Офис компании «ЭргоСоло» удобен не только близостью к метро. Чтобы попасть в любой из его кабинетов, надо пройти через большой холл, который оборудован под симпатичное кафе. Так что когда Владимир Шахиджанян пришел на нашу встречу, я не волновалась в скучном коридоре, а ждала его за чашкой чая. Он попросил 10 минут, чтобы тоже подкрепиться, а заодно обсудить с сотрудниками рабочие моменты. Во время этой летучки его молодой коллега дважды выходил в холл-кафе за пирожными, а из кабинета слышался голос мэтра: «Еще два миндальных!» Мой собеседник очень любит сладкое и не скрывает, что ему нравится играть в ребенка.
Рассказывая о Владимире Шахиджаняне, есть риск начать «не с того» – уж очень человек разносторонний.
Шахиджанян – автор популярного «Соло на клавиатуре» и руководитель фирмы «ЭргоСоло», где была создана эта программа и сейчас разрабатываются новые продукты – курсы по развитию памяти, скорочтению.
Шахиджанян – известный журналист, активно сотрудничающий с периодическими изданиями, радио и телевидением. Среди его знаменитых собеседников – Вольф Мессинг, Леонид Енгибаров, Дмитрий Шостакович, Олег Табаков, Борис Гребенщиков... Он более 30 лет преподает на факультете журналистики МГУ, ведет семинары «Психология журналистского творчества», «Технология журналистского творчества», «Особенности общения журналистов».
Шахиджанян семь лет помогал Юрию Никулину в написании книги «Почти серьезно…». Он автор нескольких книг: «Мне интересны все люди» (рассказы и очерки), «Учимся говорить публично» (оригинальный курс риторики), «КомпьютЕрики шутят» (антология компьютерного юмора). А его самая нашумевшая работа – книга об интимных отношениях «1001 вопрос про ЭТО».
– Владимир Владимирович, в одном из интервью вы говорите, что ваш секрет успеха – любить себя.
– Да!
– Что это значит?
– Есть у меня один приятель, хороший парень. И вот я никак не могу заставить его полюбить себя. То есть в принципе-то он себя любит: хорошо питается, одевается в чистую одежду, ездит на хорошей машине. Но он все время ноет: «Я плохой, у меня ничего не получается, я ни на что не гожусь…»
Для него это способ поворчать и объяснить, почему он ни черта не делает. Он способный – знает Маяковского, Блока... Я, чтобы запомнить фразу «Все прогрессы реакционны, если рушится человек», повторил ее раз четыреста. Я вообще дебил по сравнению с ним.
– То есть?
– Вы видите перед собой уникальное создание. Я родился в Ленинграде за год до войны. Кто мой папа – тайна, покрытая мраком; в метрике в пункте «отец» был прочерк. Всю жизнь я по этому поводу невероятно переживал… Когда мне был год, началась война, мы не уехали в эвакуацию. И первые пять лет я умирал. Ничего не ел, не играл, заикался... Самое главное воспитание и образование человек получает до трех лет. А если война – блокада, голод, жизнь на волоске? И вот до пяти лет я ничего не получил! Знал только одно: поесть (а нечего), бомбежки и страх – вот-вот умру. У меня не было детства, поэтому сейчас состояние детскости…
Я поздно начал ходить и говорить. Мало того, я плохо учился – до сих пор не понимаю, что такое Н2О. Знаю, что вода, но вот как там молекулы соединяются… Язык учить – нет, правила – нет, математику – нет, и почерк плохой. Когда повзрослел, если мне нравилась какая-нибудь девочка, то она смотрела на меня так, будто я противный лягушонок. Я это чувствовал, и лет до 19 их боялся.
Что я вкладываю в слова «любить себя»? Радоваться жизни и понимать, что я самый главный человек на свете – главнее меня нет в этом мире! И главнее вас – для вас. Вы были на нашем сайте http://nabiraem.ru?
– Да.
– Там сейчас 91 тысяча учеников. Я хочу их сделать по образу и подобию своему: чтобы они любили жизнь, не ныли и не злились, и чтобы работа была по призванию. Или увлечение по душе, а работа так, для денег.
– Когда же вы поняли, что себя надо любить?
– Пожалуй, лет в 19, когда все было плохо, и я сказал: пошли все к черту, вы ничего не понимаете. Я такой, какой есть. Я хороший.
И еще мне всегда везло на людей. Я в 12 лет познакомился с режиссером Григорием Рошалем. А через него – с Шостаковичем, Черкасовым, Борисовым, Акимовым, потом уже Товстоноговым. В детстве мы познакомились с Сережей Довлатовым, нам было по 12 лет, и мы занимались в литературной студии при газете «Ленинские искры».
Со Ждановки мы переехали на Петроградскую сторону, на улицу Скороходова. В нашем доме находилось издательство «Парус» и журнал «Знание», которым руководил Горький. Я очень гордился, что туда заходили и Шаляпин, и Бунин, и Зощенко...
А детство мое прошло (дачи у нас не было, из пионерского лагеря я сбегал) в Ботаническом саду имени Владимира Комарова на Аптекарском. Райский уголок.
Еще я ходил – потому как взрослые посоветовали – по всем музеям, и записался в библиотеку имени Салтыкова-Щедрина, где тоже провел много времени, потому что книжки любил, а денег купить их не было. И все это мне помогло, когда я сказал: «Пошли все к черту! Мне 19 лет, я некрасивый… но я все сделаю. Я буду снимать кино!» Но с кино не получилось. Хотя я поставил несколько фильмов – документальных, и один художественный («Клоун Мусля», снятый в 1980 г. – прим. ред.).
Мои ребята здесь, в «СОЛО», надо мной издеваются. У них есть фраза: «Это начиналось на кухне Шахиджаняна». Я пару раз обмолвился: «Этот-то? Я его знаю, он у меня бывал». И правда, у меня дома перебывало много людей: Андрей Макаревич, Елена Камбурова, Юрий Никулин, Игорь Кио, Валентин Распутин, Виктор Мережко... С кем-то работали, с кем-то просто общались. В Ленинграде я жил до 24 лет. И там же, на Петроградской стороне, жил вот этот человек (листает журнал и показывает на фото).
– Это Шостакович?
– Шостакович. А этот человек (показывает на Юрия Никулина) защищал Ленинград всю войну. А этого человека я полюбил, когда мне было 22 года, и я в жизни не думал, что с ним встречусь. Это Шарль Азнавур. А вот повезло: несколько раз встречался, говорил… Гениальная личность! Когда бывает тяжело, я всегда его вспоминаю и слушаю его песни.
– Все эти люди – у них тоже была любовь к себе?
– По крайней мере, вера в свое Я. При всех сомнениях, они знали, что правы. И у них было дело. Когда у тебя есть дело – у Шостаковича музыка, у Гранина литература, у Алеши Германа кино, у Георгия Товстоногова театр – это очень помогает.
– Почему вы решили заняться журналистикой?
– Потому что ничем другим прокормиться не мог. У меня не было высшего образования, и с устройством на работу туда, куда я хотел, ничего бы не вышло. Кроме того, с 19 лет я был связан с людьми, на которых имел зуб КГБ. Нет-нет, я не был диссидентом. А они были, и мы дружили.
Журналистика позволяла заниматься тем, что интересно. Вот мне было интересно кино, я хотел заниматься режиссурой. Во ВГИК меня не приняли, в театральный тоже, и люди сведущие дали понять, что и не примут никогда.
И еще журналистика – это профессия, где не требуется ни аттестат, ни прописка, ни особые умения: написал статью, сдал в редакцию – опубликовали, заплатили. И неважно, что у тебя за национальность, тем более, можно писать под псевдонимами – у меня их было около ста. Я наивно думал, что так «компетентные органы» ничего обо мне не узнают. Они, конечно, все равно все знали, но многое позволяли.
Вот так пошла журналистика. Потом педагогика, сексология, психология и вообще много чего. И даже на такси поработал.
– Писали о таксистах?
– Да. Полгода вел рубрику в «Московском комсомольце» – «Зеленый огонек» – и работал таксистом. Интересно было! Девочки, мальчики, тетеньки, дяденьки, беседы. И что ты поставишь на торпеду, о том с тобой и будут говорить. Открытку с красивой дамой – все обсуждают женщин; рекламу Сбербанка – рассуждают о деньгах; автомобильную открытку – начинают про автомобили.
Я тогда работал над книгой «1001 вопрос про ЭТО», и поэтому там масса исповедей, которых я наслушался от пассажиров.
– Как вам пришла идея заниматься сексологией в СССР?
– Переехав в Москву, я познакомился с Ароном Исааковичем Белкиным – крупнейшим психиатром, который занимался проблемами сексологии. Он первым в стране начал работу, связанную с операциями по смене пола. В то время человека, решившего сменить пол, объявляли психически больным и пытались лечить. Теперь все понимают, что такое решение – не прихоть, а раньше приходилось доказывать это в самых высоких инстанциях, получая разрешение на проведение операций.
Белкину я помогал как журналист, а потом продолжил работать с ним как психолог. Сотрудничали более 25 лет, вместе организовали Психоаналитическое общество. А поскольку я занимался проблемами сексологии, то стал вести рубрику «Про ЭТО» в газете «Московский комсомолец». Публикации пользовались бешеной популярностью.
– Давления сверху тогда уже не было?
– Было, еще какое! Слышали бы вы, как секретарь горкома партии орал на Павла Николаевича Гусева, редактора «МК»…
А потом меня признали самым безнравственным человеком в Москве. Но именно после газетных публикаций одно издательство предложило мне написать книгу на эту тему. Начиналась перестройка, к сексу отношение менялось, а многим было не до этих проблем. Общество было слишком политизировано. Но цензура работала, и я долго доказывал двум цензорам (мужчине и женщине), что секс – он вне политики, и ничего секретного в нем нет. Книга вышла тиражом 300 тысяч – это много, но достать «1001 вопрос про ЭТО» было невозможно, ее стали переиздавать (общий тираж – 2,5–3 миллиона). В каждое переиздание я вносил правку: новые письма, более подробные ответы. Меня стали принимать за сексолога, и я пачками получал письма: «Что делать, у меня фригидная женщина», «Что делать, у меня муж бисексуал»... Я старался на все письма ответить, и всегда подчеркивал, что я не сексолог. Сексолог – врач, а книга моя написана с точки зрения психолога, журналиста и просто человека.
А потом я начал изучать проблемы гомосексуалов. Они считают меня гомофобом, который их якобы ненавидит, а гетеросексуалы – гомосексуалом, поскольку я много о них пишу.
– Почему гомофобом-то считают?
– Потому что я люблю цитировать Андре Жида: «Покажите мне счастливого гомосексуала, и я покажу вам веселенький труп». Нет счастливых судеб у гомосексуалов – я таких не знаю. А я многих изучил. Гомосексуализм – это не болезнь, такими рождаются. Им труднее, их нужно понимать.
– Их сейчас больше, чем раньше?
– Как и было, 4% среди мужчин и два среди женщин.
– Но ведь сейчас они заметнее?
– Заметнее!
– Я думаю, в этом много показного, модного.
– Модного нет, а показное – есть сейчас. Разрешили. Долго же нельзя было даже слово это произнести публично. Почему за рубежом пошли эти парады (я против них, кстати)? «Да, мы такие!» – выплескивают из себя, чтобы стало легче. Почему в каждом городе есть места, где до 200 человек по вечерам собираются? Чтобы убедиться: «не я один такой».
В этот момент в кабинет входит один из сотрудников «СОЛО»:
– Курильщик.
В.Ш. – Пришел, да? Ну, пусть заходит!
Я курил 55 лет. Два года как бросил. Теперь всех, кто курит, пытаюсь отучить, и всего за 10 минут. Хотите посмотреть, если он не будет против?
Молодой человек Станислав производил впечатление заинтересованного, но скептически настроенного человека. Немного с ним поговорив, Владимир Владимирович начал сеанс. Не буду описывать подробности – скажу только, что занял он ровно 10 минут, а Станислав, прощаясь, был белым как полотно и на сигареты косился с отвращением. Наша беседа продолжилась.
– Как вы разработали эту методику?
– Я не совсем ее разработал – частично «украл» у Ивана Петровича Павлова (кстати, с его внуком мы учились в одном классе). Она формирует условный рефлекс.
– И этот парень действительно бросит курить?
– Если сделает все, как я велел, то бросит. А не послушает – опять начнет. Стало быть, не очень-то и хочет бросать.
– Мы готовим номер о СПИДе. Как вы считаете, почему он до сих пор непобедим?
– Причин много. Человечество уже 2000 лет борется с сифилисом – правда, от него уже не умирают, и его быстро лечат, но сколько веков потребовалось для этого результата! Когда-нибудь найдут лекарство и от СПИДа. А пока он будет распространяться. Кстати, если провести тотальное обследование, выяснится, что СПИДа на порядок больше, чем официально значится.
– Есть мнение, что эта проблема раздута – от других болезней умирают не меньше.
– Так нельзя рассуждать. Конечно, от рака умирают больше. От сердечно-сосудистых заболеваний, от гепатита. Другое дело, что туберкулез и гепатиты более заразны, чем СПИД, – и ничего, живем. Но поскольку СПИД еще не могут до конца вылечить…
Мы мало говорим о СПИДе. О больных, об их защищенности. До сих пор, если вы узнаете, что коллега ВИЧ-инфицирован, вы не станете пить с ним из одной чашки.
У меня почти на каждом курсе один-два больных СПИДом были. Я об этом никому не сообщал, и никто не знает. Но если бы узнали – конечно, ребятам была бы обструкция. И это страшно.
– Просто большинство заражается таким способом...
– Незащищенный секс и шприц наркомана.
– Это осуждается.
– Все осуждается. От глупости, от страха – и от радости, что «не я». Конечно, СПИД выматывает. Я был на нескольких приемах, с разрешения пациентов и врачей, в центре, которым руководит Алексей Мазус. При мне людям объявляли: «У вас…». Конечно, первая реакция несколько заторможенная. Но первую ночь такой человек очень плохо проводит. Не спит, переживает – за что, почему? А потом ничего, привыкает и живет.
– А больные СПИДом могут быть счастливы?
– Я считаю, что счастливых людей не может быть изначально.
– Даже если любить себя?
– Я не могу сказать, что счастлив, – хотя люблю себя. Как я могу быть счастливым, если вокруг СПИД? Если каждый день происходят изнасилования, грабежи, убийства. Если я знаю, что 10% у нас за гранью нищеты. А еще 10% не знают, куда деньги девать. Ужинают на 20 тысяч долларов в римском ресторане… Я не могу этого понять, когда столько людей, которым можно помочь, просто дать денег.
– Вы считаете, возможно равенство?
– Люди к этому придут – будет не равенство, а демократия и разумность. На нашем сайте я создаю сообщество приличных людей. Почти 100 тысяч зарегистрированных, и я надеюсь, что среди них хотя бы 10 тысяч приличных есть. Пусть 4 тысячи, 400 человек – тоже хорошо. Представляете – 400 порядочных людей! Блеск!
– А ваш офис правда работает онлайн?
– Да! Вот не догадался переключить веб-камеру на наш разговор, чтобы все слышали. В Москве я был одним из первых, кто сделал круглосуточную трансляцию – несмотря на сопротивление коллег. Мы стали ближе к людям – ведь приятнее общаться, когда ты видишь, что человек не бездельничает, а работает.
– На сотрудников влияет?
– Я надеялся на более серьезное влияние: как-никак страна смотрит, надо подтянуться! Но ребята привыкли к камере и бывают слишком раскованными. Хотя в целом работа онлайн – это плюс. Ведение трансляции требует подготовки: ребята учатся думать, говорить, искать темы… А если бы они все делали, как я хочу, у нас было бы еще интереснее. Надеюсь, что так и будет. Вот взяли бы нас в проект «Сколково», получили бы мы грант – ой, мы много бы сделали. Это было бы здорово. И я попробую обратиться к тем, кто за это отвечает – вдруг повезет.
Для всех, кто хотел бы научиться набирать слепым десятипальцевым методом, еще раз повторю адрес сайта: www.nabiraem.ru. Если у вас возникнут вопросы и желание пообщаться с Владимиром Владимировичем (или вдруг вы готовы помочь его фирме), можно позвонить по телефону: +7 (495) 995-82-95. А если кто-то хочет установить корпоративную версию «СОЛО на клавиатуре» или написать Владимиру Шахиджаняну письмо, вот его электронный адрес: shahid@ergosolo.ru
Записала Юлия Мешавкина
Опубликовано в журнале «Машины и Механизмы»
