Второй век кряду ни одно поколение в многострадальном отечестве нашем не избежало войны. Войны чередовались, меняя масштабы и названья, что гениально провидел В.Брюсов в поэме «Северовосток».
Что менялось? Знаки и возглавья.
Тот же ураган на всех путях:
В комиссарах дурь самодержавья,
Взрывы революции в царях.
Поэты — они визионеры, провидцы. Войны мировые, революционные, гражданские, отечественные, локальные, гибридные и, наконец, эта, сегодняшняя — с коронавирусом. Тоже, как выяснилось, мировая.
Если отбросить идеологическую шелуху (знаки и возглавья), для обычного нормального человека любая объявленная или необъявленная война идет за жизнь, а точнее, за сохранение жизней. Это предельно просто и точно выразил другой замечательный поэт А.Твардовский:
Бой идет святой и правый.
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.
Написано в разгар Отечественной войны, которая погребла под собой миллионы жизней. Но статистика — штука бездушная и плохо представимая. Невозможно вместить в сознание горы трупов. Когда в ходе очередной войсковой операции голосом Левитана сообщалось, что в ходе боев местного значения понесены незначительные потери, то в эти мизерные с точки зрения высокой стратегии жертвы попадали чей-то муж, сын и брат. К чему это я? К тому, что посмертная слава совсем из другого ряда. Особенно когда она отредактирована государством и закладывается в его фундамент в качестве сваи или ленты (специалисты знают, что фундаменты бывают ленточные и свайные).
Так вот, чудом уцелевшие настоящие фронтовики, с которыми довелось разговаривать, в один голос свидетельствовали, что девятого мая 1945 года они праздновали отнюдь не победу: «О том, что мы побеждаем, мы знали уже в сорок четвертом». Они праздновали окончание кровавой мясорубки, из которой чудом удалось вырваться живыми. Праздновали и при этом испытывали безвинную вину перед своими товарищами, не вернувшимися с поля боя. Об этом читаем у фронтовика Твардовского:
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они — кто старше,
кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но все же,
все же, все же...
И В.Высоцкий, поэт из другого поколения, которого сегодня бы назвали «ребенком войны»,
пел об этом же:
Нам и места в землянке
хватало вполне,
Нам и время текло для обоих.
Все теперь одному,
только кажется мне:
Это я не вернулся из боя.
Да, это был день скорби и печали. Вот почему я так возрадовался, когда спонтанно, не по указке сверху возникло движение «Бессмертный полк», ибо происходило одушевление истории, ее персонификация. Восстанавливалась подлинная связь поколений. И ликовал до тех самых пор, пока движение не возглавило чиновничье племя, чье предназначение не меняется от века: использовать любой подсобный материал, включая человечьи кости.
Строфа «это праздник со слезами на глазах» появилась позже, и песня, которая сегодня стала непременным атрибутом победного ритуала, изначально бесила начальников (простите за невольное созвучие), ибо праздник — это когда предписано радоваться, и нечего превращать его в поминки.
Но автор текста песни Владимир Харитонов, ушедший из жизни в 1981 году всего пятидесяти девяти лет от роду, верно ухватил суть события, которому был непосредственным свидетелем. День скорби и печали действительно был настоящим праздником. Тому были веские причины. Спасители отечества, вынесшие на себе непосильный груз поражений и побед, в сущности, совсем молодые люди, имели все основания надеяться на то, что впереди их ждет совсем иная жизнь, достойная чудо-богатырей, жизнь, которая сметет с лица страны советское крепостное право с его тюремными бараками, колючей проволокой и жесточайшим паспортным режимом. Но не тут-то было. Очень скоро этим героям указали на их место. Для некоторых, шибко умных и образованных, таких, как капитан артиллерии А.И.Солженицын, эти места предусмотрительно были приготовлены заранее. Так в кратчайшие сроки обломилась первая праздничная надежда. Но оставалась вторая, которой суждено было теплиться в груди немногих людей того почти полностью спаленного войной поколения. Им, а вслед за ними нам, их детям, казалось, что после неисчислимых жертв это последняя война в истории человечества.
Это не должно повториться — прочно впечаталось в сознание послевоенных поколений. Мелкие эксцессы могут случаться, но такое ни-ког-да! Кремлевские старцы, пережившие в том или ином качестве войну, по крайней мере на словах стояли за дело мира. Даже в кошмарном сне не могло присниться, что настанет время, когда на импортных машинах наших разбогатевших сограждан будет начертан популярный в народе лозунг «Можем повторить».
Увы, сбылось пророчество В.Брюсова. Сменялись знаки (идеологические и геополитические ориентиры) и возглавья (политические лидеры), а наших детей последовательно выкашивали в Будапеште, Афгане, Чернобыле, Абхазии, Чечне...
И вот настал момент, когда все знаки и возглавья полностью потеряли смысл. Ибо коронавирусу абсолютно безразлично, кого атаковать: капитализм, социализм, тоталитаризм, либерализм, демократию или диктатуру. Что же касается возглавий (лидеров), то ни один из них отныне не чувствует себя в безопасности. От вируса не укрыться в башнях из слоновой кости, как бы она ни называлась: дворцом или специальным бункером. Эта зараза поражает всех без разбора — и премьер-министров, и кухарок.
Где же выход из этой воистину мировой войны. Я веду речь не о естественно-научном ответе на эпидемию (уверен, что рано или поздно соответствующая противовирусная вакцина будет найдена), а о коренном вопросе дальнейшего существования человечества на нашем хрупком земном шарике.
Ответ нахожу у замечательного поэта — 96-летнего Александра Павловича Тимофеевского, который недавно потерял сына, известного литератора. Ему и посвящено стихотворение поэта, строка из которого и легла в название этих заметок. Цитирую с купюрами из-за ограниченности газетного места.
Плач дельфинов о подводной лодке
Над местом, где затонула
Подлодка, дельфины сделали круг
(Из Газет)
Цик-Цик-Цик-
Треск расколотого ореха.
Цикл-цикл-цикл,
Ахао–аум-аум-
Свист.
Пии-тирли-тирли.
О чем там, в шуме волн,
Всегда смеющиеся плачут?
О чем дельфины плачут?
Ахао-ай-я-яй,
Цик-цик-цик,
Ахао-аум-аум.
Быть может, матерям людей
Хотят сказать:
Не отдавайте деток генералам.
<...>
Всю землю обойду в железных
башмаках
И буду в окна матерей
стучаться,
Чтоб передать дельфиний
этот крик:
Не отдавайте деток генералам!
<...>
Нам, людям, потерявшим разум,
Не время ль поучиться у дельфинов?
Не отпускайте деток на войну…
Спасите их, упрячьте их в чулан,
Заприте двери на тройной замок.
В Америке, Австралии, Европе,
В России, и в Канаде, и в Китае
Вас матерей так много на Земле.
Услышьте:
Цик-цик-цик,
Ах-ах-ах, ахая.
И на земле наступит тишина.
Остается лишь добавить, что генералы бывают разные. Среди них не только милитаристские, но и вполне себе гражданские. Например, песчаных, угольных и никелевых карьеров. Разница невелика. Любые траншеи, окопы и карьеры неизбежно превращаются в братские могилы наших детей. Такие вот мысли приходят на фоне пандемии.
Евгений Ямбург, заслуженный учитель РФ