«Классический балет есть замок красоты», — написал поэт Бродский, и с этим не поспоришь.
Здесь одни названия чего стоят: кабриоли, экарте, туры, port-de-bras, двойные фуэте с а-ля сгон. И хотя названия поддержек звучат попроще и как-то даже по-детски (в «рыбку», «на стульчик», «во флажок»), но смотрятся они сногсшибательно — через всю сцену на вытянутых руках, как фарфоровую статуэтку, танцор несет балерину. Но чего стоит эта скульптурная красота — восхищенный зритель не догадывается. А за ней — разрывы связок, переломы, смещение позвоночника, это лишь малая часть большого списка, хорошо знакомого профессионалам. О красоте через боль, о ЧП на спектаклях и травмах в балете мы говорим со штатным массажистом Михайловского театра Игорем Казусевым.
ИЗ ДОСЬЕ "МК"
Игорь Казусев — фельд-шер, реабилитолог, кинезио, висцеро и юмейхо-терапевт. Закончил ЛМУ им. Чудновского. С 1991 года работает спортивным массажистом, как балетный массажист практикует уже 15 лет в Михайловском театре, куда его пригласил Фарух Рузиматов.
У вас пуанты, у нас — каски
— Должность массажиста в балетных труппах существовала еще в дореволюционные времена. Да и в Советском Союзе в театре она была обязательно, — говорит Игорь Борисович. — И здесь речь идет о массаже в широком смысле слова: я, например, постоянно отслеживаю состояние артистов, смотрю их нагрузки. Когда стал работать с балетом, все время удивлялся, как девочка с такой тоненькой щиколоткой и икроножной мышцей, которой визуально как бы наполовину и нет, поднимает свой вес при вращении или других движениях? То же самое и у худощавых с виду ребят, которые на одной руке могут нести партнершу.
— Часто приходится слышать про балетную школу такое выражение: «ломают ногу» — так говорят, когда девочкам в училище ставят ногу. А как буквально происходит эта «ломка»?
— Никто никому ничего не ломает — это система постановки ноги, воспитание артиста. И не ломка даже, а растяжение, подготовка красивой стопы. И это не только стопа, а общая растяжка, шпагаты, что-то еще. И тут, конечно, красота — через боль.
— Балерина на пуантах — это действительно красиво, но больно. Что в этот момент происходит с ее стопой и пальцами?
— У нас в Питере говорят не пуанты, а каски. Но это наше питерское отличие от московских определений: у вас бордюр, у нас — поребрик, у вас белый хлеб, у нас — булка, в балет у вас станок, а у нас — палка. И такая же история с пуантами. При вставании на пальцы действительно идет неестественная нагрузка на стопу, на сустав, что, конечно, неполезно для организма — человек не должен ходить на пальцах. От этого у балерин очень часто возникают артрозы, вальгусная деформация, проще говоря, косточки выходят. И балерины защищаются, используя в касках, то есть в пуантах, силиконовые вставки между пальцами. С моей стороны важно помочь артисту защитить стопу от стрессовых нагрузок, используя массаж, вибрационные техники, кинезиотейпирование, то есть наложение тейпов, которые регулируют работу мышц, связок, создают мягкий ортез.
— В темноте кулис, на ощупь по стопе сможете определить, какой балерине принадлежит нога?
— Во многих случаях — да. И также, если не видеть лица артиста, могу сказать, чья спина, и это не преувеличение.
Половой вопрос в балете стоит остро
— Если сравнить танцора с балериной в поддержке и тяжелоатлета со штангой, это одни и те же нагрузки?
— Вопрос интересный. Как в балете, так и в спорте нагрузки колоссальные. Разница в том, что если артист балета работает всегда со средними весами (от 50 до 60 кг), то тяжелоатлет — с большими, и это приводит к увеличению его мышечной массы. Спортсмены работают рывком, а балетные в один голос говорят, что в балете многое зависит от техники, а не только от физической силы.
И тем не менее это некорректное сравнение — у балетных и тяжелоатлетов разные задачи. Артисты балета должны выдавать эмоции, и им, в отличие от тяжелоатлетов, нельзя показывать тяжесть нагрузок. Им все надо делать легко, грациозно и языком балета, жеста разговаривать со зрителем и вдохновлять его.
— Как часто и с какими проблемами обращаются к вам балерины и танцоры?
— Часто. По статистике, чаще всего ребята рвут крестообразные связки, мышцы, у них «летят» колени, бывают переломы, вывихи, страдает голеностоп, ахиллово сухожилие. В общем, тяжело в балете, и это не жалобы, а факт. К концу своей трудовой деятельности многие артисты приобретают «хорошенький» набор профзаболеваний — артриты, артрозы, у них болят плюсневые кости стопы, межпозвоночные грыжи, случаются миозиты. Я уже не говорю о постоянных стрессах от чрезмерных нагрузок.
Но при этом реабилитационный период после различных травм короткий, но его мало кто выдерживает — чуть зажило, они уже выходят на сцену. Понятно почему — век балетных очень короткий, у них нет времени на раскачку, надо много чего успеть. Ко мне ходил солист: я его реабилитировал, но он все равно раньше времени вышел и снова порвал связки. В результате вынужден был уйти в педагоги, а замечательно танцевал и подавал надежды.
— Как же надо танцевать и какое совершить движение, чтобы порвать связки во время спектакля?
— Эта травма обычно характерна для контактных видов борьбы или когда футболисты делают подкаты. В этот момент нога уходит в сторону, голень резко отклоняется. В танце происходит то же самое, и чаще всего во время прыжков, особенно когда на сцене много артистов, и кто-то кого-то случайно задел. И тут еще многое зависит от пола.
— Половой вопрос так остро стоит в балете?
— Я когда приезжаю на новую площадку, всегда спрашиваю: «Какой у вас пол?» Он очень важен для ног, для спины: если, скажем, у кого-то есть межпозвонковая грыжа, может случиться обострение. Пол должен быть специализированный, амортизирующий, в разных театрах наклон разный — надо приспосабливаться.
Но самый важный фактор — эмоциональное состояние артиста. Очень часто во время спектакля артист вбегает за кулисы и не чувствует, что у него случилось. А если и чувствует, то терпит, балетные вообще очень терпеливые. И у меня были случаи на гастролях, когда девочки танцевали с переломами.
Эмоциональная составляющая в балете очень сильна: артист входит в образ и становится как бы другим человеком. И чтобы он ощутил перелом, должен выйти из этого состояния. И вот артист выбегает за кулисы, и моя задача оценить насколько проблема серьезная. Поэтому сразу я не даю оценку, в первую очередь смотрю по своим маленьким маячкам, что за травма, и, когда эмоциональная сфера затухает, начинаю разговаривать с ними. У меня большая фельдшерская практика, я на «скорой» работал, поэтому тут все отработано.
Вдруг за кулисы на руках приносят артистку — у нее открытый перелом
— В книге великой российской балерины Екатерины Максимовой описан случай, как она на репетиции балета «Иван Грозный», еще не зная тонкостей роли, неудачно вышла из поддержки. Кончилось тем, что Максимова потеряла способность двигаться, а врачи приговорили ее к инвалидной коляске. И только благодаря длительному лечению, специальным занятиям она вернулась на сцену. А Николай Цискаридзе после травмы, полученной во Франции, кажется, год не танцевал.
— Такой случай — не преувеличение, а страшная правда балета. Не дай бог, ошибка одного из партнеров, и все может случиться. Одно неверное движение партнера в поддержке — и балерина падает. Одно неверное движение партнерши — и у партнера «летит» спина.
— А за годы вашей работы с балетом Михайловского театра какой случай вы вспоминаете как страшный сон?
— Были серьезные травмы. Идет спектакль «Спартак», и вдруг за кулисы на руках приносят солистку — она упала, у нее открытый перелом. Или другую, с вывихнутым коленным суставом, — у нее уже надколенник сместился. Там же был разрыв связок на колене у артиста. Причем надо учитывать фактор болевого шока, а спектакль все равно продолжается. Зритель видит красивую картинку, занавес не опускается, а за кулисами — первая помощь: обезболивание, иммобилизация, нужно понять, есть шок или нет, определить тактику своих действий до приезда «скорой».
У нас почему-то любят все ругать, но могу сказать по своей работе: «скорая помощь» у нас приезжает куда быстрее, чем в других странах. Помню, в Венеции вызвали «скорую» балерине — так полчаса ждали, а когда приехала, два медика помощь не оказали — ее просто госпитализировали. А у нас фельдшер сначала сделал бы укол со спазмолитиком, сняв таким образом боль, и актер спокойно бы доехал до больницы. В общем, моя задача, когда я дежурю на спектакле, оценить, помочь и принять решение — танцевать может/не может, вызывать «скорую»/не вызывать, снимать или не снимать со спектакля?
Совсем недавно на том же «Спартаке», собственно, Спартаку разбили голову мечом. Травма сама по себе жизни не угрожающая, но крови было много, а зрители думали, что она бутафорская. Артиста привели ко мне, вижу, что рана на голове уже расползлась. Тогда я быстро ее обработал антисептиком, прижал сверху льдом, лейкопластырем соединил расходящиеся ткани. После этого артист убежал танцевать. Но, поскольку кровь продолжала идти, он еще несколько раз прибегал за кулисы с окровавленной головой. Мне там даже организовали место. И только после спектакля я смог спокойно наложить ему повязку, и он поехал в «травму», где ему и зашили рану.
— Но у Спартака явно было сотрясание. В таком состоянии разве можно танцевать?
— Конечно, нет, но артист есть артист. Таковая его готовность, и могу сказать, что это, конечно, геройство. С травмами, с надрывами, переломами, как правило, продолжают танцевать. А моя задача состоит еще и в том, чтобы уговорить артистов пройти полную реабилитацию и не торопиться с выходом на сцену.
— Новые технологии в помощь балетному травматизму?
— Сейчас из спортивной медицины много в балет приходит. Мы активно используем все новые методики: кинезиотейпирование, вакуумную терапию, перкуссионно-вибрационные методы. Но наряду с этим применяем и восточные техники, например: гуа ша (традиционная китайская медицина, переводится как «выскребаю плохое»). Я уже не говорю про ЛФК, разогревающие мази, наши артисты любят японскую Yoko Yoko — мы называем «ека ека».
Это не мужчины в колготках, а настоящие мужчины
— Какая хореография больше способствует травматизму — классическая или современная?
— Конечно, классическая. Современная не так травмоопасна. Когда в Михайловский пришел Начо Дуато, артисты всех возрастов так и говорили, что мышцы работают совсем иначе, чем в классике. Да и вообще, все по-другому.
— Придя из спорта в балет, что вы открыли для себя в балете и балетных артистах?
— При всем сравнении могу сказать, что балетные — очень хорошие ребята. И более того, я считаю, что балетный артист не может быть плохим человеком: здесь всегда есть поддержка и плечо друга. Мы ездили на гастроли, которые продолжались два месяца, и за два месяца можно узнать человека — я ни разу не испытал разочарования. Меня восхищает их воля, сила характера: человек на таблетках и уколах готов выходить на сцену — это круто.
Я восхищаюсь мужскими качествами наших танцоров: несмотря на их изящность, воздушность, несмотря на то, что все они принцы, — это сильные парни, которые на одной руке могут нести женщину. Так что это не мужчины в колготках, а настоящие мужчины. Люди часто не понимают, что стоит за красивым и простым действием — поднял партнершу и понес. А за ним характер, который формирует мужчину, которому партнерша доверяет полностью, доверяет ему жизнь. И разве мужчина — это только брутальность и гора мышц?
— Последний вопрос. В вашей практике были спектакли, которые обошлись без ЧП?
— К сожалению, нет. Бывают только относительно спокойные. Но практически в каждом спектакле однозначно присутствуют травмы, более или менее серьезные.
МАРИНА РАЙКИНА
