У меня есть друг. Ему уже почти сорок. Зовут его Олег.
Он не женат и никогда не был. И детей у него нет. Коротает в одиночестве свой век в скромной «двушке», ждёт смерти.
Смерти ждёт, потому что философ. По образованию и по призванию. Но сейчас не об этом…
Встретились мы как-то с ним летом в кафе, решили пива выпить. Где-то после третьей кружки беседа от тем насущных плавно перетекла к темам «вечным», «вселенским», «экзистенциальным»… Олег любит на такие темы поговорить. Зашёл разговор и на тему брака.
— Почему ты холостой? — спросил я.
— Почему я холостой? — повторил он с неким недоумением.
— Ну да… Ты же вроде не урод. И женщин любишь. Да, бодибилдером тебя не назвать, но сложён вполне нормально. Руки, ноги, голова на месте. Не красавец, но и не урод. Обычный мужчина. А женщин в нашем городе — уйма. Даже у калек порой девушки есть… А что тебе мешает возлюбленную найти?
— Ну…
— Что «ну»? Кроме того, ты воспитанный, умный, образованный… Стабильный доход есть. Самостоятельный, живёшь без мамы. Квартира, пусть и съёмная, зато полностью в твоём распоряжении. В чём же дело? Не могу понять…
Олег хлебнул из своей кружки и на пару мгновений задумался.
— В разочарованности…
— Женским полом? — спросил я.
— Можно и так сказать, — протянул он, уставившись на бёдра красивой брюнетки, как раз проходившей мимо нашего столика грациозной, изящной, нежной поступью. Деви́ца и впрямь была хороша: правильные черты лица, пышные чёрные волосы, ровная осанка, высокая, упругая грудь…
— Послушай, — сказал я, немного подавшись вперёд и пристально вглядевшись в лицо Олега, пытаясь отвлечь его от фантазий о промелькнувшем видении. — Ты боишься женщин?
— Реальных — да. Тех, что из плоти и крови…
— Но тебе нравится на них смотреть? Ты любишь их?
— Ну, а как же? Без этого — никуда… Ты ведь знаешь, — Олег как будто посмотрел сквозь меня. — Достоевский вспомнился…
— При чём тут Достоевский?! — удивился я.
— При том, что женщин любил, — ответил мой друг. — Как там в «Братьях Карамазовых»?
Меня томили изгибы инфернальные…
А может, не в «Братьях Карамазовых». Может, где-то ещё…
Это Олег любит. Похвастать, покрасоваться, показать свою начитанность… Даже передо мной.
— Ну вот, а у Фёдора Михайловича с женщинами было всё в порядке, — продолжал я. — С первой женой, конечно, не сложилось… Проблемный брак. Зато с Анной Григорьевной и дети, и семейное счастье были.
— Я не Достоевский… — протянул Олег.
— Я этого и не говорю. Впрочем, какая разница? Достоевский — не Достоевский… Дело не в этом. Ведь ты же жениться хотел?
— Так когда это было…
Была у Олега много лет назад пассия. Чуть ли не любовь всей жизни. Долго с ней носился, мне без конца о ней говорил… И даже сделал ей предложение. Но ничего не вышло.
— А после этого ни разу жениться не хотел? — вновь спросил я Олега.
— Нет, — задумчиво и с некоторой грустью ответил он. — Знаешь ведь, как меня то разочарование подкосило… После этого желание жениться прошло навсегда. Хотя влюблялся, конечно. Помнишь, как я на последнем месте работы в ту блондинку почти на двадцать лет младше втюрился? — Тут на губах Олега мелькнула слабая улыбка. — Мне тогда весь офис говорил:
Ну, куда ты лезешь… Бес в ребро. По ТТХ[1] она тебе совсем не подходит. Ну, найди себе женщину постарше, лет тридцати — тридцати пяти, а не эту 20-летнюю дурочку только что из колледжа. Да, фигура у неё что надо, но она же ещё ребенок, по сути. Посмотри, как ведёт себя и как говорит: школьница натуральная…
Олег на секунду умолк. Видно было, что он заново переживал события двухлетней давности. Тот «роман», который чуть в психбольницу его не привёл. Хотя «романа»-то и не было никакого. Мучился «старый романтик», влюбившись в «прекрасную деву», стихи ей писал… Когда из-за пандемии всех на удалёнку перевели, не мог дождаться возвращения в офис, чтобы признаться ей во всём… Вернулся. Букет цветов купил. Признался.
Лучше бы этого не делал…
— У тебя тогда прямо какое-то помрачение рассудка было, — чуть иронично поддел я Олега.
— Ой, и не говори… — в его светлых глазах блеснули весёлые искорки. — Сам не свой тогда был… Маниакальная стадия биполярного расстройства. Спал по два-три часа. Друзьям все уши о ней прожужжал… Мне-то было хорошо, а вот каково было знакомым и коллегам… Задолбал всех. Потом, как ты помнишь, она меня жёстко обломала, ну и… Хорошо хоть, удалось упросить начальство меня на удалёнку снова перевести. А то б и не знаю, что со мной стало… В Кащенко бы увезли… А затем она уволилась, как я узнал…
Мы отхлебнули ещё пива и немного помолчали.
— И после этого не влюблялся ни в кого? — спросил я Олега.
— Нет, — ответил он, уставившись на дно своей кружки. — Как-то сил уже нет, что ли… Или желания… Или и того, и другого…
— Но ведь хотелось? — опять спросил я.
— Ну, мало ли что кому хочется… Хотеть можно всего, что угодно. Но, как говорили древние, «non omnia possumus omnes»[2].
— И ты опустил руки… — подвёл итог я.
— И я опустил руки… — эхом повторил мои слова Олег.
Снова пауза.
— И потом… не только в страхе перед женщинами дело, — прервал затянувшееся молчание мой друг. — А ещё и перед…
— Чем?
— Скорее, не чем, а кем… Перед другими мужчинами. Перед теми, кто сильнее. И кто всегда способен отобрать красивую девушку у тебя. Мы ведь все хотим красавиц, не так ли? — с лукавой улыбкой посмотрел на меня Олег.
— Это верно, — согласился я. — Уродин никто не хочет… Нет, можно, конечно, девушку полюбить за её внутренние качества: за доброту, отзывчивость, внимательность, чуткость, способность к пониманию… Но, что ни говори, а эстетические мотивы никуда не денутся.
— То-то и оно, — продолжал снова погрустневший Олег. — Homo homini lupus est[3]. Волки кругом. Враги… И много тех, кто хочет то, что у тебя есть, отобрать. А ты сам понимаешь, что красивая девушка — это всегда лакомая «добыча»…
Я промолчал.
— Кроме того, к одиночеству привыкаешь, — заметил Олег. — Это не значит, что это плохо или хорошо. Просто к нему привыкаешь, — и всё. Человек ко многим вещам способен привыкнуть. И одиночество — одна из них.
— А как же в той песне «Кино»? — спросил я.
— В какой именно? — уточнил мой друг. — А-а-а… «Ты хотел быть один, — это быстро прошло. Ты хотел быть один, но не смог быть один»? — процитировал он знакомые с детства строчки «Последнего героя».
— Вот-вот… — поддакнул я.
— Тут я согласен, — сказал Олег. — Согласен с тем, что одиночество может быть тяжёлой ношей. Которую под силу не каждому нести. Поэтому и ищут люди порой себе партнёра… Пусть даже внешне не такого привлекательного, — лишь бы только было, с кем быть. Потому что одни не могут. Зависимые личности…
— Зато ты всегда был гордым одиноким ницшеанцем, — усмехнувшись, не упустил я случая «кольнуть» своего друга-философа.
— Ты знаешь: я этим никогда не гордился… — отвечал он, вопреки моему ожиданию, как-то чересчур серьёзно. — Просто так сложилась жизнь. Жизненный опыт определяет мировоззрение. Мировоззрение формирует картину мира. И подкрепляет твою привычку к одиночеству… Если опыт способствовал тому, что ты её приобрёл.
Мы ещё немного помолчали.
— Но есть ведь и плюсы, — сказал Олег. — Плюсы безусловные. Свобода делать, что я хочу. В рамках закона, разумеется, — добавил он, улыбнувшись.
— Волюнтаризм, — тоже улыбнулся я.
— «В моём доме — не выражаться», — тут же ответил мой друг фразой из знаменитого кинофильма. — Называй так, если хочешь… Да, пожалуй, что и волюнтаризм. Делаю, что хочу. Живу согласно со своей волей. Моё свободное время принадлежит только мне. Хочу — книгу читаю, хочу — фильм смотрю. Или на концерт схожу или в музей… Я свободен, как вольная птица. Куда хочу — туда и лечу. А женатый, семейный человек уже так не может. У него обязанности есть, семья… Да и быт другой совсем, весь уклад. Не может он жить так, как ему хочется. Не может полностью определять сам себя. Ему всегда надо считаться с наличием Другого рядом с собой… Наличием, если не постоянным, то, по крайней мере, значительную часть времени.
— Ты так говоришь, будто в браке — сплошные минусы, — возразил я. — Нельзя же видеть всё в чёрном цвете. Как будто отношения — это только несвобода…
— Ты знаешь, как я люблю чёрный цвет, — сказал Олег. — Чёрный цвет — мой самый любимый.
— Прекрасно знаю, — ответил я, — но давай вернёмся к отношениям. Как же поддержка, взаимопомощь, совместные радости? Как же любовь?
— Не знаю, — протянул мой друг. — Не знаю, не знаю… Если бы у меня был опыт длительных и стабильных отношений… Может быть, и я бы по-другому это воспринимал… Но что есть, то есть.
— А дети? — спросил я.
— А что дети?
— Как продолжение рода. Как то, что…
— «В своём отродье облик свой узри́шь», — безбожно коверкая строчку шекспировского сонета, перебил меня Олег. — Ты же знаешь: я «чайлдфри». Никогда не любил детей, никогда не хотел их иметь… Не видел в этом особого смысла.
— Потому что жизнь есть страдание? — вспомнил я одну из его любимых фраз.
— В точку, — ответил Олег. — И не хочу я это страдание дальше плодить… Зачем? Уже и сам вдоволь настрадался. Тебе известно, насколько я далёк от этих пошлых, обыденных мотивов: «вот умрёшь, а после тебя хоть что-то останется»… Если не произведения искусства и не научные открытия, то хоть какой-то приплод…
Я поморщился от этого слова.
— Прости за вульгарное выражение, — продолжал мой друг. — Понимаю: наверное, не стоит так грубо… Кто-то в детях видит счастье. Но я никогда не мог этого понять и принять. И знаешь, что ещё меня часто раздражает в семейных людях? Особенно в почтенных отцах и матерях семейств?
— Что? — спросил я.
— Как они нагло себя порой ведут…
— Поясни, — попросил я.
— Как на основании такой вот «добропорядочной» семейной жизни, когда у них есть жёны, мужья, дети, они считают себя вправе указывать другим, как им жить… Как, исходя только из наличия супруга или супруги и детей, они «по умолчанию» считают, что ведут какой-то более правильный и чуть ли даже не «праведный» образ жизни…
— Не могу с тобой не согласиться, — ответил я. — И самому доводилось порой таких людей встречать… Они очень раздражают.
— Вот видишь, — сказал Олег.
— И это тоже для тебя аргумент против семейной жизни? — спросил я.
— В некотором смысле.
Мы помолчали ещё.
— Ну, а в бытовом плане? — продолжил я.
— А что в бытовом плане? — отозвался Олег.
— Ну, там: посуда, уборка, стирка, готовка… Не тяжело всё это делать самому?
— Да нет. Ты знаешь, что я люблю чистоту. Посуду всегда мою после еды. Живу в небольшой двухкомнатной квартире. Убраться в ней — не такой уж тяжёлый труд. В крайнем случае, если самому лень, есть клининговые фирмы. Стирает машинка. Засунул в неё одежду, добавил порошок, — и все дела. С этим любой справится, много ума не надо. А готовить я никогда не любил, но сварить макароны или пожарить картофель смогу всегда. Да и микроволновка на что?
— Выходит, холостой жизнью ты вполне доволен?
— Выходит, что так… А вообще, как я сказал, я уже просто привык. Мне так легче. Ценю уединение и комфорт. И с годами меняться уже всё сложнее.
Наверное, так и умру холостым… Такова судьба…
Вот такой разговор случился у нас тогда с Олегом.
