Сына моего гебешники несколько раз выкрадывали из школы. Шел 82-й год.
Дело-то было высосанное из пальца – квартирная воскресная католическая школа, куда ходило несколько детей. Это Кирин родной папа намудрил с конфессией, сделал Кирю католиком. И ребенка определил в воскресную школу (которую, как я помню по Марку Твену, Том Сойер терпеть не мог, а его брат тихушник Сид - любил).
Лубянщики же боролись с католической самодеятельностью - больше не с чем было, всех уже или пересажали или выгнали за бугор. А работать-то им надо, план по раскрываемости выполнять. Вот они и фабриковали дело, нашли преступников. Мужик, который детям библию читал и растолковывал уже к тому времени сидел. Какие-то американские религиозные школьные пособия там получали и переводили. Хотели это оформить, как шпионаж.
Приезжали за Кирей прямо в школу, учителя тряслись в ужасе, а им говорили: родителям не звоните, ни к чему это, пусть мальчик оставит в классе свой портфель и съездит с нами ненадолго, через полчаса вернется. Одна учительница решилась спросить: «Он – свидетель?» Бандит ответил: «Пока - свидетель». И исчез с ребенком. Мобильных телефонов тогда не было. Вечером мне позвонила учительница, боясь объяснить по телефону что произошло, да и не понимая ничего. Ей пора уходить домой, и она не знает, что делать с Кириным портфелем.
Захомутать моего прогульщика смогли дважды, хотя приезжали чаще. То его не было, то он вопил, что мама не позволяет без спросу ездить, и если ему не дадут позвонить и попросить разрешения, он никуда не поедет - ребенок не то, чтобы был обучен азам диссидентства, но как-то их впитал из воздуха.
Они не имели права допрашивать его без взрослого, но надеялись, что никто не пикнет. Учителя и не пикнули.
Со мной тоже поступили не по закону, а брали на испуг - позвонили и позвали, приходите, мол, завтра. Побеседуем. Я отвечаю - знать не знаю, кто это звонит, может, вы меня разыгрываете. Шлите повестку. Но потом дала себя уговорить - думаю, ждать повестки - себе дороже, я с ума сойду от этого ожидания. Хотя понимала, что могли и плюнуть, повестку вообще никогда не прислать. Дело-то у них разваливалось.
Словом, пошла на допрос. Паспорта не взяла. Нарочно. Дурочку валяла. Говорю на голубом глазу - а разве надо? Так они в обход любых их законов меня без документов ввели в свое святилище и целый день там мурыжили. Это было не на Лубянке, а в здании тюрьмы, находящейся где-то в районе Бауманской. Мне в голову не пришло тогда, что взяв меня в тюрьму без документов на проходной, в принципе могут сделать что угодно. Пропал человек и всё – они ни при чём – ни повестки, ни паспорта моего. Это я только сейчас поняла, а тогда была почему-то дико довольна, что заставила их действовать незаконно – типа раздела, разоблачила перед собой их пренебрежение законностью. Идиотка! История вся была идиотская, и с их стороны тоже. Говорили: "Мы сообщим в Союз художников, что вы не желаете помогать органам". Ой, как напугали! А то в Союзе художников думают, что я мечтаю помогать органам.
И я и Киря на допросах вели себя грамотно, на вопросы про католическую школу эту, про преподавателей отвечали: «Не знаем, не знакомы, не слышали про такого». Муратов потом спрашивал Кирюшу: "Они не могут догадаться, что ты им врал?" Кирюха изумился Сережиной наивности: "Да они в этом не сомневаются". Ведь главное не обвести их вокруг пальца, а - не дать материала. Когда мне назвали знакомую-перезнакомую фамилию моего близкого - еще со школы и по сей день – друга, я сказала нагло: не знаю такого. И оказалась права в своей несознанке - речь шла о его брате! Я это поняла только через несколько фраз. Конечно, и этого родственника тоже знала, но хоть в школе с ним не училась...
Напсиховалась я тогда как следует - ребенок утром в школу, а вернется ли? Не зря боялась. Они его, наконец, отловили и увезли, а вечером без копейки денег выкинули там где допрашивали, в незнакомом районе, далеко от дома. У него даже на метро не было пятака – он же из школы был взят, как всегда без портфеля. Почему-то, фишка у них такая была странная. Правда, мы уже точно знали, где он, потому что других детей из этой «воскресной школы» туда же таскали. И ждали на улице втроем: я, мой первый муж и мой второй муж. Там они и познакомились - мужья-то. И, кажется, больше ни разу не видались. Первый муж сейчас в Америке, и наш католик к нему приезжал. Такая история. Там еще много забавных деталей. Несколько лет я об этом боялась рассказывать, хотя гордилась, что вели мы себя с Кирей как маленькие герои.
Потом бояться перестала, а сейчас, видимо, опять пора.
Примечание:
меня в той истории больше всего впечатлил диалог Муратова и Кирюши. Взрослый умный человек спрашивает: "А они не догадаются, что ты врешь?", а ребенок отвечает: "Да они в этом не сомневаются". Откуда он набрался мудрости, как сумел понять правила той жуткой игры? Сережа в этом ничего не понимал, хотя он и жил еще тогда, при Сталине... хотя может именно поэтому и не понимал...
Тут еще нюанс - мой первый муж переводил с английского эти религиозные пособия, а мы развелись года за три до этого, и ОНИ рассчитывали, что я охотно буду давать показания против него. И ОНИ дико удивлялись, досадовали, не могли скрыть раздражение, что я не хочу катить бочку на человека, к которому должна бы относиться плохо. Я и относилась плохо, и в связи с разводом, и тем более, что это он, Коля назвал Кирюшино имя ИМ, (как посетителя воскресной школы), а тех детей, которых он не назвал, никто и не дёрнул. Коля после того, как его вызвали и он сдуру заложил сыночка, встретился со мной, каялся, извинялся, говорил, что может и пронесет, но не пронесло - началась эта история с выкрадыванием Кирюшки. Конечно, злилась я - да не то слово! Но как-то в голову не приходило, что из-за этого я буду "помогать органам".
Конечно, никаких ужасов-пыток со мной не производили, но они уходили поесть, покурить, а я весь день там торчала, устала так, что ловила себя на мысли - всё подписать бы и скорее уйти. Но все-таки это было не очень тяжело и не очень страшно. Может развал империи чувствовался и то, что симпатии любого нормального человека на моей стороне. В воздухе был разлит антисоветизм (не путать с антисемитизмом), империя трещала и распарывалась. Как-то все было одновременно и страшно, и не всерьёз.
И ещё - я была свободный художник, не работала в штате, не планировала никакой карьеры - чем они могли меня застращать? Я была – никто, и ощущала, что это очень удобная позиция в такой истории.
И следователь мой был, по-моему, плохой профессионал, все его фокусы якобы психологические были как на ладони. Пытался объяснить, что все направлено не против нас с Кирей, а против разведенного мужа, которому мне полагается желать плохого.
Еще я реплику смешную симпровизировала - сама была довольна, а следователь явно растерялся. Он говорит: Вот вы отрицаете, а бывший муж пишет, что то-то и то-то. (Кстати, явно передергивал, ибо текст этот мне не показал, сам в него смотрел, а мне не показывал). А я говорю: «Так он врет! Он врун! Он и меня обманывал!»
