У Сережи Муратова был друг, Гарик Фере. Дружили они со школьных лет, до Гариковой кончины в преклонных годах. Но речь не об этом. В институте Гарика выгоняли из комсомола. Это означало исключение с волчьим билетом. Но закончилось все очень гуманно – Гарика вместе с его комсомольским билетом послали на остов Диксон, поработать учителем. А там и Сталин умер.
Кстати, Гарик не жалел об опыте работы на Диксоне.
Спустя несколько лет, когда Гарик уже жил в Москве и работал успешным либреттистом, Сережа попросил его найти очень интересный документ.
Вот этот документ с комментариями Гарика.
ПОКАЯННАЯ РЕЧЬ Г.ФЕРЕ НА ОБЩЕИНСТИТУТСКОМ КОМСОМОЛЬСКОМ СОБРАНИИ МГПИ ИМ. ПОТЕМКИНА В 1953 Г,
Разумеется, это не стенограмма. Речь тщательно выверена, отредактирована и утверждена. Помню, с первой попытки я напи¬сал довольно искреннюю речь раскаивающегося человека - не подошло. Я отредактировал - не утвердили. Тогда проф. Краевский, комс. вожак Романовский и аспирант, бывший одно время освобожденным секретарем Фохт-Бабушкин переписали мое будущее выступление в соответствии с принятыми нормами и образцами. Мне и это - негласно - ставилось в вину: чего ж он опять выпендривается, чего ему неймется, даже покаяться по-настоящему, как положено, не умеет. Или не хочет?
Речь эта могла бы показаться нарочитой выдумкой, если бы, к счастью, не сохранился подлинник:
В конце декабря прошлого года в споре на литературные темы с тов. ГРИГОРЬЕВЫМ, моим сокурсником, я высказал ряд ошибочных положений, отражающих мои заблуждения в понимании проблемы традиций и преемственности в литературе, соотношения со¬держания и формы, дав неправильное толкование сталинской фор¬мулы: "Искусство - социалистическое по содержанию, национальное по форме", и обнаружил непонимание дальнейших путей развития национальных форм искусства.
Интересуясь проблемами теории советской литературы, но не об¬ладая достаточным багажом знаний, я строил надуманные схемы, не имевшие ничего общего с реальной действительностью. Я вуль¬гаризаторски подходил к проблемам преемственности, повторяя левацкие РАППовские ошибки. Неправильно понимая соотношения содержания и формы, я предполагал, что первая часть сталинской формулировки имеет более важное значение для советского искусства, чем вторая. Такое неравноценное понимание гениальной сталинской формулы является в корне ошибочным. Мое невежество и "зазнайство" мешали мне преодолеть эти ошибки.
Громкими и пышными фразами я пытался скрыть свою необразован¬ность и незнание.
Спор с тов. ГРИГОРЬЕВЫМ выявил это. И он указал мне на эти ошибки.
Профессор КРАЕВСКИй, тов. РОМАНОВСКИЙ и ФОХТ-БАБУЩКИН помогли мне в преодолении этих ошибок, убедительно разъяснив их сущность.
Лишенный возможности применять демагогические приемы полемики, я сразу же оказался профаном перед научной и серьезной постановкой проблем теории советской литературы.
Искусство враг всяких - от головы идущих рассуждений.
Только внимательная и настойчивая работа могут помочь освободиться от них.
Для понимания проблем преемственности и традиций большое значение имела для меня заключительная статья СИМОНОВА на дискуссии о МАЯКОВСКОМ, т.к. я разделял убеждения критика ТРЕГУБА. Зараженный болезнью групповщины, я "по-трегубовски" оценивал ряд произведений современных советских поэтов.
Думаю: время и работа покажут, что я успешно преодолел свои невежественные взгляды.
ПРИМЕЧАНИЕ: По черновику видно, что везде слово "новаторство" заменено словом "преемственность" - видимо, даже это казалось неприемлемым.
