В марте университет перешел на дистанционное обучение. Мы оказались не готовы. «Мы» — это преподаватели 45+, уверенные пользователи доски и мела, те, в чьем активном лексиконе нет слов «прокачать» и «юзать». У нас не оказалось микрофонов и веб-камер. Перспектива установки на компьютер какого-то там зума вызывала ассоциации с полетом на Луну.
Пока мы метались в поисках оборудования и осваивали новые компьютерные программы, оказавшиеся при ближайшем рассмотрении не такими уж и сложными в употреблении, начальство успело заподозрить нас в лени и профессиональной непригодности.
Этому способствовала и неожиданная активность некоторой части студентов, оказавшихся невероятно подозрительными и обидчивыми. Мы даже не сразу поверили, когда выяснилось, что отдельные юные существа успели в первую неделю дистанционки, полную неразберихи и нервотрепки, написать на нас мастерски составленные жалобы и потребовать возврата денег за обучение — на том основании, что преподаватель N не провел семинар онлайн, а лишь выслал на почту материалы для изучения и задания для выполнения. «Как так? — негодовали студенты с активной жизненной позицией. — Что значит «изучить самостоятельно»? Мы самостоятельно вообще ничего не понимаем!».
Выяснилось, что есть такая категория студентов — борец за законное право прогуливать. Это тот, кто в «мирное время», до карантина, на занятия ходил без особого энтузиазма, через раз, а то и через три, доклады вовремя не готовил, упражнения выполнял через пень-колоду, на лекциях упирался глазами в смартфон, а на семинарах предпочитал отмалчиваться. И вот этого замечательного студента не обеспечили онлайн-занятиями в должном объеме! Видимо, ему стало непонятно, что он теперь будет с презрением игнорировать.
В общем, пока бурлили все эти страсти, преподаватели 45+ пришли в себя, обзавелись микрофонами, установили нужные программы и преспокойно «вышли в эфир», лишив прогульщиков с активной жизненной позицией главного козыря в борьбе за их мифические права. Учебный процесс пошел своим чередом, и вскоре у нас даже появились силы осмыслить происходящее.
Сейчас мне хочется, подобно Робинзону Крузо, которого шутники в Интернете уже не раз назвали в числе пионеров самоизоляции, приступить к ведению записей в двух колонках: «Что в моем положении плохо» и «Что в моем положении хорошо».
Итак, «Что в моем положении плохо?». Полагаю, что со мной согласятся многие коллеги: весьма мучительным оказалось общение с черными прямоугольничками. Многие годы, даже десятилетия, мы, преподаватели, были окружены людьми. Мы привыкли встречаться со слушателями глазами, следить за выражением лиц. Нам важно, в конце концов, видеть улыбки в ответ на шутку. Но во время онлайн-занятий большинство студентов отказываются включать видео. Когда я попыталась узнать причину, девичьи голоса сказали мне, что невозможно показываться народу ненакрашенными. Молодые люди промолчали, но лиц своих все равно не показали. Чем бы ни была вызвана эта внезапная стыдливость, мне лично такой формат общения очень не по душе. Черные прямоугольники с надписями (а иногда с фотографиями) вызывают у меня неотвязную ассоциацию с надгробиями, а потеря огромного и важного невербального пласта коммуникации делает ее неизбежно ущербной.
Что еще плохо? То самое «мы ничего не понимаем», которое красной нитью проходило через жалобы обидчивых студентов. Дистанционное обучение выявило одну из важнейших тенденций нашего времени: молодое поколение с колоссальным трудом воспринимает письменный текст. Я говорю даже не о чтении учебника — это занятие воспринимается молодежью примерно как высечение искры с помощью кремня (трудоемко и непонятно зачем). Нередко даже отдельное предложение остается то ли не дочитанным до конца (читатель переутомился), то ли понятым процентов на 30, как при чтении на иностранном языке в первый год изучения.
Один небольшой пример. В двух разных группах первокурсников я предлагала тему доклада «Заимствованные слова в центре общественного внимания». Казалось бы, за материалом не надо далеко ходить: через Сеть доступны многочисленные публикации СМИ, авторы которых ратуют за очищение языка от иностранных слов, и воистину бесчисленные дискуссии на эту тему на самых разных площадках. Однако студенты неизменно присылали мне «доклады», состоявшие из перенесенной на слайды общей информации о заимствованных словах (из каких языков они приходят, по какой причине, как осваиваются русским языком). И ни слова об общественном внимании, упомянутом в заголовке!
Что еще плохо в моем дистанционном положении? Конечно же, вал копипаста. Несть числа упражнениям, докладам, курсовым работам, присылаемым мне студентами и состоящим из чистой воды плагиата. Причем те, кто списывает, пользуются всегда худшими источниками информации из всех возможных — такими, на фоне которых пресловутая Википедия выглядит вполне благородно. Боже мой, сколько в Интернете стопроцентно помоечных сайтов, где свалены бесформенной грудой какие-то анонимные рефераты и обрывки устаревших книг! И какой только ерунды не черпают оттуда студенты, одержимые одной мыслью — отбиться от навязчивого преподавателя!
Возможно, у кого-нибудь возникнет вопрос: а что, до самоизоляции было иначе? Интернета не существовало или никто не списывал? Безусловно, все эти явления имели место и до марта 2020 года. Я говорю лишь о повышении интенсивности. Вероятно, при личном — глаза в глаза — общении с педагогом часть не самых добросовестных студентов испытывает муки совести или просто больше боится разоблачения. Скрывшись за черным прямоугольником, превратившись из живого человека в адресную строку в электронной почте, тот, кто никогда не хотел учиться, обрел теперь колоссальную внутреннюю свободу. А студент, у которого один раз прокатило, уже не может остановиться на пути бесшабашного плагиата.
Но хватит о грустном. Не перейти ли мне во вторую колонку записей — «Что в моем положении хорошо»? Хорошо по-прежнему все, что касается, простите за тавтологию, хороших студентов. Экстремальная ситуация обнажила, слава богу, отнюдь не только отвратительные человеческие качества, такие как эгоизм, склочность и стремление наловить рыбки в мутной воде. Ничуть не менее ярко проявились и лучшие стороны людской натуры: ум, трудолюбие, самодисциплина, доброжелательность и благодарность. Некоторые студенческие группы поразили меня серьезным отношением к делу и какой-то неожиданно взрослой собранностью. Они сразу же наладили и четкое выполнение в срок всех заданий, и подготовку докладов, от этих ребят приходят самые толковые вопросы, помогающие мне уточнить содержание следующих занятий.
Хорошо в моем положении и то, что дистанционная форма заставила меня гораздо активнее, чем раньше, готовить презентации для визуального сопровождения лекций и семинаров, разрабатывать новые, соответствующие сегодняшней ситуации задания. Раньше руки не доходили до поиска учебной литературы, доступной в электронном формате. У меня, как у человека, начавшего преподавать еще в прошлом веке, стеллажи во всю стену заставлены необходимой литературой, а многочисленные папки забиты рукописными и печатными конспектами. И да, признаюсь, до карантина я не раз в некотором раздражении говорила студентам, чтобы они пошли в читальный зал, взяли учебник и сделали, как положено, выписки. Требования эти, как ни печально, устарели уже лет 20 назад. А сейчас режим самоизоляции позволил мне примириться наконец с тем, что студенческий вопрос «что почитать?» никак не связан с посещением читального зала. Но это вовсе не означает, что он не требует ответа. Еще как требует! И чтобы ребята не убивали время на помоечных сайтах, преподаватель просто обязан указать студентам новый, электронный путь к репрезентативным источникам информации. Кстати, и старые добрые книжки моей юности оказались в основном доступны для скачивания, и новых очень приличных учебников появилось немало, так что у меня постепенно формируется параллельная бумажной электронная библиотека, содержимым которой так легко и приятно делиться с учениками.
Более того — работа со студентами перешла на новый уровень индивидуализации. Пока я не начала вести занятия онлайн, мне пришлось задавать всем студентам упражнения, а потом проверять работы каждого. А потом уже не получилось остановиться. Так вот и читаю, комментирую, оцениваю с точностью до одного балла упражнений по 100 в неделю. Это утомительно, но мне все равно нравится. И очень здорово, что примеры различных речевых явлений, которые мои ученики сегодня обнаруживают в средствах массовой информации, обязательно послужат следующим поколениям студентов.
Знаю, что некоторые офисные сотрудники, получив «глоток свободы», с ужасом думают о возвращении на рабочее место. О себе этого сказать не могу. Я мечтаю вернуться в университетскую аудиторию. Но точно не ради встречи с доской и мелом. Мне хочется увидеть наконец лица, так долго скрывавшиеся за черными прямоугольничками. Я ведь далеко не всех хорошо помню. Мне интересно, как выглядят те, чьи умные ответы на онлайн-семинарах и яркие письменные работы принесли мне столько радости. А самые обидчивые, те, с активной жизненной позицией, пусть выглядят как хотят. Мир, к счастью, на них клином не сошелся.
Евгения Басовская, заведующая кафедрой медиаречи РГГУ
