Психиатр, психоаналитик, академик Российской академии медико-технических наук, доктор многих наших звезд Александр Теслер рассказывает о том, с какими проблемами чаще всего приходят москвичи, о неприемлемости роли бога в отношениях с пациентами и о том, что в гипноз может вводить даже звук отбойного молотка.
Можно ли говорить о типично московских нервных расстройствах? И если можно, то какие они?
Московские нервные расстройства — это «понаехало вас и понаоставалось», потому что в этом городе всегда существует противостояние. Одни люди считают себя коренными москвичами, чьи дедушки с бабушками когда-то приехали сюда, а другие, приезжая в Москву, напрягаются и пытаются вписаться в московскую жизнь. Но она слишком разнообразная, вписаться в нее невозможно. Нет московской жизни как таковой, городская палитра состоит из сотен оттенков. Москва — город с повышенным темпом, но при адаптации всегда можно выбрать свой темп. Хотя и адаптация к Москве — условная история. Каждый приезжает в Москву за своим. Кто-то для самореализации, некоторые сбегают из тех мест, откуда они сбежали, для кого-то это перевалочный пункт, затем Париж, Берлин или Лос-Анджелес. Со временем человек понимает, зачем сюда приехал. На самом деле для меня нет города комфортнее, чем Москва. Я считаю, что Москва, Нью-Йорк и Берлин — три самых энергичных города в мире. Они абсолютно разные, но каждый может найти в них свой район, социальный уровень, свое общение.
Проблемы у людей во всем мире примерно одинаковые. Просто менталитет психоаналитиков должен перекликаться с менталитетом пациентов. Иначе это абсолютно формальная работа.
А как же Фрейд и Сергей Панкеев? Ведь самый известный пациент отца психоанализа был русским.
Менталитет русских пациентов Фрейда, некоторые из которых стали его учениками, не был исковеркан советской властью. Они знали несколько языков, читали европейскую литературу в оригинале и не были ангажированы государством. Все продвинутые тогда идеи — социальные, демократические, феминистские — могли в полной мере реализоваться и в России, и в Берлине, и в Вене.
С какими проблемами чаще всего приходят к вам?
Самая глубокая проблема — непонимание и нежелание быть понятым для близких людей. Все пытаются настоять на своем, реализовать амбиции, но в первую очередь за счет своих близких. Люди глубоко пренебрежительно относятся к посторонним, они формально вежливы, если воспитанны. Если нет, то других просто не замечают. Проблема же в непонимании со стороны людей, которых считаешь близкими, но они таковыми по сути не являются. Еще это, несомненно, тревога, беспокойство о завтрашнем дне. Тревожные люди компенсируют свои черты характера обязательностью, гиперответственностью. В силу этого они не могут прогнозировать даже недалекое будущее, ответственность их душит.
Москва — очень плотный город… У человека нарушается приватное пространство, которое сложно восстановить дома.
Ну какие встречаются проблемы? Дочь ушла гулять с лихим молодым человеком, жена попала в автомобильную аварию, ремонт будет стоить дорого, пора платить проценты по закладным. Эти проблемы одинаковы во всем мире — что в России ипотека, что в Америке. И, конечно, остро стоит проблема между родителями и детьми, которая неоднократно была описана. Дети не понимают родителей, только с возрастом это приходит. Это нормальный эволюционный процесс, когда дети бунтуют, требуют свободы, а потом оказывается, что свобода есть осознанная необходимость, как писал Энгельс. Часто человек чувствует себя одиноким в большой семье — рядом жена, дети, родители, внуки, но он чувствует себя ужасно одиноко, потому что до него никому нет дела.
Люди приходят с жалобами на расстройство сна, колебания настроения, истощаемость внимания. Рассказывают о том, что с детьми что-то не в порядке или родители относятся к ним тиранически. Обычно в центре сюжета — деспотичная мама, которая мешает 45-летней женщине создать личную жизнь, потому что ей нравится все контролировать. Она требует, чтобы взрослая дочь все время ей звонила и предъявляла своих обожателей, а маме они точно не понравятся. Это грубое нарушение личного приватного пространства. Москва — очень плотный город, многие жили в коммунальных квартирах, люди по нескольку часов в день в стесненных обстоятельствах ездят на работу в метро. У человека нарушается приватное пространство, которое сложно восстановить дома. Человек приходит с работы, а личного пространства нет. Он пытается любым образом перевести на себя вектор чужого внимания, начинает болеть. Это психосоматика, человек болен, все должны за ним ухаживать. Таким образом он не самым удачным образом повышает собственную значимость.
Случается, что люди сильно протестуют против ваших рекомендаций?
Меня однажды попросили проконсультировать одного кинорежиссера. Ко мне пришел милый интеллигентный человек в глубокой печали, который влез в бизнес, у него все посыпалось, пришлось отдать квартиру, дачу. Он сказал, ему должны прийти деньги, через месяц он оформит документы на квартиру для любимой женщины. А потом покончит жизнь самоубийством. Творческий и материальный тупик, жизнь бессмысленна. Я сказал, это будет очень трудный месяц, есть резон попить антидепрессанты, препараты, снимающие напряжение. Он ответил, ну что вы, они так плохо влияют на печень.
В нашей стране смещены понятия «врач» и «психолог». Психологи называют себя психотерапевтами, хотя психотерапевт — это врачебная специальность.
Я со спокойной душой отпустил его в мир доживать этот месяц. Никаких трагических известий с его стороны не поступало. Думаю, он смог себя реализовать в жизни. Кто-то приходит для того, чтобы принять решение, но этот человек решил не брать на себя ответственность, он перевел ее вектор на врача. Если понимаешь, что человек видит только этот путь, то поддерживаешь его в радикальном выборе, он уходит не с принятым решением, а с докторской рекомендацией. Это дает ему определенную индульгенцию, отпущение грехов.
Иногда человек приходит поспорить с врачом. Вежливо поспоришь, а потом начинаешь разбираться, как можно перевести проблему в разряд решаемой задачи. Обычно приходят уже во многом отчаявшиеся люди. Они побродили и по юристам, и по психологам, психотравмирующие ситуации вызывают у них расстройства, требующие лечения.
Среди ваших пациентов есть те, кто после того, как решает свои проблемы, приходит за психоанализом как за совместной творческой деятельностью?
Когда человек приходит в первый раз, ему важно, как реагирует на него врач, насколько интересен психотерапевтический контакт. После реакции на проблему общение с психотерапевтом дает возможность выйти на иной уровень, ведь врач не говорит, это хорошо или плохо, врач поддерживает человека, помогает ему реализовать свой потенциал. Зачастую именно психотерапевтические отношения переходят в длительные отношения, дружбу. У меня есть пациенты, с которыми я общаюсь много лет, лечу их детей, внуков. Они по любому поводу приводят внука, который что-то сделал в школе, а потом мы сидим вместе с этим человеком и разбираемся с его отношением к тому, что произошло у внука в школе.
Хотим мы или нет, как бы мы ни декларировали, что мы над схваткой, врач несет серьезную функцию. Он зачастую становится для пациента человеком, который не осуждает, но тем не менее влияет на его судьбу. Это тот человек, одобрения которого люди ждут.
Много людей в нашей стране часто оперируют понятиями «психолог», «психиатр». О психоаналитиках говорят редко. Почему?
Здесь надо пояснить. Врач-психиатр — человек, который лечит душевные болезни: большие психозы, психические расстройства. Психолог не может лечить, у него гуманитарное образование. У психологов, юристов или финансовых консультантов — клиенты, то есть здоровые люди. У врача любого профиля — пациенты. Психотерапевт — врач-психиатр, который поработал в большой психиатрии, занимается пограничной психиатрией: неврозы, всевозможные реактивные состояния, сексуальные расстройства.
Кто такой классический психоаналитик? Человек, получивший медицинское образование, со стажем в большой и пограничной психиатрии. Затем он проходит несколько лет обучения психоанализу, читает специальную литературу, занимается с педагогами и сам проходит в течение полутора-двух лет психоанализ у супервайзера. Я проходил психоанализ, когда мне было уже за сорок. Ничего нового для себя в нем не нашел, все свои проблемы я определил гораздо раньше. Но до этого я 20 лет работал психиатром.
Амбивалентность русского человека — нагрешить-покаяться, нагрешить-покаяться. Маятник раскачивается с колоссальной амплитудой.
В нашей стране смещены понятия «врач» и «психолог». Психологи называют себя психотерапевтами, хотя психотерапевт — это врачебная специальность, которая требует специальной подготовки. Каждые пять лет врач-психотерапевт подтверждает сертификат, который дает ему право заниматься психотерапией. У нас не регламентирована законами работа психолога, психологи называют себя психоаналитиками, психотерапевтами, коучерами. Люди не знают, к кому обращаться. Человеку плохо, он не знает, болен он или нет. Врач-психиатр может сказать: нужно поработать с психологом, врачебная помощь не нужна. Часто врачи-психотерапевты занимаются еще и психологической стабилизацией, но в отличие от психологов, которые в основном привержены какой-нибудь школе психологии, смотрят, что применить в ситуации с конкретным пациентом, чтобы быстрее принести ему облегчение. А потом для определенной коррекции уже направляют к психологу. Клинические психологи работают в связке с врачом, это тестирование, проведение психотерапевтических и психоаналитических групп.
Но настоящим психоанализом может заниматься только врач, прошедший специальную подготовку. Дело в том, что в Москве практически невозможно заниматься психоанализом, московские пробки не дают возможности приезжать к психоаналитику пять раз в неделю на протяжении двух-трех лет. Четыре-пять раз в неделю, сессия по 40–45 минут — это классический психоанализ.
Фрейд пять раз в неделю проводил сессии с пациентом?
Вы бывали в Вене на Берггассе, 19? Подходишь к зданию, там внизу пиццерия «Фройд», наверху квартира-музей с двумя выходами. Стоит полутораметровая страшная металлическая кушетка с дырками, на которую укладывался ковер, пациент ложился, и ему в голову приходили свободные ассоциации. За изголовьем сидел мэтр, Зигмунд Фрейд, курил большую вонючую сигару, а в ногах у пациента лежала старая больная астмой овчарка и тяжело дышала. Но авторитет Фрейда был столь велик, что все неудобства нивелировались.
Я помню, как-то лет сорок назад главный психотерапевт Страны Советов Владимир Рожнов проводил сеанс гипноза. Это было в 12-й больнице, во Всесоюзном центре психотерапии. Никаких кондиционеров, жара, окна открыты, внизу рабочие взламывают отбойными молотками асфальт. Мэтр Рожнов говорил: «Звук отбойного молотка позволяет вам погрузиться в гипнотический транс все глубже и глубже». И замечательным образом пациенты погружались в гипноз. Все зависит от авторитета врача.
География влияет на психосоматику?
Несомненно. На север люди едут для самореализации или заработка денег. Потому что мерзнуть девять месяцев в году не очень приятно. Хотя я знал массу людей, которые приезжали в советские времена по распределению на север и там оставались, потому что там здорово, совершенно иные взаимоотношения между людьми. Но сейчас нет уже тех отношений в наших северных широтах. Поверьте, многие американцы хотели бы жить в Калифорнии, но у них нет такой возможности. По своему опыту проживания в Лос-Анджелесе могу сказать, что местный климат очень расслабляет. Когда каждое утро видишь в окне солнце, изумительно голубое небо, совершенно не хочется ехать на работу. В Москве с этим проще: встал, посмотрел в окно, залез под душ, согрелся, и уже работаешь.
В Лос-Анджелесе вы как психоаналитик работали?
Как психолог. Через две недели после переезда туда — это было в начале 1994 года — мне уже дали возможность заниматься психологической работой. В русском офисе я занимался адаптацией русскоязычных людей: русских, узбеков, евреев, армян. Координировал социальную программу. Через месяц после приезда я занимался психологической адаптацией людей, которые приехали туда 20 лет назад. Не понимая жизни, происходившей вокруг меня на Сансет-бульваре, я старался помочь сформировать новую систему координат для эмигрантов, опереться на самих себя.
Фрейд считал, что русский человек идеально подходит для психоанализа, поскольку его чувства амбивалентны. Этакий идеальный материал для врача.
Русская традиция — это не закрытость, а возможность открыто демонстрировать свои эмоции. Рефлексирующая русская душа, о которой писал Достоевский. Некоторые считают, что Достоевский придумал русскую душу. Возможно. Действительно, в России люди достаточно открыты, распахнуты, не такие зажатые, как в протестантском обществе, например. Православие подразумевает некую разгульность, отреагирование. Протестанты закрыты на все пуговицы, воспитанны, католики, особенно латиноамериканцы, жовиальны. Амбивалентность русского человека — нагрешить-покаяться, нагрешить-покаяться. Маятник раскачивается с колоссальной амплитудой. Помните, как в рассказе Аверченко пьяный купец рвет на себе рубаху и кричит: «Вяжите меня, куйте меня в кандалы, невинную душу, девочку убил, закопал». В полиции спрашивают: когда? Да 30 лет назад. Да у нас срок давности за убийство десять лет, не можем вам помочь. Купец кричит: не могу так больше жить, на каторгу меня посылайте.
Иногда ко мне приходят барышни и говорят: «Доктор, загипнотизируйте меня на женихов, деньги и красоту».
К Фрейду ездили душу вывернуть наизнанку. А можно было прийти к батюшке, раввину или просто поговорить с другом. Но священник на исповеди работает достаточно условно, может сказать, это хорошо, плохо, отпустить грехи. Врач не осуждает. Иногда пациент не чувствует ограничителей и разговаривает неуважительно с врачом. Тогда врач ставит красные флажки, куда можно пациенту заходить в отношениях с врачом, а куда не нужно. С пациентом зачастую как с детьми, потому что дети тоже должны знать определенные рамки.
Вы допускаете для себя роль отца?
Несомненно, ведь пациенты допускают для себя роль детей, которых ни за что не наказывают. Конечно, существует трансфер, перенос, от этого не уйти. Весь вопрос в том, что врач не должен заигрываться. В каких-то ситуациях чувствуешь себя отцом, в каких-то — товарищем. Нельзя чувствовать себя богом.
Трудно быть богом. Точнее, трудно быть хорошим богом.
Может, и не трудно. Но как только начинаешь чувствовать себя богом, теряешь критику, а это один из симптомов психоза. Бог не может быть хорошим или плохим. Он говорит, а там уже как карта ляжет, богу все равно.
В начале XX века была сильная московская школа психоанализа. Московское психоаналитическое общество было принято Международным психоаналитическим сообществом во главе с Фрейдом. Можно ли сейчас говорить о московской школе?
В 1920-е годы психоанализ был идеологией, большевики с удовольствием заигрывали с ним. Школа врачебного психоанализа была потрясающей. Русская психиатрическая школа была замешана на немецкой классической психиатрии и, соответственно, на психоанализе. Когда начались гонения, всех замечательных психоаналитиков, Залкинда и других, разогнали по провинциальным университетам. В 1980-е годы ослабли скрепы, психоанализ вышел на официальный уровень, покойный профессор Белкин, руководитель психоэндокринного центра, организовал первый трехлетний психоаналитический семинар на базе нейроэндокринного центра на Арбате, 25. Я имел честь присутствовать там, видел много замечательных врачей, психологов. В 1990-е годы психоанализ растащили по ниткам, все стали им заниматься. Читаешь визитку: «Психоаналитик, верховный шаман Чукотки, экстрасенс». Люди, которые называли себя психоаналитиками, занимались коррекцией кармы православными молитвами и так далее. Сейчас московской школы нет, здесь каждый практикует свой психоанализ.
С одной стороны, психоанализ позволяет человеку решить свои проблемы и интегрироваться в социум, то есть в некотором смысле принять «условия ада». С другой — революционный передел существующего ада в таком случае для человека невозможен, он соглашается с тем, что есть. Что вы думаете об этом?
Психоанализ позволяет человеку реализовать свой потенциал по взаимоотношению с внешним миром. Он дает человеку возможность не бояться внешнего мира, не бояться самого себя. Самое главное — не бояться потерпеть фиаско.
Преобразователи, революционеры — люди с определенным строением личности, это было описано и Ломброзо, и Петром Ганнушкиным. Они не приходят к психоаналитику разобраться в проблемах. А если приходят, то их больше не устраивает их матрица. Радикалы — обычно молодые люди, потом радикализм снижается. Они надевают пиджак и идут в офис. Кто-то не надевает. Я сам надеваю его очень редко.
Психоанализ не лишает человека бунтарских порывов. Их снижают, скорее, подагра и радикулит.
Для меня психоанализ не философская система, а рабочий инструмент. Когда у человека есть мотивация, он ко мне приходит. У меня нет резона интегрировать человека в общество. Многие не знают, куда деться от социума. Приходится взрослых людей учить говорить «нет», они не могут отказать самым малозначимым людям, которые их используют, давят на чувство вины, долга. Адаптация к обществу — это решение человека. Хочет — адаптируется, не хочет — нет. Хочет — на метро ездит, не хочет — на машину накопит. Иногда ко мне приходят барышни и говорят: «Доктор, загипнотизируйте меня на женихов, деньги и красоту». Как-то мило с ними говоришь, называешь им другой адрес.
У вас много пациентов среди художников, режиссеров и писателей. Существует мнение, что после психоанализа человек лишается своих демонов, в том числе и демонов творчества. Исходя из вашего опыта это так?
Скорее нет. Когда художник молод, он бунтует, пытается прорваться к миру. Когда прорвался, ему хочется жить на авторские гонорары, продавать работы на аукционе. Многие художники бросают пить. Тот же Шнуров, например. Он декларирует одно, но ведет здоровый образ жизни. С возрастом большинство художников становятся буржуазными. Писатели и художники часто ко мне приходят за помощью в тот период, когда им уже сложно что-то сделать. Они чувствуют, что иссякает их творческий потенциал. Психоанализ дает им возможность подняться на другую ступень, более зрелую, вдумчивую. Психоанализ не лишает человека бунтарских порывов. Их снижают, скорее, подагра и радикулит. То, что мы называем мудростью, является снижением энергетики. Как бы талантлив человек ни был, он живет в социуме, у него есть жена и дети, иногда он воспринимает их как тормоз для творчества. Я же стараюсь сделать так, чтобы своих врагов он перевел в союзники.
Артур Гранд
