7 февраля поклонники Анны Нетребко и Юсифа Эйвазова смогут насладиться их выступлением в Москве. Аккомпанировать творческой супружеской паре будет Национальный филармонический оркестр России под управлением Владимира Спивакова. Приехав в Москву, певцы рассказали корреспонденту «Известий» о том, чем живут, какие планы строят и чем себя радуют.
— Вы редкие гости в Москве. Какую программу подготовили для этого выступления?
А. Концертная программа очень большая. Она варьируется в зависимости от настроения, города. В Москве мы исполним, конечно же, оперные хиты.
Ю. Мы можем похвастаться, что наши концерты полны серьезных, сложных произведений.
А. И это не халтура. Серьезные, трудные вещи.
Ю. Например, арии из опер «Макбет», «Трубадур», «Андре Шенье». Будет много Верди, а еще Каталани, Леонкавалло, Римского-Корсакова, Пуччини — произведения большого репертуара.
А. Песенки тоже оставляем, они хорошо идут. (Смеется.)
Ю. Но их всего одна-две. В основном элитный репертуар.
— Вы говорите, что программу подбираете в зависимости от зала.
А. Да. Иной раз приезжаешь в город и думаешь: а дай-ка споем сегодня вот эту арию. И если есть с собой ноты и мы заранее предупредили оркестр, можем что-то поменять.
Когда мы планируем выступления, мой первый вопрос, что за зал. Нам нужна филармония с хорошей акустикой. Пусть зал будет не такой большой, но он должен быть хорошим. Еще нас интересует, что за оркестр. И третий вопрос: кто дирижер.
— В Москве все эти критерии явно получат от вас пятерки. Концертный зал им. П.И. Чайковского, оркестр под управлением Спивакова. Вам ведь уже доводилось выступать с ним?
А. Неоднократно. Несколько замечательных новогодних программ подготовили вместе. В Вене недавно на концерте Хиблы Герзмавы встречались.
Ю. Владимир Спиваков предан музыке абсолютно. Он любит певцов и музыкантов. После Москвы мы отправляемся вместе с ним на концерт в Минск, где состоится торжественное открытие международного фестиваля «Владимир Спиваков приглашает».
— Как вы выбираете репертуар для концертных выступлений? Интуиция помогает?
А. Я пою только то, что мне нравится, а что не нравится — отметаю. Интуиция — это да. Но пение — большой труд. Ничего так просто не дается. Если ты спел хорошо сегодня, это не значит, что споешь хорошо и завтра. Каждый раз надо выходить и заново доказывать, что ты можешь.
— Вы уже несколько лет живете в Вене. Чем вас привлекает этот город, чем продолжает удивлять?
А. Конечно же, тем, что жизнь в Вене хорошая, спокойная, размеренная. В Австрии вообще очень любят певцов, и это очень приятно. (Смеется.)
Ю. Носят на руках. Честное слово! Да и уровень жизни очень высокий.
А. И музыкальная жизнь очень насыщенная, что очень интересно. Всё время какие-то интересные мероприятия проходят, хотя мы не всегда успеваем на них попасть. Любое музыкальное событие — это действительно событие. Про это пишут на первых полосах газет. Для австрийцев музыка очень важна.
Ю. Там каждая премьера как открытие сезона в прославленных театрах. А такого скопления журналистов, как в Зальцбурге (Salzburger Festspiele — ежегодный летний фестиваль. — Ред.), по-моему, нет нигде, ни на одном музыкальном фестивале в мире.
— Недавно вы с композитором Игорем Крутым записали первый совместный диск Romanza. Как складывалось сотрудничество?
А. Игорь предложил записать диск, и мы согласились. Песни у него замечательные, очень красивые, лиричные и довольно сложные. Но мы их не переделывали под себя. Пели, как написал автор. Была одна история на записи арии. У Игоря Яковлевича есть особенность: он не дает певцам нот. Я его попросила: «Ну, напишите, а то я не могу так по слуху петь». Но что делать. Нет. Записываю так. Пошла на верхнюю ноту и вдруг «крякнула» ее. Пошла второй раз, и не получается. Не понимаю, что происходит. Что за верхняя нота? Оказалось, до диез третьей октавы. У меня вырвалось: «Ну за что ж вы написали мне это?!» (Смеется.)
Ю. На диске Romanza есть песни на русском, французском, английском языках. Но в основном они на итальянском. Поэтесса Лилия Виноградова, давно живущая в Италии, написала тексты на музыку Игоря Яковлевича.
— Игорь Крутой признается, что мощнее работы, чем сотрудничество с вами, у него, возможно, больше и не будет. Очень лестная характеристика от композитора. На ваш взгляд, что собой представляет современная классика от Крутого? Может, в ней есть что-то от джаза или эстрады?
А. От джаза там нет ничего. Это classical crossover. Я бы сказала, что некоторые из этих песен претендуют на хорошее место в классической музыке. Есть очень красивые произведения, которые можно исполнять на больших мероприятиях уровня открытия Олимпиады. Так ведь порой случается — нужно выступить, а песни нет. И вот как раз под такой случай пригодятся произведения Игоря Крутого.
Ю. Какие-то из них очень похожи на оперные арии по сложности и звуковедению.
А. Но есть пара песен, где мы поем не совсем оперными голосами. Кстати, впервые мы столкнулись с новой для нас системой записи альбома. Оркестр записывался отдельно от певцов. Была сделана серьезная оркестровка для Лондонского симфонического оркестра. Мы же свои партии писали в студии. Из-за нашего сложного графика работа растянулась на год на четыре страны. Какие-то песни записали в Москве, что-то в Нью-Йорке, Лондоне и Вене.
— В прошлом году вы триумфально выступили в специально для вас поставленной «Манон Леско» Большого театра. Наверняка руководство ГАБТа строит планы дальнейшего сотрудничества с вами?
А. Да, планы есть и у меня, и у Юсифа. Как индивидуальные, так и совместные проекты аж до 2019 года.
Ю. Сейчас мы прилетели в Москву петь «Манон Леско». А в середине февраля у меня будет премьера оперы Чайковского «Пиковая дама» в постановке Римаса Туминаса.
— Продолжая тему театров, не могу не спросить вас, Анна, о Мариинке. Что дала вам эта сцена?
А. Я 17 лет прожила в Санкт-Петербурге и думаю, что это мне очень сильно помогло, воспитало силу духа. Мариинский — непростой театр. Чтобы выжить в нем, надо быть бойцом. Так что Мариинка воспитала во мне бойцовские качества. Помогла сформироваться.
— Если бы стоял вопрос выбрать один театр и петь только там, какой из мировых сцен вы отдали бы предпочтение?
Ю. Ну, если бы надо было выбирать, то остановился бы на Большом театре. Это моя любимая сцена. Я пел сначала на Новой сцене, потом вернулся на Историческую. Там царит необычайная атмосфера. Мне всё в нем нравится. Так что на любые предложения из Большого театра я всегда с удовольствием откликаюсь. Как только, так сразу да.
А. А я бы ничего не выбрала. Не хочу петь в одном театре.
— Вы разделяете стремление режиссеров по-новому интерпретировать классический материал?
А. Современное прочтение тоже может быть очень интересным. И есть постановки, которые живут десятилетиями. Но я за классические. Юсиф, ты ведь тоже любишь классику. Любишь, чтобы всё было красиво.
Ю. Да, потому что для меня это более правдиво. Иногда ведь такое сделают, что в произведении не остается никакого смысла.
А. Когда лет 20 назад это началось, было еще интересно. Были постановки классные, совсем модерновые. Но то, что происходит сейчас — эта серость, черные гробы вместо декораций, бесконечная депрессия, — уже просто надоело. И так у людей жизнь нерадостная, им хочется прийти и отвлечься. Так дайте им сказку, сделайте красиво. Но предлагают совсем другое.
Ю. И когда в прошлом году Аня вернула в «Ла Скала» «Травиату» в постановке Лилианы Кавани, это был праздник. Открылся занавес, и зрители увидели люстру, хрустальные бокалы…
А. …И тебе стало хорошо. Это было то, зачем люди идут в оперу.
Ю. Некоторые упрекают такие постановки в нафталине, но ведь это красиво. Вот вам пример. Я пел в «Метрополитен-опера» «Турандот» в постановке Франко Дзеффирелли. Спектаклю 26 лет. И неважно, кто поет, хоть черт лысый. Поставил спектакль гений. А на современную «Тоску» зал заполнен лишь на четверть, на «Риголетто» — то же самое. Потому что кошмар.
А. На новые постановки тратят множество денег, но ты придешь один раз, посмотришь, и вернуться уже не захочется. Такое бывает.
— Вы отказывались от таких постановок?
А. Да. Я считаю, что не должна тратить свои силы, голос на то, в чем нет никакого смысла.
Ю. Потом режиссер признался, что тот спектакль, от которого ты отказалась, он придумал, сидя в туалете.
А. Я рада за него. Хотя всякое бывает. В Мюнхене в Баварской государственной опере есть постановки абсурдные, страшные. Например, «Макбет» в режиссуре Мартина Кушея. У-у-у... Начинается он с того, что открывается занавес, а вся сцена усыпана черепами, среди которых стоит палатка. Вдруг страшный ор героини. Она вылезает из палатки, на руках у нее окровавленный младенец. И это только начало. Страшенный спектакль. Но это гениальная постановка. Она бьет по тебе очень сильно.
— Какое значение вы придаете костюмам на сцене? Готовы надевать всё, предложенное художниками, или вносите свои коррективы?
А. Сценические платья мне шьет Ирина Витязь. Некоторые платья я покупаю сама. Но подобрать их очень сложно. Во время пения грудная клетка увеличивается порой на 10 см. Поэтому мне не подходят корсетные платья. Мне нужна свобода.
— Поклонники заметили, что с рождением сына Тьяго вы стали ярче одеваться. Ваш гардероб — сплошной праздник.
А. Потому что в жизни я не люблю классику. Надеваю ее крайне редко. Ну неинтересна она мне. Я люблю одеваться современно, ярко, выбираю наряды с какими-то наворотами. (Смеется.) Люблю микс стилей. Но в первую очередь я смотрю, что мне идет. Ну и, конечно, надо исходить из возраста. Люблю ходить по магазинам и покупать себе красивые вещи.
— А мужу что покупаете?
А. Он сам одевается.
Ю. Женщинам сложнее, а мужчинам что? Надел фрак, и всё! У меня есть дизайнеры из Братиславы, которые шьют мне костюмы. Они угадали мою фигуру так, что в их одежде на фото я выгляжу на 10 кг худее.
— Мария Каллас говорила, что от жизни ей надо всё или ничего. А как у вас?
А. Я переформулирую ее слова: мне надо если не всё, так хоть что-то. (Смеется.)
Ю. Мария Каллас — одна из величайших певиц мира, оставившая неизгладимый след в искусстве. Да, она вначале получила всё, а потом осталась ни с чем. Так что у этой установки может оказаться другой сценарий. Жизнь такая непредсказуемая...
