Выходят учебники по истории, в которых Сталина называют «эффективным менеджером». Если бы в Германии появился учебник, где Гитлера назвали хорошим управленцем, то, не сомневаюсь, его авторов отдали бы под суд. Но Россия — дело другое.
Может быть, поэтому к нам все чаще приходят весточки подлинной истории, а иногда даже письма — письма нам! — из самой страшной эпохи «эффективного менеджера» Иосифа Сталина.
Передо мной на столе лежат обрывки почти истлевшей папиросной бумаги, с двух сторон исписанные мелким убористым почерком, разобрать написанное без специального оборудования невозможно.
Этим обрывкам более 70 лет, и все это время они хранились как реликвия и последнее напоминание об отце в семье начальника службы движения Калининской (Тверской) железной дороги Руденко Ивана Григорьевича, которого арестовали в Москве, где он жил, в конце марта 1937 года. Статья, по которой ему было предъявлено обвинение, была одной из самых страшных в СССР: 58-1-а — измена родине.
В течение нескольких месяцев семья Руденко вообще не знала, жив ли отец, но потом произошло почти немыслимое: с разрешения следователя (!) жене железнодорожника была передана гимнастерка мужа вместе с запиской, в которой Руденко просил постирать вещь и перешить пуговицы. (Ох, если бы наоборот — сначала перешить…).
Для того времени и для Лубянки, во внутренней тюрьме которой держали Ивана Григорьевича, случай исключительный. К сожалению, фамилия гуманного сотрудника «органов» нам неизвестна.
Только постирав гимнастерку, женщина заметила, что из одной металлической пуговицы с гербом торчит обрывок папиросной бумажки. Она вскрыла эту «двойную» пуговицу. К несчастью, бумага размокла, а когда высохла, разобрать написанное было практически невозможно. С тех пор эти обрывки непрочитанных писем были в доме Руденко последним, что осталось от отца. Только недавно сын репрессированного Иван Иванович Руденко передал семейную реликвию в «Мемориал» со словами: «Мы так и не узнали, что писал отец». В «Мемориале» смогли расшифровать.
А если бы узнали? Было бы легче?
Из этих записок видно, что Руденко-старший хотел во что бы то ни стало сообщить правду о методах следствия в СССР 1937—1938 годов. Он хотел, чтобы об этом знала его семья, а возможно, и мы с вами.
Вот то, что удалось прочитать экспертам, — здесь текст, собранный из четырех записок (орфография и пунктуация оригинала сохранены):
Милая уже 12,5 месяцев разлуки как вы там живы. Что было с тобой не… ли называть меня отцом? 23.3.37 я возвращался в НКПС <наркомат путей сообщения> у ворот дома брюнетка отвезли на Лубянку… сразу одиночку 95 суток… допросы. 5 суток без сна и еды, следователей 3 человека я один… 10 суток карцера, угрозы, издевательства… требовали подписать на себя ложь. Я отказался. Потом показали подложные показания на меня Головина, Фурмана, Кармазина, Валлиса и др. Я всему верил плакал… доведенный до сумасшествия измученный в июне подписал. Тогда перевели общую камеру перестали мучить в тюрьме я узнал, что все это провокация и таких показаний на меня не было <запретили писать> не давали писать протест не вызывали на допросы… сентябре… добился написал следователю большой протест просил приложить к делу. Следователь бывший нач. <это читал> потребовал отказаться я настоял <били> издевались посадили в карцер на 26 суток темный холодный сырой… раздетого. 480 граммов хлеба и кружка воды. Думал умру выдержал. За мой отказ предъявили мне обвинение по пункту 1 а измена родине. Это обвинение следователь снимал если откажусь от протеста. Угрожали арестом вас всех предъявляли мне ордера на ваш арест... Я согласился…
Надо сказать, что в последней записке Руденко просит жену прислать ему теплые вещи, видимо, собирался на этап.
Суд состоялся в Калинине 9 мая 1938 года, вместе с Руденко по так называемому делу «железнодорожников-вредителей» проходило еще несколько человек.
Приговором выездной сессии Военной коллегии Верховного суда Руденко Иван Григорьевич был приговорен к расстрелу и расстрелян в тот же день — 9 мая 38-го.
На самом деле никакой суд не мог спасти Руденко — его фамилия стояла в расстрельных списках уже 3 февраля того же года за личными подписями Сталина, Ворошилова, Молотова и Кагановича. Называлось это тогда — «10 лет без права переписки».
…Иван Руденко — один из немногих политических зэков того времени, у кого государство не сумело отнять это право — право переписки — и спустя почти 70 лет его письма дошли до адресатов.
Иван Григорьевич Руденко похоронен под Тверью, в Медном, сейчас там большой мемориальный комплекс, ведь, кроме Руденко, в той земле лежит шесть с половиной тысяч польских офицеров.
Ну и наши — тоже.
…И все же обидно, что жена Руденко сначала постирала его гимнастерку, а уже потом срезала пуговицы.
Никита Хлебников
