Профессор Университета Вандербильта Джоэл Харрингтон — известный специалист по истории европейского Средневековья, но его вышедший в 2013 году «Праведный палач» — книга популярная, местами почти беллетристическая. На ее героя, Майстера Франца Шмидта, служившего палачом города Нюрнберга на протяжении 40 лет в конце XVI — начале XVII века, Харрингтон наткнулся случайно: переиздание шмидтовского дневника попалось ему в одном из букинистических магазинов.
Текст этот был не то чтобы неизвестен историкам. Записки были впервые опубликованы в начале XIX века, служили важным свидетельством дикости домодерного правосудия для немецких юристов, были облюбованы романтиками, вдохновляли авторов разного рода литературы ужасов и потом издавались еще несколько раз (правда, в несколько исправленном виде). Однако до Харрингтона никому не приходило в голову задуматься, что собой представлял сам Франц Шмидт, откуда возникла эта, в сущности, парадоксальная фигура — палач-интеллектуал, профессиональный убийца и вдумчивый хронист с ярко выраженным этическим отношением к жизни?
Дневник Шмидта — ни в коей мере не исповедь. Главным образом это хроника его профессиональной деятельности, то есть пыток и казней: обезглавливаний, повешений, колесований, потрошений и т. д.— с разного рода техническими деталями и иногда краткими биографиями осужденных. Харрингтон скрупулезно систематизирует все эти ужасы, но также он пытается читать между строк — по крупицам реконструировать из вполне безличного нарратива подробности жизни и взглядов своего героя. Помимо того, он привлекает архивы Нюрнберга и Хофа (родного города Шмидта), а там, где документы бессильны, прибегает к догадкам и фантазии. Получается настоящая биография.
Франц Шмидт и правда оказывается крайне любопытной фигурой. Время его жизни пришлось на тревожную переходную эпоху: сотрясавшие Священную Римскую империю гражданские войны, чума, малый ледниковый период, беспрестанная охота на ведьм соседствовали с распространением культуры и постепенным возникновением модерного государства с четким сводом законов и упорядоченной бюрократией (Нюрнберг, где служил Франц, был одним из центров этой модернизации). Шмидт был человеком, воплощавшим эту переходность, слом эпох — попытку разрыва с классическим образом средневекового палача.
Собственно, палачом он стал благодаря несчастной случайности. Его отец, Генрих Шмидт, оказался в толпе зрителей, когда взбалмошный маркграф Хофа Альбрехт Алкивиад решил казнить трех провинившихся оружейников. В отсутствие палача он вызвал для исполнения казни из толпы первого попавшегося человека. Согласно традиции, однажды принявший на себя обязанности палача уже не мог заниматься другой работой. Он, а также все его потомки становились париями, лишенными гражданского достоинства и обреченными на презираемую всеми кровавую работу.
Молодой Франц вынуждено унаследовал профессию от отца, стал одним из лучших мастеров своего дела на всю Германию, однако он мало походил на своих коллег. Большинство палачей не слишком сильно отличались от тех, с кем им приходилось иметь дело. Они, как правило, были пьяницами, развратниками, полукриминальными личностями и часто сами кончали жизнь на плахе. Казнивший и калечивший десятки людей за год Шмидт был набожным протестантом, с молодости не прикасался к алкоголю, вел подчеркнуто целомудренную и уединенную жизнь. Он построил впечатляющую для палача карьеру, однако главной его целью было вырваться из ненавистного сословия, получить отобранное у его отца звание честного человека и избавить своих детей от репутационного пятна. Как ни странно, ему это удалось. Его восхождение в палаческой иерархии, преодоление многочисленных социальных границ (Шмидт первым из палачей получил звание гражданина Нюрнберга) оказалось способом для непредставимого до того скачка — снятия проклятия.
Эта история самоформирования находится в центре внимания Харрингтона. Все остальное, включая разного рода гиньоль с казнями, бесчинствами и черной магией, служит фоном. Сложно не думать, что «Праведный палач» — на редкость американская книга о типичном self-made man, уверенно идущем к однажды поставленной цели. В этом смысле Франц Шмидт — антипод классического персонажа раннего Нового времени, героя плутовского романа. Основа его биографии — не счастливые и несчастливые случайности, а их сосредоточенное преодоление. Из-за этой целеустремленности Шмидт вызывает у Харрингтона особенную симпатию. Помимо собственно научно-просветительской цели в его книге есть еще одна — воздать своему герою должное, еще один раз оправдать его, очистив от возникшей в XIX веке репутации бездумного кровопийцы, на этот раз — перед далекими потомками.
Игорь Гулин
