"Щелкунчик" давно обрел статус самого популярного в мире балета. Поэтому даже самая мелкая и недееспособная труппа первым делом вписывает в свой репертуар это название. Но, рядясь на афишах в премьерные одежды, чаще всего эти постановки оказывается перепевом стереотипов: классические версии Василия Вайнонена и Юрия Григоровича для любого человека с советским детством так же неискоренимы из памяти, как фильм "Золушка" с Яниной Жеймо или голос бабановского Оле-Лукойе.
Однако легендарный балет таит проблему. Когда в 1892 году дирекция императорских театров заказала новую партитуру Чайковскому, само собой разумелось, что осуществлять ее будет Мариус Петипа - демиург и властитель петербургского балета. За два года до этого результатом его тандема с Чайковским стала гениальная "Спящая красавица". Над "Щелкунчиком" хореограф тоже начал работать с воодушевлением: он сам разработал драматургию постановки, выбрав литературной основой не первоисточник Гофмана, а милое его французскому сердцу красочное и радостное переложение Дюма. Но в разгар работы у Петипа умерла от саркомы 15-летняя дочь Евгения, его гордость и любимица, на которую он возлагал большие надежды как на балерину. От этого удара 74-летний хореограф отошел от работы на несколько лет.
Постановка внезапно обрушилась на его помощника Льва Иванова - того самого, который через несколько лет поставит великую "белую" картину "Лебединого озера" и реабилитирует первый балет Чайковского. Но к постановке "Щелкунчика" он подошел в статусе полезной посредственности, заместителя гения. Чайковский, лишенный жесткой опеки Петипа, творил музыку, в которой в момент наивысшего по сюжету счастья звучала трагедия рушащегося мира. Мягкий Иванов с композитором не спорил, но и сценарный план главного балетмейстера изменить не мог. Современники считали некоторые хореографические композиции этого спектакля шедеврами. Но в конфликт драматургии и музыки Иванов постарался не вмешиваться.
Этот конфликт весь ХХ век решали последователи Иванова. Выстраивали и перестраивали сюжет, пытались накинуть лассо на ускользающие гофмановские мотивы, выбрасывали из балета следы сладчайшего города Конфитюренбурга - и нередко безжалостно кромсали музыку Чайковского. Алексей Мирошниченко не открыл Америку, взяв за основу оригинальную версию сказки Гофмана и переписав либретто. Действие он переместил в 1892-й, и история закольцовывается на петербургской улице, отсылающей к другой балетной легенде - "Петрушке" Фокина и Бенуа.
В домашнем театре гостям Штальбаумов показывают сказку о принцессе Пирлипат и орехе Кракатук. Мирошниченко вернул в сюжет племянника Дроссельмейера, сестру Луизу, няню, бабушку и дедушку (хореограф удачно использовал в мимических партиях харизму экс-солистов труппы Галины Фроловой и Виталия Дубровина, а сценограф Альона Пикалова, украсив уютный дом портретами Параши Жемчуговой и Татьяны Гранатовой, придумала девочке Мари прекрасную театральную родословную, объясняющую ее впечатлительность и бурное воображение). А трагический взлет музыки Чайковского теперь становится испытанием Мари - на мгновение усомнившись в своем принце, она навсегда теряет его, ломающегося и вновь превращающегося в деревянную игрушку.
Взявшись за нового "Щелкунчика", Мирошниченко признавал, что, пройдя путь от маленького солдатика и мальчика на елке у Штальбаумов до кавалеров Маши и перетанцевав за карьеру в версии Вайнонена практически все партии, кроме Принца, главную проблему собственной постановки видел в услужливости памяти. Но "Щелкунчик" оказался тем удачным случаем, когда хореограф сумел превратить раны в звезды: рассыпая по своему балету бриллиантовую крошку движений и поз-цитат, он запаивает их собственный остроумный хореографический текст, откуда они словно заговорщицки подмигивают тем, кто может их узнать в новом обличье: вот снежинки, обретающие неожиданную агрессивность, "по-лебединому" сламывают кисти рук, вот счастливая Мари взлетает бестелесной Жизелью над принцем.
Совершенно самостоятелен вечный камень преткновения хореографов - вальс цветов, в котором солирует виртуозная четверка мужчин-цветов в окружении шестнадцати танцовщиц. И настоящей победой оказалась сюита характерных танцев, в которой сложно выбрать лучший - Испанский с его неожиданными проносами партнерши, перенасыщенный эффектными поддержками Восточный, игровой Китайский или виртуознейший темпераментный Русский. При этом Мирошниченко демонстрирует не только собственные постановочные возможности, но и богатейшие ресурсы труппы: новый "Щелкунчик" - это пиршество актерских работ, больших и малых, создающих на крошечной и неприспособленной для таких роскошных спектаклей сцене многослойность настоящей жизни.
Анна Галайда