С семилетним опозданием в прокат вышла антиутопия Пон Чун Хо «Сквозь снег» (Snowpiercer, 2013). Михаил Трофименков оценил восточное долготерпение прокатчиков, приобретших права на фильм сразу после его создания, но дождавшихся выигрышного момента для его выпуска.
Выйди фильм в прокат своевременно, его оценила бы узкая аудитория поклонников корейского трэша. Но после того как Пон завоевал каннское золото за «Паразитов», его имя стало синефильским мемом, статус резко вырос, а целевая аудитория изменилась и расширилась. Поклонники «Паразитов» обречены выискивать в старом опусе глубокие смыслы, если не откровения. Пону припомнят членство в левоцентристской Трудовой партии: как же, художник с активной социальной позицией. Но все это от лукавого. Если что-то выглядит как трэш, грохочет, истекает кровью и барахтается в грязи как трэш, то это не что иное, как трэш.
Задержка с премьерой порождает забавную аналогию. Семь лет назад Грета Тунберг под стол пешком ходила. Теперь же Пон кажется аватаром странной шведской школьницы, вопящей «Вы лишили меня детства!», затрудняясь уточнить, кто именно и чего ее лишил. Тем более что главные жертвы в фильме — нищие детки, которых враги рода человеческого превращают в детали механизма адского поезда, пространством которого ограничено действие.
В одном Пон и Тунберг расходятся. Если школьница призывает бороться с глобальным потеплением, то, по Пону, человечество погибнет именно из-за этой борьбы. Распыление в атмосфере некоего химиката вызовет новый ледниковый период. Неизвестным науке способом уцелеют несколько тысяч человек, запертых в экспрессе с вечным двигателем, изобретенном железнодорожным магнатом Уилфордом (Эд Харрис). Экспресс носится по замкнутой железнодорожной ветке протяженностью 438 тыс. километров, опоясывающей все континенты.
С тех пор как появилось железнодорожное сообщение, система вагонов первого, второго и третьего классов стала самой банальной и точной метафорой социального расслоения. На первый взгляд Пон буквально воспроизводит столетнюю метафору, нагружая ее избыточным смыслом. Но поезд — еще и постиндустриальный ковчег.
Хвостовые отсеки отведены запаршивевшему «быдлу», питающемуся омерзительным желе из тараканов. В головных вагонах нежатся в джакузи, лакомятся суши, долбятся на дискотеках противные капиталисты. На страже их интересов — волкодавы из железнодорожного ОМОНа, усмиряющие бунт, поднятый угрюмым мужиком в вязаной шапочке Кертисом (Крис Эванс), то боевыми топорами, то скорострельными пистолетами-пулеметами. Пон ни в чем себе не отказывает. Убожество хвостового быта тошнотворно, разложение головных вагонов анилиново, хлещущая из колото-рубленых ран кровища выписывает на стеклах изощренные иероглифы.
Но все это буйство не отменяет главного вопроса: а зачем хозяевам жизни все это понадобилось. Благо бы морлоки отвечали за жизнеобеспечение поезда, производили прибавочную стоимость. Так ведь нет. Их единственная функция — быть безропотными жертвами, которых регулярно лупят прикладами спецназовцы и изощренно истязает невменяемая баба с иконостасом причудливых орденов на груди (Тильда Суинтон). Классовое разделение не имеет ровным счетом никакого смысла.
Вообще-то любая антиутопия, равно как и утопия, имеет смысл лишь в том случае, если она внутренне логична, если все ее детали подогнаны друг к другу, как шестеренки. Тот механизм, который предлагает Пон, не смог бы работать и секунды, не говоря уже о вечности. Каждый кровавый бросок мятежников из вагона в вагон вызывает все новые безответные вопросы. О’кей, быдло, на первом этапе одиссеи экспресса пробавлявшееся каннибализмом, кормят тараканами. Но откуда богатеи берут в замерзшем мире тараканов в промышленном количестве? О’кей, нам показывают вагон-холодильник, битком набитый мясными тушами. Но где же, черт возьми, спрятаны коровники и свинарники? Стоит задаться хоть одним из этих вопросов, как фильм утрачивает любой смысл.
Впрочем, одна деталь делает честь левоцентристскому воображению Пона. Всю систему безопасности поезда придумал кореец Намгун (Сон Кан Хо), электронный гений и наркоман. Живет он в ящике, расположенном в чем-то вроде поездной тюрьмы,— ровнехонько между трущобным хвостом поезда и его гламурной головой. Что ж, интересная метафора того места, которое в мировом разделении труда занимает знаменитая южнокорейская электроника.
Михаил Трофименков
