Владимир Владимирович Шахиджанян:
Добро пожаловать в спокойное место российского интернета для интеллигентных людей!
Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

Похороны (Часть 2)

...Продолжение. Начало 23.12.2017

Промышленных товаров тоже не хватало, а цены на них были неизменно высокими. Люди довольствовались простейшими сравнительно дешевыми изделиями, но и их покупали немного. Например, кожаную обувь в 1952 г. смог приобрести только каждый четвертый крестьянин. Как жаловался в письме Сталину в декабре 1952 г. житель одной из деревень Тамбовской области, «в нашем колхозе колхозники имеют одну зимнюю одежду на 3–4 члена семьи, дети зимой у 60 % населения учиться не могут, ибо нет одежды».

Чрезвычайно тяжелыми были жилищные условия подавляющего большинства населения. При Сталине жилье строили по остаточному принципу, направляя в коммунально-жилищную сферу совершенно недостаточные капиталовложения. Копившиеся годами проблемы усугублялись военной разрухой. На начало 1953 г. в городах на одного жителя приходилось 4,5 квадратных метра жилья. Наличие временно проживающих и непрописанных, не попадавших в учет, снижало эту цифру. При этом качество жилья было низким. В городском обобществленном жилищном фонде лишь 46 % всей площади было оборудовано водопроводом, 41 % – канализацией, 26 % – центральным отоплением, 3 % – горячей водой, 13 % – ванными. Причем и эти цифры в значительной степени отражали более высокий уровень благоустройства крупных городов, прежде всего столиц. Ярким показателем положения в жилищном хозяйстве было широкое распространение в городах бараков. Причем количество населения, зарегистрированного в бараках, увеличивалось. Если в 1945 г. в городских бараках числилось около 2,8 млн человек, то в 1952 г. 3,8 млн. Более 337 тыс. человек жили в бараках в Москве.

Чрезвычайно тяжелыми были условия труда на советских промышленных предприятиях и в сельском хозяйстве. Неразвитая в силу общей нищеты система материального стимулирования заставляла прибегать к методам репрессивного принуждения к труду. Наиболее откровенно рабский по своей сути труд использовался на предприятиях ГУЛАГа. Однако формально свободные рабочие и колхозники также трудились в значительной степени из-под палки. Набор рабочей силы в промышленность, особенно в наиболее неблагополучные и опасные для жизни отрасли, осуществлялся при помощи насильственных мобилизаций молодежи. Уклонение от мобилизаций каралось заключением в лагеря. С 1940 г. при помощи чрезвычайных трудовых законов рабочие прикреплялись к своим предприятиям. Крестьян, которым почти не платили за труд в колхозах, привлекали к суду, если они не вырабатывали обязательных норм трудодней. Всего в 1940–1952 гг. за самовольный уход с предприятий и опоздания, уклонение от мобилизаций в промышленность и сельское хозяйство и невыполнение колхозных норм было осуждено около 17 млн человек. Эта огромная цифра, лишь в некоторой мере отражавшая истинные масштабы нарушений трудовой дисциплины, говорит о том, какова была реальная цена утверждений советской пропаганды о беззаветном энтузиазме трудящихся СССР.

Между полюсами преданности режиму и недовольства лежала огромная, абсолютно преобладающая зона повседневного безразличия и внешней лояльности. Лишь в некоторой степени откликаясь на пропагандистские влияния, маскируясь и увертываясь от прямых ударов террора, значительная часть населения придерживалась традиций и обычаев. Несмотря на мощный антирелигиозный пресс государства и массовые репрессии против священнослужителей и церковных активистов, большинство жителей страны оставались верующими. Перепись населения в январе 1937 г. показала, что среди граждан СССР в возрасте 16 лет и старше приверженцами религии объявили себя 57 % (более 55 млн человек). И это при том, что часть верующих, опасаясь преследований, скрывали свои истинные убеждения.

Чувствительным и опасным для многонационального Советского Союза было сталинское наследство в сфере межнациональных отношений. Период относительного национального либерализма большевиков, строивших первоначально, по определению Т. Мартина, «империю положительной деятельности», завершился в начале 1930-х годов. При Сталине национальная политика становилась все более репрессивной. Массовые аресты и расстрелы по национальному признаку, депортации целых народов, унификация и русификация закладывали под здание СССР мины большой разрушительной силы. Первые взрывы наблюдались уже при Сталине. В Западной Украине и балтийских странах полыхала ожесточенная партизанская война. За фасадом официально пропагандируемой «дружбы народов» (отрицать которую полностью также было бы неправильно) скрывались многочисленные межнациональные конфликты. Обострялся «русский вопрос», отражавший противоречивое положение русского большинства (опоры и жертвы советской империи) и, по мнению Дж. Хоскинга, в конце концов разрушивший СССР.

Что знал Сталин об этих проблемах, о реальной жизни «своего» народа? Лидер албанских коммунистов Э. Ходжа, посетивший Москву в 1947 г., запомнил такие слова Сталина: «Чтобы уметь руководить, надо знать массу, а чтобы знать ее, надо идти в массу». Однако сам Сталин вряд ли следовал этому принципу. В массы он не ходил. После известной поездки в Сибирь в 1928 г., во время которой, впрочем, Сталин заседал преимущественно с местными функционерами, он практически не выезжал «в народ». Официальные встречи с «представителями трудящихся» были тщательно подготовленными пропагандистскими спектаклями. Случалось, что склонный к театральным эффектам Сталин в лучшие моменты своего правления неожиданно появлялся на людях. Однако и такие случайные встречи и импровизации неизбежно приобретали форму «явления вождя народу».

В сентябре 1935 г. Сталин в компании других руководителей страны путешествовал по окрестностям Сочи. Здесь они столкнулись с небольшими группами отдыхающих. По инициативе Сталина состоялось своеобразное «братание». Яркое описание этой сцены оставил один из курортников:

[…] тов. Сталин […] остановил нас следующими словами: «Почему уходите, товарищи? Почему такие гордые, гнушаетесь нашего общества. Подойдите сюда. Откуда вы?» Мы подошли […] «Ну, давайте знакомиться», – сказал тов. Сталин, поочередно познакомил нас с каждым из своих спутников и сам познакомился. «Это товарищ Калинин, это жена товарища Молотова […], а это я, Сталин», – сказал он, пожимая всем нам руки. «Будем теперь все вместе сниматься», – и товарищ Сталин пригласил нас стать возле него […] Товарищ Сталин, пока фотографы работали, все время подшучивал над ними: сказал, что они «смертельные враги» и друг другу всегда стараются помешать; просил снимать не только его, но «весь народ» […] Затем тов. Сталин стал приглашать сниматься продавщицу яблок из киоска […] и продавца из буфета. Смущенная продавщица долго не выходила из своего магазина. Товарищ Сталин сказал ей, что «нехорошо быть такой гордой», и предложил фотографам не снимать, пока она не подойдет. «Продавщица, – заявил тов. Сталин, – должна стать самой уважаемой женщиной в нашей стране». Та, наконец, подошла, и съемка продолжалась. Подошел пустой автобус […] Товарищ Сталин пригласил сниматься шофера и кондуктора […]

Очевидно, что подобные выходы в реальную жизнь мало что давали для понимания народа. Сталин не имел возможности видеть, в каких условиях жили советские люди, что и где они покупали, где лечились и учились. Его знания о существовании «масс» были преимущественно кабинетными. До сих пор известны два главных источника, из которых Сталин мог черпать свои знания о повседневности: сводки госбезопасности о положении в стране и массовых настроениях, а также письма и жалобы рядовых граждан, в значительном количестве поступавшие во все властные структуры, в том числе на имя вождя.

Насколько позволяют судить архивные материалы, информационные сводки госбезопасности получили особенно широкое распространение в 1920-е – 1930-е годы. Эти документы содержали достаточно откровенную информацию о положении в стране, хотя информацию, поданную с точки зрения чекистских органов, видевших в кризисах и нараставших трудностях преимущественно, хотя и не исключительно, происки врагов. Информационные сводки подразделялись на многочисленные виды. Одни из них содержали общие обзоры социально-политических процессов, другие были посвящены более конкретным вопросам хозяйственной или политической жизни. Очевидным недостатком этих документов была их объемность. Для чтения многостраничных трактатов лидерам страны, на имя которых направлялись сводки, требовалось потратить немало времени. Некоторое количество информационных сводок госбезопасности за довоенный период было опубликовано историками в последнее время. Однако публикации произведены по копиям, сохранившимся в архивах органов госбезопасности. В личном архиве Сталина этот вид источников отсутствует. Неизвестно также, сохранились ли они и в каком виде и объеме в архиве Политбюро, в нынешнем Архиве Президента России. Это не позволяет понять, в какой мере советские лидеры, и прежде всего Сталин, пользовались информационными материалами спецслужб. Пока есть основания предполагать, что в незначительной.

Гораздо больше информации мы имеем о работе Сталина с письмами советских граждан. Жалобы, просьбы, заявления по самым разным поводам и в разные инстанции писало без преувеличения большинство страны. Это была обычная повседневная практика, в значительной мере поощряемая самими властями. В советской системе письма во власть были одним из немногих способов решить элементарные житейские проблемы. Государство владело практически всеми рабочими местами. Только через государство можно было получить или построить жилье. В государственных магазинах приобреталась значительная часть необходимых для жизни товаров. Только в государственных больницах лечили или отказывали в лечебной помощи. Государство устанавливало немногочисленные категории лиц, которые получали пенсии и различные пособия, а также определяло размеры этих выплат. При отсутствии реальной судебной системы советские люди решали все конфликты и споры через чиновников. Огромный бюрократический аппарат и его злоупотребления вызывали многочисленные жалобы на чиновников вышестоящим чиновникам. Аресты, депортации, заключения в лагеря и расстрелы порождали миллионы просьб и жалоб о смягчении участи. Писали сами арестованные, их родственники, реже, но все же писали различные поручители, осмеливавшиеся защищать своих знакомых и коллег. Это «правдоискательство» в целом не преследовалось государством, так как создавало иллюзию непричастности высшего руководства к произволу.

Особо поощрялись многочисленные «сигналы» о злоупотреблениях и «вражеской деятельности». Сам Сталин испытывал к доносам и доносчикам заметное расположение и неоднократно демонстрировал это публично. Целый абзац широко известной речи на февральском пленуме 1937 г. Сталин посвятил печально знаменитой доносчице из Киева П. Т. Николаенко. «Николаенко – это рядовой член партии, – говорил Сталин. – Она – обыкновенный «маленький человек». Целый год она подавала сигналы о неблагополучии в партийной организации в Киеве, разоблачала семейственность, мещанско-обывательский подход к работникам […] засилье троцкистских вредителей. От нее отмахивались, как от назойливой мухи […] Только вмешательство Центрального Комитета партии помогло распутать этот запутанный узел […] Как видите, простые люди оказываются иногда куда ближе к истине, чем некоторые высокие учреждения». В последние месяцы жизни Сталина на щит была поднята еще одна «героиня из народа», врач Л. Ф. Тимашук, сигналы которой послужили поводом для организации «дела врачей».

Используя особую заинтересованность режима в «разоблачениях» и почти полную безнаказанность клеветы, многие советские граждане активно использовали доносы как один из немногих способов манипулирования государством. При помощи доносов сводили счеты, выселяли из коммунальных квартир соседей, устраняли конкурентов на службе и т. д. Не следует также забывать, что для бесправных и обездоленных «низов» доносы были практически единственным способом мести всесильным чиновникам. Само государство толкало людей на то, чтобы использовать в борьбе за свои права постыдные методы.

Помимо жалоб о злоупотреблениях, значительное количество писем имели, так сказать, «позитивный» характер. Архивы буквально переполнены письмами-инициативами. Они касались реорганизаций государственных органов, проведения тех или иных социально-экономических преобразований, переименования городов, введения новых праздников и церемоний, исправления «ошибок» в прессе и многого другого. Такие письма были способом реализации социальной активности в узких рамках советской дозволенности. Не исключен определенный корыстный интерес авторов инициатив – выдвинуться, попасть в поле зрения высоких начальников.

Высшим авторитетом и главным адресатом для всех перечисленных категорий жалобщиков и заявителей был, конечно, Сталин. Точное количество писем, которые поступали на его имя, неизвестно. Однако вряд ли их было меньше, чем несколько сотен тысяч в год. Очевидно, что далеко не все письма доходили до Сталина. Он получал выборку, содержание которой демонстрирует степень осведомленности вождя в вопросах «народной жизни» и позволяет судить о его эпистолярных предпочтениях.

Работа с корреспонденцией на имя Сталина представляла собой сложную бюрократическую процедуру. В структуре Особого сектора ЦК ВКП(б) – личной канцелярии Сталина – существовало специальное подразделение, занимавшееся обработкой писем на имя вождя. В начале 1950 г. в нем насчитывалось 20 сотрудников. Они принимали и регистрировали корреспонденцию, рассылая значительную ее часть в различные ведомства для рассмотрения. Наиболее важные и интересные письма докладывались руководителям Особого сектора, в частности помощнику Сталина Поскребышеву. Он, судя по всему, еще раз фильтровал корреспонденцию, производя окончательную выборку для Сталина. Благодаря системе многоуровневого отбора в поле внимания Сталина попадали лишь некоторые из сотен тысяч обращений и заявлений снизу, приходивших на его имя. Причем со временем их количество только сокращалось. Если в первой половине 1946 г. Сталину для личного ознакомления направлялось в среднем 10 писем в месяц, то в 1952 г. – от одного до двух.

Немногочисленные письма, достигавшие стола Сталина, мало говорили о реальной жизни страны. Большинство из них относились к трем категориям: запросы по «теоретическим вопросам», письма старых знакомых, наконец, многочисленные приветствия. Сравнительно нечасто Сталину докладывались критические заявления, осторожно обличавшие различные неприглядные стороны советской действительности. Этот отбор во многом отражал нараставшее стремление вождя жить воспоминаниями о прошлом или прогнозами на будущее. Насущные проблемы были не в чести.

Однако как бы плохо ни знал Сталин жизнь народа, народ еще хуже представлял себе истинного вождя. В силу характера и личных качеств (сильный акцент, медлительность, временами заметное косноязычие), а отчасти намеренно Сталин, в отличие от многих других диктаторов, редко выступал с речами перед большими аудиториями. Он предпочитал публиковать тексты. Агрессивная пропаганда сталинских статей, интервью, теоретических трудов создавала эффект всепроникающего присутствия невидимого вождя. Таинственная немногословность питала харизматичность. Постепенно сформированный в 1920-е – 1930-е годы сталинский миф получил завершенное выражение в известных официальных текстах – Кратком курсе истории ВКП(б) и Краткой биографии Сталина. Их концепция, созданная самим Сталиным, была простой и легкой для восприятия. Деяния партии представлялись как движение от победы к победе. Сталин был объявлен изначальным вождем партии и прямым наследником Ленина. Партия и Сталин считались непогрешимыми и всегда правыми не только в текущих делах, но и с точки зрения исторической перспективы. Провалы сталинской политики, голод, массовые репрессии, внешнеполитические ошибки и т. п. табуировались. Трудности и недостатки признавались в самом общем виде, но приписывались чаще всего вредительству врагов, в некоторой степени зловредности бюрократов или абстрактной незрелости социализма на данной стадии его развития.

Многие условия способствовали прочному закреплению сталинского мифа в общественном сознании. Абсолютная цензура уничтожала любые неофициальные источники достоверной информации. Активная пропаганда сопровождалась репрессиями и подавлением малейшего инакомыслия. Естественное стремление к позитивному восприятию действительности, какой бы сложной она ни была, и, конечно, страх заставляли советских людей принимать и усваивать официальные трактовки реальности. Строго контролируемая алхимия официальной сталинианы создавала фальшивые, а потому вдвойне величественные образы Сталина и его свершений. Эти образы надолго пережили самого Сталина.

Источник: "Сталин. Жизнь одного вождя" Олег Хлевнюк 

441


Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95