Психотерапевты не раз замечали, что истории, которые рассказывают у них в кабинете, возникают не случайно. Иногда на протяжении дня разные клиенты поднимают одну и ту же тему, а иногда то, о чем я подумал накануне, задает тональность многих следующих встреч. Как это происходит, непонятно.
Возможно, работа психотерапевта развивает особую чувствительность, и в каких-то местах эмоционально заряженные темы клиента и терапевта оказываются переплетенными. Это часть терапевтических отношений, которые имеют четко очерченные и известные участникам границы.
Переплетения возникают и в других отношениях: например, у влюбленных. Многие помнят радостное удивление первых встреч: один только подумал, а другой тут же сказал!.. Но если быть постоянно настроенным на другого, границы исчезают, становится трудно понять, какое чувство мое, а какое нет. И тогда логичным будет вопрос — а чьей жизнью я живу?
Любое поведение, даже то, которое выглядит бесполезным и вредным, имеет смысл, и нам необходимо выяснить, какой
На сессии 45-летняя Елена описала типичную ситуацию: муж предлагает ей развлекаться так, как нравится ему, не интересуясь ее мнением. Похоже, Андрей искренне верит, что ей по душе хоккей, тяжелая музыка, экстремальные виды спорта. А Елена не возражает и принуждает себя соглашаться на то, что ей неинтересно, а иногда и даже страшно. Его чувства влияют на нее больше, чем ее собственные.
«Если он расстроится, я лишусь своей самой главной опоры, — говорит Елена. — Пусть мне не нравятся эти занятия, я лучше потерплю, лишь бы не видеть его в плохом настроении».
Забота о переживаниях Андрея становится ее главной жизненной задачей, а на себя она не обращает внимания. Странное поведение? Но в психотерапии есть важный принцип: любое поведение, даже то, которое выглядит бесполезным и вредным, имеет смысл, и нам необходимо выяснить, какой.
Такой способ отношений — ставить другого на первое место, превращая свою жизнь в сноску к его биографии, — помогает ей не соприкасаться с собой. Потому что там, где это соприкосновение могло бы произойти, ее ждут боль и страх.
«Маме не нравилось, чтобы я говорила «хочу», — рассказывает Елена. — Она сердилась и отвечала, что это не имеет значения. Мне не хотелось видеть ее расстроенной».
Елена привыкла испытывать вину даже не за то, к чему приводят ее желания, а за то, что они у нее есть и отличаются от маминых. И если, уже взрослой, она думала о собственных интересах, эта мысль приводила ее в смятение, словно она претендовала на то, на что не имеет никакого права.
На огорчение мужа она реагировала так же, как в детстве на недовольство матери: «мир рушится, и я в этом повинна». Ей потребовалась изрядная сила духа, чтобы просто посмотреть в лицо этим переживаниям, а не избегать их.
Сила духа требуется любому, кто хочет узнать, от чего его спасает привычное поведение, что скрывается за иллюзией «у меня все хорошо, мирно и спокойно». Роль психотерапевта — быть рядом с клиентом, чтобы он смотрел в лицо своей персональной бездне не в одиночку.
Елена прошла сквозь страх и вышла туда, где началось любопытство: а как это, быть собой? Что я почувствую, если позволю это себе? Она научилась проводить границу между своим внутренним миром и настроением мужа. И если она идет с Андреем на концерт тяжелого рока, то потому, что хочет провести время с ним, а не потому, что боится. А хоккей — это уж извините. Она предпочитает балет.
Максим Пестов
