Золото в чистом виде без примесей настолько мягкое, что его можно поцарапать ногтем. Поэтому в ювелирных изделиях золото всегда сплавляется с медью или серебром.
«Гонки на клавиатуре»
Моя бабушка работала на заводах, и среди них был алмазный. Там надо было что-то гранить.
Представляю это так: заводская лента, по ней ползут необработанные породы, моя бабушка и её коллеги стоят по краям с устройствами вроде напильников и, подхватывая породу, резво скоблят её по бокам, чтоб вышло гладенько, как попка младенца.
Это было при Брежневе.
Недавно я встретил врача, который при Брежневе видел Фиделя Кастро. Натурально – при Брежневе. То ли рядом сидели, то ли ещё что. Может, ему привиделось. Врач ведь это как-никак привилегированный доступ к морфию.
На хоккее это было. Там много плечистых мужиков бегало, значит. Изо льда алмаза не выскоблишь, и даже ветряка не закрутишь, но выглядит сексуально.
Ну я и рассказал всю эту тряхоблудию моей новой знакомой с сайта «Мамба». Проблемы у меня с женщинами нешуточные – я решил спрашивать у случайных соотечественниц, как у них дела. Думал, найду сейчас колхозницу, видевшую меня во сне в эполетах космического флота, и закрутится, что мама не горюй.
А она мне в ответ на тему спорта:
- Видела тут футболиста. На гелике приехал.
- С тонировкой? – спросил я.
- Ага!
После этого диалога я пошёл на собеседование, что каждый раз вызывает у меня оторопь, потому что я должен засунуть в соискателя свои щупальца на манер того, что происходит в фильме «Аватар». В голове у меня играет песня Peaches группы In The Valley Below.
Блок у меня стоит. Страшно людей понимать. Я знаю, какие таятся бездны во мне. Многовероятностные. Очень странно всё это сейчас писать, потому что это выбранный и невыбранный мною исход.
А ведь могло быть что-то другое. Я мог бы сейчас учить моего дворового приятеля Сашку кататься на самокате, сидя на деке и оттормаживая инерцию горки подошвами. Скорее всего, он окончательно порвал бы свои кроссовки, а я разрешил бы ему в счёт этой потери по-честному угнать мой самокат. Он бы отказался, но я бы посеял в нём мысль...
Поэтому на собеседовании, как и в чате с дивчиной из «Мамбы», говорю я. И говорю очень много – в надежде увидеть, как за поволокой зажжётся огонёк. И каждый раз я очень боюсь его не увидеть – меня это лично ранит. Я думаю о том, что я одинок.
Боления проходят. Я лучшею. Сложно сойти с привычного пути. Я думаю, что люди похожи на меня. Когда я перестану так думать, из моей жизни мгновенно уйдут все мелодрамы. На драмы я повлиять не могу, они куются без моего ведома – это узор судьбы. А вот сократить количество мелодрам – это в моих силах.
Потому что когда я слышу про гелик, меня так морозит, так морозит!
Потом на собеседовании я стыдливо говорю про ценности фирмы и что мы помогаем людям найти призвание. Улыбаюсь шкодливо, как будто сам себе не верю, и думаю – ну, надо бы здесь такого конского цинизма присовокупить...
Когда я был маленький во дворе, как Сашка сейчас, много раз слышал фразу: «Первый – горелый, второй – золотой». Бог его знает, что она значит, но звучит как молитва. Такую и в «Гонки» можно.
Глеб Буланников
