Победа на ветру

День Победы — увы! — превращается в День ветеранов Великой Отечественной войны. В этом празднике всё отчётливее проступают черты другого праздника — Дня Восьмого марта, когда мы дарим женщинам цветы, чтобы ещё на год забыть об истинном равноправии прекрасного пола.

Уйдут ветераны — низкий им поклон и долгая лета! — и что мы будем отмечать? Взятие города Берлина? Будем возить по Красной площади макеты боевой техники, слушать духовой оркестр, любоваться чеканным шагом курсантов и разглядывать единственный отечественный легковой автомобиль, в котором едет принимающий парад воинский начальник? Вспоминать, как советский народ, глумливо названный в 90-е годы совком, одержал Победу над фашизмом, поработившим всю Европу? Да, это было — наши отцы и деды, жившие в пятнадцати республиках Советского Союза, победили. Сдались почти все европейские страны, а народ СССР выстоял и победил.

А что же мы, нынешние граждане свободной России?

В военных учебниках поражение в войне оценивается четырьмя основными факторами: большие невозвратные людские потери, разрушение промышленности и сельского хозяйства, территориальные потери, изменение государственного строя…

Отцы победили — дети и внуки пустили победу по ветру?

И не радуют газовые и нефтяные трубы, спешно летящие через границу России на запад, восток и юг, потому что в побеждённой нашими предками Германии суп на дровяных печках со времён Аденауэра никто не варит, а в российских сёлах не только электрической плиты не видели, но и промежуточную — газовую плиту — не скоро, похоже, узрят: при экспортном подходе все программы газификации деревни окажутся очередной говорильней чиновников.

Такое ощущение, что все мы, ныне живущие, внимая рассказам о стоимости акций и курсах валют, предаём память павших в страшной битве с фашизмом, всех, кто остался на полях сражений, кто был сожжён в своих избах, колхозных сараях, повешен с табличкой partizan, умер от голода в ленинградской блокаде, стоял мальчишками у станков, вытачивая снаряды для фронта…

За что погибали восемь одноклассников из десяти, уходившие на фронт в сорок первом? Чтобы поколение их внуков вымирало в той же жестокой пропорции от хлынувших в страну наркотиков? Чтобы русские, украинские, белорусские и молдавские девушки вновь вывозились в Европу, только не на фольварки, фабрики и заводы, а прямиком в бордели? За то, чтобы у нас был крупнейший в мире частный яхтенный флот, длинный список олигархов в журнале «Форбс» и фешенебельные особняки на Рублёвке?

Мы живём так, словно Россия — хранимая по особому договору с Богом страна, где войны больше никогда не будет, а если и будет, то лет за сто до её начала нас уведомят по телефону.

Отношение к карьере офицера изменилось. Российская знать от века записывала своих сыновей на военную службу, нынешняя — всё больше записывает в банкиры, дарит чадам бизнес и финансовые преференции. Члены царской фамилии занимались сирыми да убогими — родня наших крупнокалиберных чиновников так и преуспевает в бизнесе, так и преуспевает…

На нас (4 процента населения планеты, 40 процентов сырьевых ресурсов) давно поглядывают со всех сторон — мы уже не один из центров многополярного мира, а сырьевая пустыня, зарастающая бурьяном, безлюдная и потому привлекательная. Осталось решить проблему разоружения России, и страну можно брать голыми руками.

Армия скукоживается, юристы наперебой предлагают молодёжи «законно уладить проблемы с призывом», телевидение куёт образы милейших олигархов и криминальных авторитетов, а рядом, в параллельных сериалах, — наши офицеры и солдаты, от одного вида которых даже сверхинтеллигентному человеку хочется удивлённо выматериться, как при встрече с обезьяной в банной парилке. И нет ничего удивительного, что под Калининградом скидывают в овраг мемориальную пушку времён последней войны, а на воинских кладбищах срубают латунные звёзды.

Можно запретить государственную идеологию 13-й статьёй Конституции, но нельзя в насквозь идеологизированном мире делать вид, что наша хата с краю, мы ничего не знаем. Дескать, фашизм и антисемитизм не пройдут, а остальное — свобода выбора свободного человека: хочешь — верь в победу Красной армии, хочешь не верь, хочешь — смотри по ТВ, как герои Шипки совокупляются у дымящейся пушки, хочешь — переключись и наблюдай, как маршал Жуков яростно заваливает врага трупами красноармейцев.

Кстати, о Шипке. Мой прадед солдатом воевал на Шипке, получил Георгия. Дед прошёл всю 1-ю мировую — пять боевых орденов, с 1918 года командовал полком в Красной армии. Отец — водил в блокадный Ленинград поезда по «коридору смерти». Старший брат в восемнадцать лет погиб при форсировании Днепра в ноябре 1943 года, похоронен у села Ромашки. Другой брат курсантом погиб при освоении Крайнего Севера — ставили геодезические знаки в вечной мерзлоте, рвали землю аммоналом. Ещё один брат школьником тянул в эвакуации ремнями плуг, вспахивая со стариками и женщинами сибирскую землю под скупые урожаи военных лет.

Я гордился и горжусь ими. Мать ставила меня за провинности не в угол, а перед их портретами…

В каждой семье хранятся фотографии, по которым можно изучать историю страны. И когда мальчики с насусленными волосами, «творчески переосмысливая историю», убеждают нас по центральным каналам, что наши предки защищали Родину исключительно из-под палки или в силу чудовищных заблуждений, то возникает вопрос: на чьей стороне власть? Оберегает она наше общее культурно-историческое пространство, как записано в Конституции РФ, или только делает вид, что оберегает? Что, например, заставило партию единороссов блокировать в Думе недавний закон об общественных советах на телевидении — ревность к сплотившимся во время голосования конкурентам?

Победу надо закреплять ежедневно, а не только в красный день календаря — раздачей георгиевских ленточек и салютом. Слабых бьют. С сильными дружат.

Россия всегда жила идеей, побеждала с идеей — будь то освобождение братьев-славян на Балканах, православных в Молдове или спасение России и Европы от Наполеона или Гитлера. Пора встряхнуться — есть идеи посущественнее, чем вступление в ВТО, и есть вещи поважнее, чем деньги.

Дмитрий КАРАЛИС