Сегодня публикуем интервью с легендарным человеком — российским альпинистом Иваном Душариным, который за свои достижения удостоился величавого прозвища "Снежный барс". Душарин руссказывает об особенностях советской школы альпинизма и просто о том, что знает и любит больше всего — о подъёмах на вершины.
Данила Трофимов, редактор 1001.ru
— То, что для вас является обычной жизнью, для меня, «равнинного человека», это образ жизни граничащий с подвигом.
— В жизни меня восхищает профессионализм. Можно долго смотреть на огонь, воду и на профессионала. Каждый человек, который делает дело, которое стало его делом жизни — для него это естественно.
— Мы знаем много громких имен в альпинизме, но многое из них имели карьеру яркую и недолгую…
— Какой альпинист самый заслуженный? Старый живой альпинист. Альпинизм — не тривиальное занятие, с точки зрения обычного человека, потому что оно граничит с жизнью и смертью. Зачастую, на сложном маршруте, попадаешь в ситуацию где нет спорта, а есть откровенная борьба за выживание. Вообще, альпинизм это не совсем спорт — это образ жизни.
— Сразу вспомнились слова великолепного альпиниста Анатолия Букреева: «Горы — это не стадионы, где я удовлетворяю свои амбиции, это храмы, где я исповедую свою религию».
— Горы из обычного человека делают Человека. Они приучают уважать природу и живых людей. Когда находишься в одной связке и в одной палатке, невозможно отринуть человека. Вы друг другу доверяете жизнь.
— Как в космосе?
— Может быть даже жестче. Постепенно проходя экспедиции от простых к сложным, начинаются обстоятельства, в которых отсеивается много людей. Когда я руководил секцией альпинизма Волжского автомобильного завода, мы каждый год набирали очень много новичков. На первоначальный набор приходило 500-600 человек, осенью на тренировке появлялось целых 50 человек.
Меня привлек альпинизм тем, что это даже не команда, это ближе чем семья. Там складываются такие отношения, которые поражают больше всего. Когда я впервые попал в секцию, меня встретили, как будто я в этой семье родился. В советское время, когда мне выделили путевку, у меня не было никакого снаряжения. И ребята из секции меня собрали: трико, кеды, рюкзак, палатка. Каждый отдал что-то свое. Такое отношение мало где встретишь.
— Профессиональный альпинизм - это одиночный или командный спорт?
— Одиночек не приветствовали. В Советском союзе, одиночный альпинизм был запрещен. Началом советского альпинизма принято считать 1923 год: когда на вершину Казбека под руководством профессора Николадзе взошла группа студентов Тбилисского Университета. И уже тогда было заложено, что это командный вид спорта.
Советская школа в мировой практике альпинизма была самая логичная. От простого к сложному. На западе вообще не считали, что у нас есть альпинизм и поэтому когда наши люди эпизодически прорывались туда, они показывали невероятный уровень мастерства, проходили сложнейшие маршруты.
— Вы были три раза на Эвересте…
— Так случилось, меня приглашали. Первую экспедицию мы организовали сами, она была не коммерческая, а спортивная. Мы сами прокладывали маршруты, провешивали перильные веревки, у нас не было ни одного шерпа.
Шерпы — народность, преимущественно проживающие в восточной части Непала, незаменимы в альпинистских экспедициях, имеют генетически обусловленную адаптацию к большим высотам.
Какие эмоции вы испытали впервые оказавшись в Гималаях?
Это было шоком. Большинство ребят не было за границей и вдруг Непал: образ жизни, другая культура, другие обычаи, и такие горы. Мы таких гор никогда не видели.
Команда была сложившаяся, мы были проверены многократными восхождениями. Значительная часть команды имела звание «Снежный барс». Это говорит о том, что мы прошли все 7-тысячники Советского союза, поэтому для нас был интересен сам факт — как это там, еще выше на 1-1,5 километра.
Мы шли с восьми тысяч метров с кислородом, хотя команда имела потенциал идти и без кислорода — 6 человек изъявили такое желание. Но так сложилось, что это была первая российская экспедиция и она должна была быть успешной. Мы посовещались и решили не рисковать, хотя кислорода у нас было на предельном минимуме, только на одну попытку.
— Чья профессиональная деятельность вам импонирует в альпинистском мире, кто вас вдохновляет?
— Этих людей очень много. Когда я начал ходить на высоту, стал с интересом следить за Рейнхольдом Месснером. (Итальянский альпинист, первым покоривший все 14 «восьмитысячников» мира. Один из самых знаменитых альпинистов в мировой истории.)
Я читал как он готовился. Он очень много восхождений сделал в одиночку, при этом придавал большое значение пиару, советским альпинистом это было не знакомо. С другой стороны, он зарабатывал деньги, которые давали возможность совершать восхождения.
Еще меня вдохновляют мои близкие друзья, например Юра Кошеленко, Анатолий Букреев (тот самый отечественный альпинист, в одиночку спасший троих альпинистов в Гималаях в мае 1996 года. Его подвиг показан в фильме «Эверест», 2015 года).
— Сколько раз смотрели фильм «Эверест»?
— Я был вынужден посмотреть его четыре раза.
— Сумел ли актер передать образ Анатолия Букреева?
— Актер очень похож, и лицо, и комплекция.
— Какое впечатление оставил фильм в целом, понравился?
— В целом да, фильм доставил положительные эмоции. Там много технических неточностей, но это потому что невозможно в реальном режиме и на большой высоте, снять такой фильм.
Команда снимала в Альпах, снимала в студии, но атмосферу сумела воссоздать. Конечно есть небольшие погрешности, например, когда на высоте 8 тысяч метров голой рукой держат рацию — руку отморозит сразу.
Они практически все время без очков, хотя это — 100%-й ожог глаз. При этом я понимаю, что иначе лица актеров не видно. Актеры также часто снимают кислородную маску.
Я был экспертом по запуску фильма в России. Нас с Алексеем Овчинниковым пригласили и мы смотрели фильм на английском, и высказали свои замечания.
— Вы согласны с выражением альпинистов «после 8 тысяч метров моральные принципы это роскошь»?
— И даже ниже. На такой высоте человек слабее своих возможностей. Например на Эвересте, на вершине, кислорода в 3 раза меньше чем на равнине. И еще если здесь вы поднимаете 15 килограммов, то там ваш предел — 5. Для того чтобы снять или транспортировать человека весом 70 килограммов нужно много спасателей. Часто не хватает сил для собственного выживания — ты находишься на грани, которая отделяет тебя от небытия.
Классический маршрут на Эверест альпинисты иногда называют «радужным» из-за большого количества тел в яркой спортивной одежде, которые встречаются тут и там на маршруте.
Тела не снимают — это очень рискованно. В 2004 году провели очистку и шерпы снимали использованные баллоны и сбрасывали тела. И действительно когда я шел в 2005 году тел на маршруте было мало, а когда шел в 2012 тел альпинистов было уже много.
Мы стараемся подниматься ночью, чтобы избегать очереди. Раньше согласно графика акклиматизации выходили на штурм вершины. Кому везло с погодой, те покоряли вершину, кому не везло — возвращались. Сейчас стали точно прогнозировать погоду и оптимальный день для восхождения выбирает не одна экспедиция, а например 15 и все выходят на штурм в одно время, образуется очередь. А веревки-перила провешены в один ряд. И вот какая-нибудь «бабушка» встала впереди и делает в 5 минут 1 шаг и все ждут. Поэтому уровень квалификации должен быть не ниже определенного параметра.
— Бывает что профессиональные спортсмены, прошедшие высотную акклиматизацию, хорошо подготовленные, под воздействием усталости и недостатка кислорода принимают неправильные решения?
— После любого высотного восхождения некоторое число клеток головного мозга, особенно отвечающие за память, отмирают. Официальная медицина вообще утверждала, что 8 тысяч метров для человека — это зона смерти, альпинисты подтверждают обратное. Совершают восхождения, возвращаются и пишут книги. Хотя организм конечно бастует, сопротивляется, случаются галлюцинации.
— У вас были?
— Да, конечно. Ощущение, что рядом кто-то идет, хотя никого нет. Кто-то ночью топчется за палаткой, а быть там никого не может.
Я думаю это потому, что когда идешь и погода терпимая, нет урагана, то снег под ногами очень плотный, он другой кристаллизации. «Кошки» впиваются глубоко в фирн и звук очень характерный. Поскольку этот звук длится часами, то когда что-то идет не так, этот звук «всплывает» в памяти.
— Возможно ли привыкнуть к холоду?
— К жаре можно привыкнуть, но к холоду человек не привыкнет никогда. В длительной экспедиции наступает такое явление, как «холодовая усталость». Но это, конечно, другой мир. И я должен сказать, что эта борьба за существование, труд, перегрузки, нагрузки вот это и есть настоящая жизнь, потому что человеческий мозг отключается от всего ненужного. В момент деятельности есть ты и гора. И если вы нашли взаимопонимание, то все будет нормально.
Одной из самых сложных вершин для покорения является все-таки не Эверест (8848), а вторая по высоте гора в мире К2 (8611).
На К2 я был в составе первой российской экспедиции. До этого были только совместные с иностранцами восхождения. Мы шли с севера, со стороны Китая - это не простой маршрут. Нам удалось взойти, но к сожалению мы потеряли там Игоря Бенкина, он на спуске не пришел в штурмовой лагерь. Где-то на высоте 8300 он погиб. Погода была тяжелая, очень сильный ветер. К2 такая вершина, что по статистике, каждый 4-й остается на горе и в данном случае статистика подтвердилась. Когда штурмующая четверка сидит в палатке, она разумом понимает, что кто-то из них в эту палатке уже не вернется…
— Это очень трагично. Но альпинисты понимают какой опасности себя подвергают или бывают излишне самонадеянны?
— В нашей экспедиции 1992 года был такой случай, когда мы спасли одного американца. Мы надолго задержались, я снимал видео и не хотел уходить, да и погода позволяла. А когда подошли к ступени Хиллари (почти вертикальный склон горы Эверест, представляет собой гребень, окружённый отвесными скалами, на высоте 8790 метров), увидели, что двое альпинистов перегородили тропу. Один лежал на склоне, пристегнутый к перилам, другой хлопотал около него. Все спускавшиеся обходили их, не обращая внимания.
Когда мы подошли к лежащему на снегу альпинисту, его партнер уже ушел вперед. При нашем приближении он торопливо заговорил.
Андрей Волков перевел: «Вы русские. Только вы можете меня спасти. Если вы мне не поможете, я погибну!». Мы с Андреем Волковым переглянулись, ничего не понимаем.
Мы ускорили шаги, догнали альпиниста, который только что с ним говорил, и он равнодушно ответил: «Он обречен, у него кончится кислород. Ему никто не поможет».
Я говорю: «Слушай, у нас баллоны с остатками кислорода. Если спускаться быстро, его может хватить. Мы нормально себя чувствуем, дойдем и без масок».
«Иван, я все понял», — ответил Андрей. «Я с этим американцем вернусь к обреченному и отдам ему наш баллон».
Я остался ждать Андрея. Через 20 минут он вернулся и сказал, что пристегнув баллон, и вздохнув спасительного кислорода, умирающий сразу ожил и смог спуститься сам. Нам кислорода на спуск не хватило, Андрей сильно подморозил ноги, но все обошлось. Потом история получила огласку и приходит письмо от ассоциации, которая выдает медали за спасение людей в экстремальных условиях, и просит описать ситуацию и заполнить анкету, но мы не стали ничего заполнять.
— Удивительно. Вы так и не узнали кого вы спасли, как его имя?
— Нет, мы только знали, что это был гид из новозеландской коммерческой экспедиции и руководителем был Роб Холл (новозеландский альпинист, один из первых организаторов коммерческих экспедиций на Эверест, наиболее известный в связи с трагической гибелью его самого и нескольких членов его команды на Эвересте в 1996 году).
— Вы были знакомы?
— Он «наехал» очень жестко на нашу экспедицию. На Эвересте было несколько экспедиций и так сложилось, что мы оказались первыми в западном цирке. Веревки еще не были провешены и лестницы не были уложены. Мы завершили акклиматизацию и вышли на 6 тысяч метров.
Огромные трещины обойти практически нереально, но мы обошли и оказались первыми. А когда возвращались, новозеландцы укладывали через трещину лестницы и оцепенели, как же так — пути еще нет, а на другой стороне уже люди.
Когда мы подошли ближе они сказали : «А русские, ну эти могут все». И так как мы оказались первыми, мы провесили весь путь своими веревками от высоты 6 800 метров до южного седла. Наша экспедиция была бедная, мы на всем экономили. Мы закупили российскую коломенскую веревку.
А за нами шли коммерческие экспедиции. И они все понимают. И когда лезли по русским веревкам, то задавали гидам вопросы: «Мы платили большие деньги вам, а лезем по русским веревкам».
Тогда и возник конфликт, Холл написал на нас жалобу в министерство туризма.
— А как можно «заболеть» альпинизмом? С каких симптомов начинается эта болезнь?
— Нужно просто попасть в горы и понять твое это или нет. У каждого своя судьба в этом смысле. Но одно могу сказать точно: никого горы не оставляют равнодушными. Потому что это трудно обьяснить: там снег, камни, лед и есть более красивые места в мире. Вопрос в том, что там какая-то особая энергетика и человека, у которого есть тонкие струны в душе, это обязательно затрагивает.
Какие советы можно дать начинающим спортсменам, тем кто хочет попробовать себя в этом замечательном спорте.
Альпинизм — не только спорт, это образ жизни, в котором есть определенные законы, которые нарушать нельзя. В горах рассчитываешь только на себя. Необходимым условием достижения больших высот является терпение. Умение терпеть все: холод, кислородную недостаточность, головную боль, истощение, отсутствие влаги.
Сделал ускоренный шаг и израсходовал ресурс, а взять его негде. Кто-то не понимает этого и скажет: «Я спортсмен, бегаю по 10 км в день, подтягиваюсь 15 раз». Но многие спортсмены, попадая в горы, становятся беспомощными, как дети, и их это шокирует. Нужен определенный уровень интеллекта, нужно четкое понимание своего организма, физиологии, понимание жизни гор.
Я не случайно сказал, что советская школа была лучшей, она позволяла альпинистам постепенно совершенствоваться и получать от этого удовлетворение.
Как сказал Визбор: « …туда мой друг пешком и только с рюкзаком и лишь в сопровождении отваги».
Екатерина Минак
