Многие могут спросить, что за вычурное название - Plyushkin's Syndrome? Это заболевание можно назвать просто «синдром Плюшкина», можно обратиться к церковнославянскому термину «мшелоимство», а также силлогомания, диспозофобия, хординг и так далее. Но это всё звучит, как заболевания, которые бесконечным списком вылетают перед глазами невротика, пытающегося определить, что же с ним не так. Plyushkin's Syndrome – это стиль жизни. Это навязчивая идея. Это вера. И это серьезный враг комфорта, удобства и счастья человека.
Герой произведения Гоголя из молодого, полного сил и надежд мужчины превращается в скупого, дряблого, мерзкого старика, который «ходил каждый день по улицам своей деревни, заглядывал под мостики, под перекладины, и всё, что ни попадалось ему: старая подошва, бабья тряпка, железный гвоздь, глиняный черепок, — всё тащил к себе и складывал в кучу». Но его таким сделали не годы и даже не банкротство. Смерти и предательство родных, чередующиеся одно за одним, забирали часть Плюшкина, а образовавшуюся пустоту он и пытался заполнить всевозможным хламом. Но в итоге куча в углу вышла за пределы Плюшкина, его дома, его территории, полностью затмив его как человека, позволив затеряться в тени вещей и укрыться рваным халатом.
С Плюшкиным понятно. И тысячи раз проанализировано. Составлены портреты, написаны статьи и сыграны роли. Гораздо сложнее разобраться, откуда этот синдром в современных людях. Почему их дома до отвала забиты вещами, которым никто никогда не сможет придумать применение, даже если они будут размышлять об этом до конца своих захламленных дней. На кухне — сотни сервизов, штопоров, бокалов, магнитов и бытовой техники, которые в лучшем случае можно достать на праздник. В дальних углах антресолей — всевозможные гайки, болты, винтики, сломанные инструменты, обрывки обоев, куски пенопласта, запчасти от электроники, производство которой прекратилось ещё до поломки. Комнаты заставлены обувными коробками без обуви и книгами, не донесёнными до макулатуры. Разбросанные детские игрушки, которые так и не были собраны после отъезда ребенка в общежитие. Люди ограждают себя хламом и мусором, строят свои крепости в надежде однажды сэкономить при помощи своего крохоборства. Но что они отдают взамен за собственные же вещи?
Люди теряют чувство эстетики, теряют пространство не только для физических действий, но и для мышления, развития, для своих мечтаний. Сами того не осознавая, люди хоронят себя под грудами собственного мусора, заваливая черными рвущимися пакетами окна, перекрывая себе солнечный свет. Вы можете сказать — утрирование. Поначалу, конечно, все выглядит крайне прилично. Вы всего лишь собираете пакеты и коробки, складывая одно в другое, заботясь об экономии. Но в данном случае есть одно серьёзное отличие от Плюшкина – это трезвость ума, здравомыслие, отсутствие тех самых дыр, выеденных горем. Когда ваш разум начнёт давать сбой, когда вы почувствуете, что не помните своих недавних действий, разучились планировать, вы не успеете моргнуть, как обнаружите себя погребенным в собственной квартире, с заколоченной подобранными на свалке досками дверью. И сбежать вам будет некуда, останется только смириться и ждать, когда Вашу пропажу обнаружат.
Вы неоднократно видели таких людей в новостных сюжетах. Их верный спутник – это собственноручно сделанная тачка или украденная из ближайшего супермаркета тележка. На них много одежды, но вся она чужая. Их соседи снизу жалуются на капающую с запятнанного потолка жидкость непонятного происхождения, а соседи сверху каждый день звонят в санэпидемстанции. Никто не знает, есть ли у них родственники, да и те вряд ли когда-то сознаются в том, что являются таковыми. Когда оператор заходит в их квартиру, хочется поскорее переключить телеканал.
Это они – последние реинкарнации Плюшкина. Люди, которые не спят, не едят, не думают и всё равно находят силы для очередной вылазки за порцией хлама. Когда-то они тоже просто хотели сэкономить на пакетах, но что-то пошло не так. Когда-то они пытались оправдать своё поведение тем, что пытаются таким образом сохранить память. До них так и не дошло, что память нужно хранить в своем мозге, тем самым продолжая поддерживать его деятельность, а маленькие сандалии 17 размера не вернут того маленького сыночка, что бегал в них, спотыкаясь, но снова вставая на ноги.
Вот откуда берётся это в конкретном человеке. Однако возникает вопрос: откуда это зародилось в людях? Где берёт своё начало и будет ли этому конец? Неужели Гоголь своим проклятым Плюшкиным зародил это в людях? Или, на самом деле, Плюшкина таким родило общество.
Люди всегда боялись что-то потерять. Важная или нет – та или иная вещь принадлежала им. И своим существованием напоминала, что человек смог её заполучить. Это была его добыча, это был его трофей, с которым не было ни малейшего желания расставаться.
Но как бы ни пытался человек сохранить ту или иную вещь, даже если он сумеет не потерять, всегда может найтись тот, кто отнимет. К великому счастью несчастного Плюшкина, он не застал тех времён, когда подобных ему советская власть заставляла отдать все свои пожитки. Такой утраты старый скряга точно не пережил бы. А многим пришлось пережить. Пришлось, потому что их система ценностей определяла жизнь как первостепенно важную, а все вещи, хлам, мусор, богатства, которые веками скапливались их предками, были переданы в жадные, потирающие друг друга руки власти.
И тогда те самые люди, которые предпочли жизнь хламу, начинают прививать своим детям склонности к хранению вещей, накапливанию, дабы компенсировать свои собственные утраты. К чему это могло привести? К тому, что их дети стали бояться потерять и получать всё больше удовольствия от того, что получили. Неважно, полезная эта вещь или нет, найдется ли когда-нибудь ей применение или она скорее обратится в пыль. Весь Советский Союз собирал всё, что плохо лежало, сдавал всё, что сдавалось, а остальное складывал в надежде, что когда-то это пригодится, починится, подарится или окупится. Но те времена не наступили.
Многие из этих вещей до сих пор лежат на антресолях, на балконах, в сараях, в обувных коробках. И правнуки тех людей, которые начинали всё это «коллекционировать», сейчас даже не догадываются об изначальном предназначении данных вещей. Их дальнейшая судьба зависит от того, будет ли нынешнее поколение воспитываться Плюшкиными и как к ним отнесется судьба.
И если большинство людей будет больше бояться потерять своих близких, чем весь этот хлам вкупе с помещением, в котором хлам хранится, – нас ждёт прекрасное будущее без Плюшкиных. А если наоборот, то нас ждет глобальное перенаселение. И виновато в этом будет не население Китая, а его производство, от которого люди так и не нашли смелость избавиться.
