллигенции самая радикальная из орфографических реформ новейшего времени — та, что совершилась в 1918 году и наконец избавила школьников от необходимости заучивать наизусть слова с буквой «ять». Об этом писал в 1928 году юный студент Петроградского университета Дмитрий Лихачев — в будущем доктор филологических наук и академик: «Старая русская орфография эстетически приемлемее как связанная с историею русского языка… Старая орфография приемлемее эстетически как вызывающая у каждого массу ассоциаций личного характера и из истории русского языка».
Вскоре критика новой орфографии стала прочно ассоциироваться в СССР с неприятием нового строя (кстати, и Д.С.Лихачев был арестован за антиреволюционную деятельность и попал в Соловецкий лагерь особого назначения). А вот на излете хрущевской оттепели об орфографии позволено было говорить более или менее свободно — критике подвергся проект, направленный на ее очередное упрощение. Тогда и упражнялись в остроумии противники орфографических новаций, называя свои газетные статьи, например, так: «Доч цигана сьела огурци». Но оттепель сменилась застоем, радикальная орфографическая реформа не состоялась — и школьники продолжили абстрактно мечтать об упрощении правописания.
Пронеслось еще несколько десятилетий, и очередная эпоха перемен, начавшаяся как горбачевская перестройка и приведшая к крушению Советского Союза, возродила в народе вековую мечту об улучшении орфографии, а следом — и страх перед ее модернизацией. В конце 1990-х — начале 2000-х общественность содрогнулась, узнав о предложении Орфографической комиссии под руководством профессора В.В.Лопатина писать «брошУра» и «парашУт». В газетах, которые в те годы не стеснялись в выражениях, публиковались предложения «заколотить двери Академии наук, где заседают эти придурки, и попросить их заняться более полезным для народного хозяйства делом».
В конце первой четверти ХХI века орфография вновь стала центром общественного внимания. Произошло это осенью 2021 года, когда был опубликован подготовленный Министерством просвещения Проект Постановления Правительства Российской Федерации «Об утверждении правил русской орфографии». Не знаю, как все прочие, но преподавательско-лингвистически-журналистские круги с замиранием сердца приникли к этому документу. И каковы же впечатления?
Журналисты, как мне кажется, были разочарованы. Ни тебе «огурцей», ни «брошур». Пришлось ухватиться за единственное более или менее скандальное предписание — использовать букву Ё для передачи звука /о/ в таких словах, как «ребёнок», «ёлка», «бельё» и других. Не так, конечно, устрашающе, выглядит, как «доч цигана», но тоже хлеб…
Если же говорить серьезно, проект этот, как сейчас уже точно известно, вызвал неудовольствие в первую очередь у профессионалов: его раскритиковала Орфографическая комиссия РАН. А это точно не те люди, которых можно напугать одной лишь перспективой широкого внедрения в практику буквы Ё.
Не стану повторять аргументов ученых, опубликовавших открытое письмо, направленное против проекта Минпросвещения, — оно доступно и не нуждается в моем пересказе. Но даже если бы я не была знакома с этим документом, непременно обратила бы внимание на то, что предложенный командой энтузиастов от Минпроса свод орфографических правил выглядит каким-то на удивление куцым. Все в нем коротко и отрывочно.
Провожу небольшой эксперимент. Некоторое время назад у меня закрались сомнения в том, что я хорошо помню все детали правописания «вдаль — в даль» (встретился мне во вполне приличном тексте вариант «вдаль моря», который вступил в противоречие с моим представлением о том, что в данном случае речь идет о «дали моря», то есть используется существительное с предлогом «в» и написание должно быть раздельным). Пытаюсь решить проблему с помощью нового свода орфографических правил. Читаю: «Пишутся слитно… наречия с пространственным и временным значениями, в которых приставка соединяется с формами существительных верх, низ, перед, зад, бок, высь, глубь, даль, близь, ширь, век, начало, напр.: вверх, вверху, доверху, кверху, наверх, наверху, поверх, поверху, сверху; вниз, внизу, донизу, изнизу, книзу, понизу, снизу; вперёд (и впереди, кпереди, спереди), наперёд, поперёд; взад (и кзади, назади, позади, сзади), назад; вбок, набок, обок (но: под боком; бок о бок), сбоку; ввысь, подвысь; вглубь; вдаль…». И, собственно, все. То есть «нет контекста — нет проблемы». Легче мне точно не стало.
ля сравнения я обратилась к «Объяснительному русскому орфографическому словарю-справочнику» Е.В.Бешенковой, О.Е.Ивановой и Л.К.Чельцовой, выпущенному под грифом Института русского языка им. В.В.Виноградова РАН в 2017 году. Оказалось, что в этой книге слитное/раздельное написание «вдаль» и «в даль» разъяснено гораздо более обстоятельно, с ясными примерами («глядеть вдаль», но «всматриваться в даль», а также «в даль моря»). Та же информация доступна на сайте «Орфографическое комментирование русского словаря», тоже поддерживаемом ИРЯ РАН. Возникает резонный вопрос: так ли уж необходим неполный, не очень внятный, явно недоработанный новый свод правил, если любое заинтересованное лицо в состоянии сегодня получить исчерпывающую орфографическую информацию как в традиционной книжной, так и в современной электронной форме? А в качестве бонуса — отсутствие паники вокруг буквы Ё.
Между прочим, если подумать, в принудительном возвращении Ё во взрослые неучебные тексты (в детских и учебных она присутствует и так) нет ни малейшей необходимости. Буква, безусловно, замечательная, ей и памятник установлен в Ульяновске, но «елка» и «ежик» узнаваемы и без нее, если у человека уже есть навык чтения и письма. А вот дополнительные усилия носитель языка затрачивать чаще всего не расположен. Например, искать Ё в дальнем углу клавиатуры…
Ни в коем случае не пытаясь повторить сделанное Д.С.Лихачевым, позволю себе все-таки сформулировать несколько субъективных «тезисов об орфографии».
Мне кажется, орфографию вообще не следует реформировать. Она вовсе не плоха, а просто недостаточно хорошо описана.
Если орфография в чем-либо и нуждается, так это во вдумчивом изучении, постепенной систематизации и аккуратном дополнении. Чем, кстати, и занимаются профессиональные лингвисты.
Орфографии крайне вредна всяческая шумиха (говоря по-современному — хайп). Стремительно обрастающие мифами «огурцИ» и «парашУты» порождают у недостаточно образованных людей представление о веселой анархии, якобы царящей в языке. В действительности же в нем все разумно и закономерно. Надо только захотеть и суметь разобраться в его сложном устройстве.
Евгения Басовская, заведующая кафедрой медиаречи РГГУ
