Хорошо, когда не надо ничего играть, молчаливые роли — это подарки артистам, а хаять свой дом и свое кино — неправильно. Об этом заслуженный артист России Виктор Добронравов рассказал «Известиям» перед выходом в прокат героической картины Алексея Нужного «Огонь», в которой он сыграл пожарного.
— Режиссер фильма старался минимизировать объем компьютерной графики, чтобы в глазах актеров отражалось настоящее пламя. Каково это было — сниматься в условиях реального пожара?
— Мне всегда нравится, когда не нужно ничего играть. Когда управляешь настоящим танком, не надо притворяться, что управлять им тяжело, так и есть. Вот и на съемках «Огня» было действительно горячо — всё вокруг полыхало. Это дает эффект присутствия.
— Читала, что все актеры занимались специальной физподготовкой перед съемками, чтобы выполнять трюки. Что вам пришлось делать?
— Не сказал бы, что это была физподготовка. Я и без съемок всегда стараюсь быть в форме: хожу в спортзал, бегаю, плаваю. Всё как у обычных людей, ничего особенного. В фильме мне пришлось водить пазик. Кажется, в кадре я уже управлял всеми транспортными средствами, а после танка мне и вовсе ничего не страшно. Но в этом фильме я вел автобус по горящей дороге — это оказалось непросто. Были эпизоды, когда мы ехали по лесу, а дорогу заволакивал дым. На расстоянии вытянутой руки ничего не видно, а ехать надо. Непонятно, где в следующий момент появится дерево, в которое ты въедешь...
— Персонаж у вас молчаливый. Когда вам предложили эту роль, как отреагировали?
— Порадовался. Еще лет десять назад меня бы увидели в роли Макса — поющего парня с гитарой, веселого, балагура, которого в картине сыграл Тихон Жизневский. Мне нравится, что я меняюсь, что режиссеры видят меня в разных амплуа.
Молчаливые роли — это подарки, артистам такие всегда в кайф. В жизни я совсем не такой: не молчаливый и бороду не ношу.
— Сегодня, когда все стремятся к успеху и финансовому благополучию, такие профессии, как пожарный или спасатель, считаются уделом неудачников. Опасно, платят мало, работа тяжелая. Осуждаете тех, кто так думает?
— Это нормально. В природе есть красивые и яркие птицы, а есть муравьи и черви, без которых планета не смогла бы существовать. Есть профессии заметные, а есть молчаливые. При этом то, что для них будни, для нас — геройство и сумасшедший риск.
Есть хорошее выражение: «Люди всякие нужны, люди всякие важны». Есть шахтеры, есть таксисты, есть рыбаки и другие рабочие профессии. Те, кто работает на заводах, например сварщики, никого не спасают, не занимаются геройством каждый день, но на их плечах держится всё: страна, экономика. Человек прикручивает маленькую деталь, но без нее не работает весь большой механизм. Отношусь к таким профессиям с большим уважением.
Артисты тоже могут быть известными, популярными, да хоть суперзвездами, но при этом могут играть в спектакле крохотную роль, без которой постановка бы не сложилась. Мне кажется, каждый из нас должен ощущать себя частью общего, частичкой большой страны.
— Как оцениваете общее помешательство исключительно на успехе?
— Не вижу в этом ничего плохого, просто все должно быть в меру.
— Мне кажется, плохо, когда не профессионализм, а именно успех становится самоцелью. Почему современные дети хотят быть блогерами? Потому что в 10–12 лет можно зарабатывать миллионы.
— На эту тему мне вообще говорить не хочется.
— Почему? У вас же дочки растут. Трудно их воспитывать в эпоху Instagram и TikTok?
— Думаю, я вложу в их головы здравый смысл. Что касается соцсетей, ни TikTok, ни Instagram у моих детей нет.
— Запрещаете?
— Конечно. У Instagram вообще-то есть правила, где написано, что этим приложением можно пользоваться только с 12 лет. Хотя бы это дает мне право не разрешать своей старшей дочери заводить там страницу. Вот будет ей 12 лет, тогда пожалуйста.
— Обычно знаменитые родители чуть ли не с рождения заводят своим детям аккаунты и ведут их сами.
— Такова наша реальность. Я далек от соцсетей. У меня есть только страничка в Instagram, и то по причине, что моя жена фотограф и делает много прекрасных снимков, которыми я и делюсь. Ни в одной другой социальной сети меня нет. Я против подмены настоящей жизни виртуальной реальностью.
— Говорят, что создатели многих российских фильмов, в том числе «Огня», стали решать истории в голливудской манере. Это лишает картины души.
— Что? Нет души? (актер начинает говорить все громче и эмоциональнее. — «Известия») Они что, не смотрели этот фильм? Обрыдаться, обсмеяться — что значит «нет души»? Это фильм-катастрофа, в нем должен быть масштаб, зрелищность, в какой еще манере его решать, если не в голливудской? Я очень рад, что возникают такие фильмы, как «Салют-7», «Движение вверх», «Т-34», «Легенда №17», «Экипаж», «Огонь». Эти картины возвращают русского зрителя в кино, возвращают ему веру в отечественные фильмы, в то, что мы умеем снимать.
Почему, когда мы ходим на «Мстителей», не плюемся? Мы жуем эту жвачку уже много лет. Я считаю, что фильм «Огонь» очень душевный, он гораздо больше, чем просто фильм-катастрофа. Это история про людей, у каждого персонажа своя завершенная, проработанная линия.
К любому фильму можно придраться, кино — не пряник, чтобы всем нравится. Но есть объективные вещи: эта картина очень цельная, мощная, эмоциональная. Что касается критики — критиковать несложно. Гораздо сложнее снять кино, чем прийти, посмотреть и обосрать. Извините, по-другому не скажешь. Сталкиваюсь с этим всю мою осознанную жизнь, но никогда не понимал тех, кто хает свой дом. Свое кино надо любить. То, что происходит с ним в последние годы, — это развитие семимильными шагами, причем в разных жанрах.
Кто-то считает, что и театр у нас уже не тот, как в советское время. А я думаю, что это неправда. У нас есть прекрасные театры, и я служу в таком, есть прекрасные режиссеры, замечательные артисты и спектакли, которые со временем станут великими, войдут в историю.
— Кстати о театре. Вам тяжело играть перед залом, в котором 25% зрителей?
— Тяжело, но человек привыкает ко всему, вот и мы привыкли. Скучаем по полным залам, по какой-то непринужденной атмосфере праздника. Но сейчас такое время, когда ты постоянно вынужден поправлять маску, оглядываться на кашляющих.
— Вы размышляли, для чего человечеству нужна была пандемия?
— Много теорий заговоров, я в них не особо разбираюсь. О себе скажу, что был рад провести 3,5 месяца в кругу семьи, мне это было необходимо. Например, нужно было остановить всю планету, чтобы мой папа (актер Федор Добронравов. — «Известия») перестал работать, играть спектакли и сниматься в кино. Когда все закрыли, у нас появилась возможность видеть друг друга, общаться. Мне было полезно соскучиться по работе, подумать о том, чем хочу заниматься. После перерыва я с радостью и удовольствием вернулся на съемочную площадку, на репетиции в театр, на сцену.
— В одном из интервью вы рассказывали, что ваша супруга — ваш лучший друг, а ваша мама — лучший друг для вашего отца. Как к этому можно прийти в браке?
— Не знаю, как это сделать, если этого изначально нет. Мы с женой были друзьями со школы. Позже мы поняли, что ближе друг друга у нас никого и не стоило бы упускать такую возможность, терять такую близкую связь (смеется). То же самое было у моих родителей — они знали друг друга со школьной скамьи. Для дружбы нужно взаимоуважение и терпение. И любовь, конечно. Любовь как константа, как что-то непреходящее.
— В вашей династии крепки семейные ценности. Но сейчас все больше молодых людей относят себя к категории чайлдфри. Как думаете, почему?
— Это психологическая инфантильность, мы живем ради удовольствий. Вот ты вырос и думаешь: «Зачем мне пеленки, если я хочу поехать на Бали и лежать там на пляже?» Ну и ради Бога, значит, психологически и ментально ты еще не готов подарить кому-то свою любовь и жить ради этого. Не могу сказать, что это беда, когда тебе 25. Наверное, это определенный этап развития. Вот если человеку 55 и он чайлдфри, это уже печально.
Я всегда считал, что было бы здорово, если бы я стал молодым отцом, как мои папа с мамой, чтобы ребенок у меня родился в 21 год. Но первая дочь у меня появилась, когда мне было 27 лет. Ну и что? Главное, с кем, а не в каком возрасте.
Наталья Васильева
