Я сейчас сделаю некрасиво, но с некоторых пор (а точнее — с 01:07 в районе метро Багратионовская, рядом с круглосуточной выпечкой, Изольда, привет, осетинский пирог сделал меня мужчиной), — с некоторых пор меня перестало это волновать, потому что я и так дурашливый, и мимика у меня странная — в общем, неудивительно, что в девятом классе меня не взяли на телеканал "Карусель", зачем детям на это смотреть?
Хотя дети всё стерпят, как и бумага, и конечно, этим каждый не преминет воспользоваться. Но меня обошло. Правда, стало только хуже, потому что закон сохранения импульсов изменить нельзя, и шарик энергии, шаровая молния, гулко треща, всё равно живёт перекатами и стреляет то в ухо, то в плечо, то холостыми.
Помню туманы раннего утра города, в котором я родился. Это самое точное отображение моих убеждений, моих ценностей. Туман лежал и сидел, и двигался, и даже храпел и всхлипывал. Туман был живой как чья-то пасть, и жутко не хватало, чтобы кто-то вдруг появился с факелом, взял за руку и сказал — я тебя люблю.
Так могла сделать бабушка, которая отводила меня в детский сад, но она была другой интонационно. Она была другом, она была Санчо Пансой, и я действительно иногда слышал в тумане смешивший меня цокот копыт, хотя на самом деле это у бабушки была такая обувь — с необычной, трунькающей аэродинамикой.
Совсем не такой, совершенно другой, туман обложил нас спустя годы на Лосином острове. Мой дядя вёз меня в закрытый стационар, чтобы меня просветили всеми возможными светочастицами. Опять мотив факела, я не специально. Мы ехали в тумане, а у дяди тогда ещё отняли водительские права. Автомобили такого порядка я с тех пор люблю больше всего — маленькие, компактные, юркие джипы, режущие туман как прокисшее молоко.
Туман, туман. Ту мач фор сач... Мы зашли в здание, прошлое тут же утонуло в тумане, и я оказался в кабинете доктора. У него на лбу сиял, отсвечивая от операционных ламп, диск. Хотелось крутануть его и сыграть концерт на виниле, мне говорили, что так и бывает, что так ты и видишь впервые любовь. Это долгий разговор, потом меня не раз обвиняли в том, что я слишком увлекаюсь, не вижу берегов. А как их видеть в тумане?
Как вы поняли, это была некрасивая часть. Простите, мне стыдно, что я заставил вас заглянуть в это. Теперь обратимся к части красивой, от которой забирает дыхание. Хотя вы проверьте — возможно, ваше дыхание забирает курево, или вы просто, как я, неправильно дышите. Бок болит? Это существенно. Если нет, то бог с вами, только знайте, что от курения туман не займётся, а толку тогда?
Мне почти двадцать пять. В моём возрасте уже рассматривают трофеи, уже пытаются делать выводы, что дальше. Моя первая девушка случилась со мной всего два месяца назад. До этого я никогда ни с кем не встречался. Были подходы, были попытки, были подкопы, как в игре с воюющими червячками. У этого много причин, и я не буду в них сейчас углубляться, может быть, в другой раз.
Эту девушку зовут Ира — как мою крёстную мать, кстати, которую я (чистая правда!) в последний раз видел именно в тумане. Родной город Одинцово. Памятник Ленину. Я любил жевать бычки у его подножия.
Ира была девушкой из моей мечты. Если это описывать, это что-то совокупное между разрытой мокрой землёй, заливаемой ливнем на откосе в деревне, круглосуточным ломбардом и смуглянкой, давящей своими ступнями вагон винограда, а потом садящаяся на велосипед, на руле которого висит отрогая соломенная шляпа со строгими полями. Я даже забыл, что мы познакомились в пятницу тринадцатого, потому что это было неважно — всё и так вышло из разряда обыкновенного в тот день, потому что я вообще не собирался никуда не ехать, но случилось сразу несколько совпадений.
Мы были влюблены, и я уже думал, чтобы завести блатное знакомство в каком-нибудь загсе. Во всяком случае, я стал бегать трусцой по вечерам, и на моём пути всегда лежало парочку мест — исходя из этого, я и строил маршрут, потому что доверяю своим странностям больше, чем голосовому помощнику или чего там ещё придумал гугл.
Мы были влюблены примерно месяц, и я не знал, как существовать, потому что я почти летал. В этот промежуток, так совпало, я даже подрался с отцом, и всё воспринял так спокойно, как будто и правда повзрослел. Потом я благодаря появившейся удаче познакомился с несколькими хорошими людьми, смог возобновить общение с теми, с кем давно не мог, а ещё мне показалось, что я наконец готов сходить в храм и наконец-таки включить свою светлую голову на все возможные гигагерцы.
В своём болезненном пике любая мысль режется до крови об острый угол и падает вниз. Об этом можно говорить по-разному. Писатели вестернов говорили тоже красиво — "все дороги с вершины ведут вниз". Не знаю. Я до сих пор думаю, что это заблуждение, что мы все просто глупые, и любовь — это не болезнь, а просто чудо, и естественно, ты реагируешь на него шоком. А потом приходит осознание, привыкание. И чудо уже не чудо. Ну что ж...
Ира захотела расстаться. Я всё равно её люблю. И теперь не знаю, как мне это носить. Мне попеременно кажется, что я должен всё развернуть, изменить, разворотить.
Я же могу, мне несложно, мне даже охота.. Но насильно мил не будешь. И я стою у круглосуточной выпечки, пока Изольда разогревает мне в микроволновке осетинский пирог, и почти плачу, и при этом смеюсь, и я не знаю, как быть с тем, что последний поезд метро уже прошёл, телефон сел, а кровать моя далеко — так же, как и сон. Звенит микроволновка, Изольда отдаёт мне пирог и желает доброй ночи. Я выхожу, но тумана нет.
А он и не нужен больше. Это позади. Я люблю туман. Я люблю его. И Иру люблю.
Но они живут по своим законам. Это больно, но, к сожалению, Бог не оставил книгу жалоб и предложений.
Глеб Буланников
